Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике - Владимир Владимирович Симиндей

будем забывать, что сам тезис о «советских оккупантах» используется официальной Ригой не для абстрактной характеристики канувших в Лету событий, а для сохранения средневекового по своей сути института «неграждан», оправдания многих современных социально-экономических проблем «последствиями советского тоталитаризма» и подготовки к выдвижению историко-финансовых претензий к России.

Разумеется, историки заинтересованы в дальнейшей работе по рассекречиванию архивных материалов советского периода, способствовать чему могло бы дополнительное финансирование архивной инфраструктуры России. Это позволило бы не только прояснить в ближайшее время многие сюжеты истории и судьбы людей, но и снять известные спекуляции. Правда, здесь стоит отметить, что в США и Великобритании некоторые секреты времен Второй мировой войны и первых послевоенных десятилетий до сих пор скрыты от исследователей. Вместе с тем за последние годы массив рассекреченных документов в российских архивах значительно увеличился. Существуют законодательные ограничения для желающих посмотреть личные дела, например, бывших заключенных, но с остальными рассекреченными материалами может ознакомиться любой историк, в том числе из Латвии.

Латвийские исследователи, вопреки расхожим стереотипам, пользуются этими возможностями. Некоторые – для кропотливой научной работы с соблюдением всех правил обращения с архивными документами, а иные – в провокационных целях и недозволенными методами. В частности, профессор Хейнрихс Стродс добытые в московских архивах копии документов использовал не только в личных познавательно-исследовательских интересах, как заявлял, но и для «насыщения» деятельности латвийской правительственной комиссии по подсчету «ущерба от советской оккупации». А получавший от него консультации адвокат Андрис Грутупс «украсил» материалами из архивных фондов ЦА ФСБ свой антисемитский памфлет «Эшафот», изображавший «Рижский процесс» 1946 г. над нацистскими преступниками как этническую месть советских евреев «блестящим» немецким генералам.[351]

Специфический шлейф личных амбиций, нарушений этики и правил тянется еще с начала 1990-х гг., когда председатель правительственной комиссии по выяснению судьбы репрессированных государственных и общественных деятелей Латвии Индулис Ронис получал в Москве доступ к ранее секретным документам, но далеко не все из них публиковал или передавал в латвийские архивы. По этому поводу он в 2009 г. заявил журналистам: «Видите ли, но есть такая вещь, как авторские права на материалы, которые мне московские чекисты дали как академику, а не руководителю правительственной комиссии. Я в Государственном архиве хочу открыть свой фонд, поместив туда эти материалы, но мне этого не дают сделать».[352] В том же году выяснился вопиющий случай пренебрежения нормами обращения с архивными документами: в бумагах бывшего секретаря Верховного Совета Латвии и посла в России Иманта Даудиша, умершего в 2002 г., случайно были найдены оригиналы документов, связанных с диктатором Карлисом Улманисом. Мало того, что эти оригиналы были добыты неустановленным путем в Москве, так еще и не поступили своевременно в местную государственную архивную систему, едва не затерялись после смерти И. Даудиша!

Своеобразно решался и вопрос выкупа Латвией в 2006 г. массива документов 15-й дивизии Латышского легиона СС, в которых могли содержаться свидетельства о военных преступлениях латышских легионеров СС на оккупированных территориях и в прифронтовой полосе. Ящик с документами был найден немецкими строителями в Берлине и продан – вероятно, с нарушением закона – некоему коллекционеру в Нидерландах. Международную комиссию для составления описи архива латвийские историки и дипломаты создавать не стали…

Стоит также вспомнить, что в Латвии, как и в любой другой стране, существуют «закрытые» архивные фонды. Это прежде всего касается ведомственных архивов. Думаю, российским историкам было бы интересно получить доступ, например, к фондам «Посольства Латвии в Вашингтоне» за 1941–1945 гг., который возможен, насколько известно, только с разрешения госсекретаря МИД Латвии. Также вряд ли любой «гражданский» историк, тем более из России, может запросто ознакомиться с архивом «Центра документирования последствий тоталитаризма» Бюро по защите Конституции Латвии.

И все же, как соотносилось желание официальной Риги создать двустороннюю российско-латвийскую комиссию историков с нежеланием обсуждать собственно историю Латвии? Представляется, что такая логическая нестыковка произрастала из противоречия, изначально заложенного в работу самой Комиссии историков при Президенте Латвии. Его можно выразить следующим образом: «Мы про свою историю все сами знаем и в своих выводах с 1990-х гг. непоколебимы, а вот в России до сих пор нас “недопонимают”». То есть предметом обсуждения попытались сделать не сами страницы истории, полные малоизученных фактов, которые еще предстоит исследовать и обобщить в рамках различных историографических школ, а безоговорочное принятие российскими властями и научным сообществом «оккупационной» риторики в адрес СССР. При этом даже самой идее российско-латвийской исторической комиссии с самого начала противостояла глухая латышская «цеховая» оппозиция, предпочитающая вертеться в узких кругах единомышленников. Действительно, зачем же подвергать лишний раз внешней рецензии построенную за два десятка лет вертикаль национальных догм?

Латвийская сторона чрезвычайно быстро сформировала состав своей команды: уже 31 января 2011 г. в Рижском замке прошла встреча действовавшего состава латвийской комиссии историков с президентом Латвии Валдисом Затлерсом, на которой был оглашен список участников латвийской части двусторонней комиссии историков с Россией из 7 человек.

Можно констатировать, что официальная Рига решила «сыграть на обострение» в январе 2010 г., утвердив кандидатуру И. Фелдманиса в качестве руководителя Комиссии историков при президенте Латвии и создав административные предпосылки для его выдвижения на аванпост двусторонней комиссии историков. Подлили масла в огонь негативистские и запретительные жесты МИД и Бюро по защите конституции Латвии в адрес сотрудников российского фонда «Историческая память» зимой-весной 2012 г. При этом последовавшая осенью 2012 г. рокировка И. Фелдманиса и А. Зунды, по сути, ничего не поменяла.

Опасаясь срыва работы комиссии, но рассчитывая на «прочность позитивного впечатления», которое оставил о себе Валдис Затлерс в Москве, официальная Рига продолжала посылать националистическому электорату, эмигрантским кругам, Западу и России сигналы о том, что ни в коем случае не намерена отступать от догматов «оккупационной» риторики и претензий к современной России за совместный советский период истории. Показательным в этом плане можно считать выступление президента Латвии на 50-й конференции Объединенного балтийского американского национального комитета, состоявшееся в ходе рабочего визита в США 2 апреля 2011 г. Касаясь совместной комиссии историков, он заявил, что главной целью этой структуры станет изучение «преступлений Сталина против народа Латвии», подчеркнув при этом: «Мы никогда не откажемся от факта, что в 1940 г. страны Прибалтики были оккупированы».

Спустя год после прихода на должность главы государства Андриса Берзиньша, летом 2012 г., в Латвии обострилась обстановка в кругах провластных историков. Занимающий агрессивно-наступательную позицию по «оккупационной» риторике в адрес России И. Фелдманис постепенно утрачивал былое влияние. Его коллега, советник президента по вопросам истории и нацменьшинств А. Зунда с 28 июня 2012 г. лишился своей должности, занимаемой с 1998 г. Эту отставку можно связать с общей «политической изношенностью» советника по истории, а также его рекомендациями