«Вселить в них дух воинственный»: дискурсивно-педагогический анализ воинских уставов - Сергей Эдуардович Зверев

Содержание БУ-65 (так для краткости по аналогии с официальным обозначением «Боевого устава Военно-Морского Флота Союза ССР» (1945) мы будем обозначать этот устав) явственно отражало особенности холодной войны. Противостояние двух систем переместилось на просторы Мирового океана, что придало ей одновременно глобальный и, если можно так выразиться, гипотетический характер, когда противник все время балансировал на грани между «вероятным» и вполне «реальным».

Поскольку опыта ведения боевых действий в подобных условиях у советского ВМФ не было, уставные положения БУ-65 приобрели характер директивных указаний. В результате устав лишился самого главного, на наш взгляд, качества – психологической достоверности при изображении войны на море и, следовательно, обоснованности своих требований. Это сразу же сказалось на умалении воспитательного потенциала устава.

Если в БУ-45 объединенные общей темой главы «Подготовка соединения к бою» и «Управление соединением в бою» занимали 47 страниц, то БУ-65 отводил главе «Управление силами» почти в два раза меньше места – всего 24 страницы. Большая часть указанной главы посвящалась разграничению ответственности командования за управление различными силами флота, организацию взаимодействия и виды обеспечения. Характерно, что за перечислением всех многотрудных и необходимых обязанностей командиров устав забывал упомянуть, что от них потребуется, помимо «организаторских способностей, глубокого знания средств борьбы и характера современных боевых действий, постоянного знания обстановки, умения быстро принимать решения и настойчиво проводить их в жизнь»[133], и с какими трудностями им придется столкнуться на войне.

Актуализация того, что теперь называется «компетенциями», как видим, неразрывно связано с нивелировкой личностного измерения военной службы. Складывается впечатление, что организаторские способности у нас априорно предполагают принятие быстрых и волевых решений и имеют мало общего с культурой командирского и штабного мышления.

Как всегда в подобных случаях не брезговали звучными фразами, полюбившимися не одному поколению творцов отечественных уставов. Например, про то, что решение разгромить противника должно быть доведено до конца, и его необходимо внушать всем подчиненным, или про то, кто заслуживает упрека, если в своем стремлении разгромить врага не достигает желаемой цели. Факт же оставался фактом: боевой устав уделял недостаточно внимания воспитанию командных кадров. Одна стандартная глава о ППР в боевой обстановке компенсировать данного недочета не могла.

Начало 1980-х годов ознаменовалось активным уставотворчеством. В 1982–1984 гг. увидел свет ряд уставов родов войск.

Четвертьвековое «правление» Л. И. Брежнева, как известно, закончилось упадком и стагнацией всех сфер народного хозяйства и общественной жизни. Застой не обошел стороной и боевые уставы. В Боевом уставе Сухопутных войск (1982) договорились до необходимости воспитания у личного состава «классовой ненависти к врагам Советской Родины» [54, с. 38]. Усилились позиции политработников и в чисто количественном выражении – глава «Политическая работа в боевой обстановке» достигла рекордных для советского периода 18,5 страниц.

Но было и хорошее. В частности, один из принципов организации боя предполагал «учет и использование морально-политического и психологического факторов в интересах выполнения поставленной задачи» [54, с. 8]. Это означало, что помимо преданности социалистической Родине и Советскому правительству (каким-то чудом из триединой формулы преданности выпала Коммунистическая партия) необходимо еще и изучение сильных и слабых сторон личного состава и подготовка его к участию в боевых действиях. Впервые в Боевом уставе была отражена роль актива подразделения, на подбор, расстановку, обучение и воспитание которого обращалось самое серьезное внимание. Помимо этого, шедшая четвертый год война в Афганистане отзывалась в уставах Советской Армии не только требованием «верности интернациональному долгу»[134], но и реанимированием значения штыка и приклада в рукопашном бою[135].

Очень неплохо были изложены качества личного состава, обеспечивающие победу в бою. К таковым относились: высокая боевая выучка, сознательное выполнение своего воинского долга, стойкость, храбрость, отвага и готовность личного состава добиться полной победы над врагом. Если обладание последним качеством напрямую определялось текстом советской Военной присяги, то воспитание «классических» воинских качеств – стойкости, храбрости, отваги, – особенно храбрости, продолжали традицию, заложенную БУП-59.

От командиров устав требовал высоких организаторских способностей, сильной воли, самостоятельности, смелости, находчивости, инициативы, боевого творчества и непреклонной решимости выполнить поставленную задачу. И куда девалось указание ПУ-59: «Принятие обоснованного решения возможно только в результате глубокого уяснения командиром полученной задачи и всесторонней оценки обстановки. Командир полка (батальона) обязан изучать обстановку непрерывно и предвидеть возможные ее изменения» [129, с. 18].

Обязанностью думать за противника устав командира батальона (роты) не обременял, зато снабжал его тщательно разработанным шаблоном боевого приказа из восьми пунктов, среди которых особенно умиляет шестой, в котором положено было указывать «расход боеприпасов и горючего на выполнение боевой задачи» [54, с. 30]. Такой глупости не было в прежних уставах. Эти пункты с тех пор с упоением цитируют и отрабатывают на занятиях все преподаватели тактики в военных вузах. Впрочем, должно быть ясно, что устав описывал не войну, а настоящие маневры, ибо представить себе комбата, лазающего после боя по боевым машинам и замеряющего уровень горючего в баках или кропотливо пересчитывающего стреляные гильзы, попросту невозможно. Как трудно представить себе командира роты, организующего взаимодействие на макете местности[136]. Ненужным методизмом мирного времени веет от попытки распланировать порядок организации взаимодействия методом указаний командира батальона (роты) подчиненным (приданным) подразделениям и методом докладов последних командиру.

Особой боевитостью выделялся «Боевой устав Воздушно-десантных войск» (1983). Заимствуя ряд формулировок из БУСВ-82, он вносил и немало своего, обусловленного спецификой боя в тылу противника, т. е. фактически в полном окружении. Чтобы вести боевые действия в таких условиях, для обычной пехоты представлявшихся более чем экстремальными, бойцам пехоты крылатой надо было обладать особыми качествами, на перечисление которых устав не скупился: «Бой в тылу противника требует от войск умелого применения всех средств поражения, боевой и специальной техники, высокой организованности, полного напряжения моральных и физических сил, непреклонной воли к победе, мужества, смелости, дерзости, разумной инициативы и военной хитрости, железной дисциплины и боевой сплоченности» [27, с. 3–4]. Дерзость – это поныне отличающее десантников качество, стало визитной карточкой «войск дяди Васи», проявляющееся и в их знаменитом девизе.

Устав не упускал случая психологически накачать бойцов: «Каждый воин-десантник должен проникнуться непоколебимой решимостью уничтожить противника и выполнить боевую задачу, невзирая ни на какие трудности» [27, с. 6]. Очевидно, что, ведя бой в тылу противника, заботиться о захвате пленных можно было только в целях получения от них интересующих сведений, тащить же их через линию фронта смысла никакого нет. Это читается между строк.

В бочке меда обычно не обходится