«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

ОБМЕН ИНФОРМАЦИЕЙ МЕЖДУ ЛАГЕРЯМИ

Несмотря на первоначальное стремление немецких военных органов воспрепятствовать контактам между отдельными лагерями и рабочими командами, практика содержания военнопленных доказала невозможность последовательной реализации данного принципа. Возникшая с увеличением количества пленных и усложнением организационных структур системы лагерей массовая флуктуация заключенных сопровождалась интенсивным обменом информацией.

После заключения Брест-Литовского мирного договора и образования Советского бюро по делам военнопленных в Берлине эта организация стала своеобразным связующим звеном между комитетами отдельных лагерей, а также между военнопленным сообществом и Советской Россией. Организованное при посредничестве Бюро Совещание военнопленных в Берлине, а также открытие памятников умершим военнопленным с участием делегаций из окрестных лагерей и рабочих команд способствовали налаживанию контактов и обмену сведениями о состоянии питания и степени свободы у соседей. Данные сведения становились основой требований в адрес комендатуры своего лагеря, ПВМ или советских представителей.

ЛАГЕРНЫЕ ГАЗЕТЫ[938]

Незначительное количество газет, имевших хождение среди пленных солдат и офицеров Российской империи, подразделялось на три категории: созданные по инициативе самих пленных, выпускавшиеся пленными с подачи и под руководством пропагандистских институтов, печатавшиеся и централизованно распространявшиеся немецкими и австрийскими военными органами[939].

Первую группу составили пять русскоязычных изданий: «Сквозняк» (солдатский лагерь Нюрнберг, редактор Л. Либерберг), «Журнал лагеря военнопленных Дёберитц» (солдатский лагерь Дёберитц, редактор Н. Левитин), «Вестник пленных» (офицерский лагерь Фридрихсфельд), «Новости дня» (офицерский лагерь Нейссе), «В замке» (офицерский лагерь Райзен). Если первое и второе издания были выпущены только в количестве трех номеров, третье — в восьми, то «Новости дня» насчитывали несколько сотен выпусков. Тематически все русские газеты концентрировались на лагерной жизни и отказывались обсуждать политику или военные события. Содержание «Сквозняка» составляли карикатуры, лагерный фольклор, отчеты комитета помощи, сообщения о текущих изменениях в положении пленных, лагерная хроника и объявления о предстоящих мероприятиях[940]. Русская часть выпускавшейся совместно с польскими, английскими и французскими военнопленными «Doeberitz-Gazette» насчитывала всего несколько страничек и была заполнена критическими отзывами о театральных представлениях, стихами и фельетонами[941]. Примечательно, что некоторые газеты были допущены к распространению в других лагерях и к отсылке в Россию.

С целью пропаганды среди национальных меньшинств Российской империи идей независимости и германофильских воззрений немецкие военные органы и российские эмигрантские организации инициировали выпуск газет в просветительских лагерях. Военнопленные здесь выступали в качестве пассивной читательской аудитории, и только явные сепаратисты из их числа привлекались к написанию статей. Польскоязычные «Будущее», «Польский курьер», «Военнопленный» и «Наша мысль» были основаны немецким командованием в перспективе провозглашения независимого польского государства и с целью снятия противоречий между декларациями Центральных держав и их политикой на оккупированных территориях. Данный круг газет (особенно «Наша мысль», редактировавшаяся военным священником) значительное внимание уделял не только пропаганде идей новой Польши, но и обсуждению религиозных вопросов. Не предназначавшиеся для распространения среди общественности издания для военнопленных украинцев: «Союз Украины», «Громадская думка» (Вецлар), «Рассвет», «Селянин» (Зальцведель), «Ново зоря», «Вильне слово» — финансировались эмигрантским «Союзом вызволения Украины» и были наполнены антирусской и пронемецкой пропагандой. В «Селянине» обсуждались достижения немецкого сельского хозяйства, которые украинцы после окончания войны должны были применить у себя на родине. Позже, после поражения гетмана Скоропадского и поворота Украины в сторону Советской России, украинские газеты были запрещены либо попали под жесткую цензуру. Помимо названных печатных органов среди соответствующих народностей распространялись латвийское, грузинское и эстонское издания. Особую роль в национальной пропаганде играла межлагерная газета «Джихад», выпускавшаяся для пленных мусульман (арабов, индусов и «татар») и призывавшая их к священной войне против неверных в поддержку Турции и союзных ей Германии и Австрии.

К последней категории газет относились «Русский вестник» и «Неделя», издававшиеся, соответственно, немецкими и австрийскими военными органами. «Русский вестник» содержал некомментированные сводки с фронта, статьи о русской политике и фельетоны «поучительного характера» о Германии[942]. Помимо финансовых вливаний ПВМ, печатный орган существовал за счет подписки и публикации рекламных объявлений, предлагавших военнопленным самые разнообразные товары и услуги. По утверждениям издательства, уже к 1916 г. газета, выпускавшаяся тиражом в 150 тыс. экземпляров, насчитывала 50 тыс. абонентов в лагерях военнопленных, кроме того, 800 экземляров расходились в нейтральных странах: Швейцарии, Норвегии, Дании и Швеции среди русскоязычного населения. С 1917 г. издание нелегально распространялось среди русских солдат на фронте. Примечательно, что последовавшее в этом же году переименование его в «Русский социалист» резко снизило интерес к нему за границей[943]. По свидетельству самих военнопленных, в лагерях мало верили публикуемой в газете информации. Популярностью пользовалась только колонка вопросов в адрес редакции о правовом положении пленных, а также раздел поиска родственников или однополчан, оказавшихся в плену[944].

СЛУХИ[945]

Вследствие недостатка внешней информации и ее фальсификации со стороны германских властей значительную, а иногда и определяющую роль в жизни военнопленных играли слухи. Прежде всего, они стали каналом выражения ожиданий и страхов, распространенных внутри пленного сообщества. Например, уже в ходе войны стало ясно, что прописанная в Гаагской конвенции возможность освобождения офицеров из плена под честное слово останется в условиях нового противостояния неиспользованным реликтом. Однако в среде русских офицеров настойчиво циркулировал слух о французе, якобы отпущенном немецкими военными органами к больной матери. Именно этот слух-надежда подталкивал писать в адрес немецкого правительства прошение об отпуске для свидания с умирающими родителями[946].

Среди офицеров также курсировали слухи, что досрочное возвращение в Россию возможно через денежные пожертвования в Норвежское общество Красного Креста. Число поверивших данной информации было настолько значительно, что ПВМ было вынуждено проводить в лагерях разъяснительную работу[947]. Распространявшиеся практически с самого начала войны немецкой стороной известия о заключении сепаратного мира с Россией часть военнопленных, в основном солдаты, передавали дальше, выражая в них надежду на окончание войны и возвращение домой. Офицеры, напротив, делились ими с оттенком страха: «В лагере распространяется слух, что будет подписан мир. Я не поверю, что я смогу пережить такой позор. Что было и что получилось?»[948] Среди солдатских слухов-страхов стоит упомянуть (основанные на боязни потерять с трудом нажитое имущество) известия, что перед отправкой на родину комендатура отбирает вещи. Подобная информация вызывала мгновенное оживление на лагерной толкучке, где военнопленные массово стремились сбыть все излишки[949].

Уже из последнего примера видно, что слухи становились наиболее действенным мотивирующим средством, стимулировавшим отдельные личности и целые группы к пассивному сопротивлению или активному противостоянию вооруженной охране. В одном из лагерей исходящие от возвращавшихся из плена немецких солдат рассказы о более приемлемых условиях жизни в России