Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

Волонтёры нарасхват, рабочие руки в разрушенном городе везде нужны. Один из первых звонков: ракета накрыла хлебопекарню, надо расчистить. Собираем команду, едем, разгребаем, расчищаем, растаскиваем. На полу тут и там гильзы, недавно шли бои…

Один раз поехали под Мариуполь помогать ветерану Великой Отечественной войны, живёт один-одинёшенек в селе, недавно освобождённом. Бабушку схоронил. Привезли продукты, воду. Он ветеран из ветеранов – девяносто шесть лет. Я думал, никого из участников Великой Отечественной не осталось. Этому довелось ещё одних фашистов пережить. Дедушка мне по плечо. Сухонький, маленький и герой – Вену брал, Берлин. Медали боевые. Родные уехали, он не захотел эвакуироваться. В доме пыль в палец толщиной. Полы вымыли, пыль протёрли. Во дворе порядок навели, забор поправили. Дедушка счастливый, готов руки нам целовать:

– Сыночки, родимые, спасибо! России спасибо!

Рассказывал, как в День Победы нацики издевались. Ветеранам власти запретили демонстрации проводить. Они на запрет наплевали, вышли на праздник, на груди медали, ленты георгиевские, нацики коршунами налетели, чтобы сорвать награды и ленты, втоптать в землю!

– Я на одного палкой замахнулся! – рассказывал дедушка. – Ты давал, – ору на него, – эти медали? Поганец такой-разэтакий! Два ранения от фашистов имею, а ты сучонок! Он на меня с кулаками. Тут женщины подскочили, оттеснили бандеровцев.

В пехоте дедушка служил.

– Мне бы, – говорит, – мой ППШ, я бы показал этой сволоте, где раки зимуют.

Провожая нас, расплакался:

– Сыночки, храни вас Господь!

Есть работа для спецназа

Вернулся из Донбасса, не прошло и месяца, снова захотел. Один раз побываешь – тянет. Где как не там русский дух. Наполняешься благодатным огнём. Как нигде чувствуешь истину: нет большей любви, кто душу положит за други своя, за Отечество, Господа Бога. И святые Александр Невский, Пересвет и Ослябля, Евгений Родионов они там, они за нас. Словами не передать.

Искал варианты поездки, и тут Донской. На тот момент он был ротным в ЧВК (не «Вагнер»), по ранению приехал домой в Омск. Весёлый, умный, офицер-профессионал, для своих бойцов даже ровесников – батя. Это увижу, когда попаду в ДНР в его подразделение.

В Омске сидим в кафешке, пьём чай, по телевизору передача про СВО, вдруг фраза: «Птурист получил миллион рублей за подбитый танк». Донской оживился:

– Где мой миллион? Где? Дай миллион! Мы не какой-то Т-64 или Т-72 грохнули, мы хвалёный фрицевский «леопард» разули!

Поставили противотанковые мины на дороге, «леопард» угодил в ловушку. Накатил, жахнуло, гусеница распустилась, экипаж скоренько посыпался из машины, боясь, добьют стоячего немца, как в тире. И нет бы, покориться судьбе, задрать кверху руки, геройствовать начали, за автоматы схватились. Бойцам Донского такое хамство не понравилось, в момент разобрались с танкистами, обнулили хероев, было их четверо, при близком рассмотрении оказались не укропские херои, а наёмные хлопцы грузинских кровей, что на заработки приезжали. Заработки им обломились, и миллион Донской со своими бойцами не получил. Не больно грустит по данному поводу, вообще не грустит. Не в его стиле.

– «Леопард» завалить – не баран чихнул, – убеждаю, – и деньги не лишние. Подготовил бы материалы.

– Чё мне, делать нечего? – хохочет. – Деньги выпрашивать: дай миллион на нищенство?

В Омск приехал после тяжёлой контузии. Попали под обстрел, Донского тряхнуло так, что разорвалась сетчатка глаза, на один глаз ничего не видит. В платной клинике насчитали кругленькую сумму, он позвонил в свой ЧВК: «Хотите, чтобы я у вас снова воевал?» – «Конечно!» – «Тогда оплатите операцию». Они переводят деньги, Донскому делают операцию. Не помню, неделя прошла или две, Донской снимает повязку – ура, глаз видит! Через полмесяца он уже в Москве, готовится ехать на передовую. Если подумать – это нормально?! Для человека нормального – нет. Но это Донской. Казалось бы, сиди дома, ты уже отвоевался, у тебя серьёзное ранение, тебе каждый месяц платят ту же самую зарплату, что в окопах, ты на контракте. Хотя бы вылечись до конца, восстановись.

– Донской, – говорю, – ну как ты будешь воевать? Глаз настолько сложная и тонкая штука. Потеряешь, и что?

– Да не могу я, как ты не поймёшь! Мне плохо здесь, утром просыпаюсь, первая мысль – как мои парни? Я нужен им. Понимаешь ты это! Они ждут. А ты в унисон с моей женой ноешь – «надо лечиться»!

Ещё и на крик перейдёт. У них, контуженных, это запросто:

– Миха, не зли меня. Ладно жена, ей по штату положено, ты-то что впрягаешься – «надо лечиться»! Мне туда надо, а не по врачам: «закройте левый глаз, закройте правый, смотрите на потолок, смотрите вниз»!

Жалко его. По-человечески жалко. Был бы один как перст, у него семья, дети… Казалось бы, долг отдал, себе и всем доказал, орден Мужества получил, две боевые медали. У него пять межпозвоночных грыж. Бойцы рассказывают, никогда не жалуется, но если совсем невмоготу, просит обезбол. Не курорт, дождь прошёл – в окопе вода, сырость, холод, жди новых воспалений, осложнений, болей…

Чуть после операции глаз восстановился, Донской засобирался в Москву, к тому времени их подразделение относилось к десантно-разведывательной штурмовой бригаде. В расположение бригады ехал через Москву. Я размечтался:

– Вот бы с тобой волонтёром.

– Ну ты, братан, егоза! – пригрозил мне кулаком. – Неймётся под арту попасть.

– Кто бы говорил! – не остаюсь в долгу. – Сам-то что не сидишь дома? Я не туристом! Помолился бы с бойцами, беседу провёл о победах русского воинства. С парнями поговорил, я ведь и психолог.

– Да знаю, Миша, но это война. Там убивают даже за двадцать километров от передовой.

Ничего не пообещал. Вдруг звонок из Москвы:

– Хочешь поехать? Есть возможность.

На следующий день покупаю билет на самолёт, начинаю собирать рюкзак, и Донской звонит:

– Миша, лучше тебе дома сидеть, под Бахмут еду, горячо там. Ой, горячо. Не советую, как другу.

– Ты чё, – говорю, – я билет купил. Думать не думай – всё решено!

– Ну смотри, я за тебя не отвечаю.

– Чё я маленький!

Рано утром прилетаю в Москву, друг Костя, бывший омич, встречает в аэропорту. В его планах было забросить меня в город, а дальше у него свои дела. Привёз к Донскому и завис. К тому, узнав, что снова едет в бригаду, подтянулись бойцы – Севастиец, Каскад, Кино, Псих, и новый контракт подписали. Про первых трёх Донской мне рассказывал, Псих первоход. Из себя здоровяк, борец, но только-только восемнадцать исполнилось. С начала военной операции ждал совершеннолетия. И сразу добровольцем. Мой друг Костя присел с нами чаю попить. Чай попил, парней послушал и… плюнул на все свои неотложные дела.

– Миха, – говорит, – сегодня в полном вашем распоряжении. Меня, машину используйте по полной. Сделаю всё, что могу.

Здорово помог – в Москве концы, мама не горюй, а нужно было помотаться по магазинам, закупить гору снаряги… Донской был на «ниссане», одной машины явно не хватило бы нам.

В сумме везли гуманитарки на восемь миллионов. Три человека вложились: московский предприниматель круто помог, омский хорошо, а третий жертвователь спортсмен. «Ниссан» – тоже для войны, его перекрасили соответственно. На двух машинах гоняли по Москве, покупали коллиматорные прицелы, тепловизоры, пламегасители, приборы ночного видения, ударные дроны, снарягу – форму, бронежилеты, каски, рюкзаки… Обе машины полнёхоньки.

Вечером, прощаясь, Костя признался:

– Завидую! Будь моя воля, рванул бы с тобой. В голове не укладывается: Каскад без руки добровольцем идёт, у Донского глаз месяц назад не видел…

Донской с Севастийцем заселились в хорошую гостиницу, а кроме них нас четверо. Короче втиснулись в двухместный номер, на полу спали. В углу комнаты гора военных рюкзаков. Выходим из гостиницы головорезы головорезами. Бородатые, плечистые. Только Псих без бороды. Я в подряснике, поверх куртка военная. Народ с уважением смотрит. Честно скажу, приятно было ловить на себе взгляды восхищения – люди едут защищать Родину.

В сторону Украины ехали на двух машинах – «ниссане» и «ленд-крузере». Набили под завязку. Мишаня из Мытищ на своём «ленд-крузере» вызвался довезти гуманитарку до границы. Он предприниматель, с народными промыслами бизнес связан, православный человек, алтарничает в храме. Ехали вдвоём с ним. Чудом не перевернулись. Мишаня попросил – хоть на уши вставай, только не давай спать. Я даже лезгинку сидя плясал, когда сам вырубаться стал. Пел – тропари, псалмы,