Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

песни всякие разные, от частушек до во всё горло «Вставай, страна огромная». Мне и лезгинка не помогла – в один момент срубился. В гостинице ночь толком не спали, проболтали до утра. Молотил я для Мишани языком, молотил и выпал в осадок – уснул, Мишаня следом. Мне-то ладно, у меня в руках барсетка, а у него руль. Господь милостивый разбудил Мишаню за секунду до поворота, машину тряхнуло, он проснулся, и на тебе – дорога круто уходит вправо, а мы мчим прямо, Мишаня только-только успел повернуть руль, так бы улетели с трассы. У нас ещё и хвост – прицеп полный гуманитарки. Страшно подумать, что могло быть.

Мишаню разгрузили на границе с ДНР, он повернул домой, мы в район Бахмута порулили. Подразделение Донского базировалось в городке под Соледаром. Рискнули в брошенке располагу сделать. Двухэтажный домина, полный набор мебели… В Омске познакомился с бойцом из «Вагнера», позывной Кербер. Рассказывал, он взводным воевал, пришёл в штаб, в это время прилет «хаймерса». Двое суток под завалом лежал. Чудо, конечно, откопали без переломов и ушибов.

– Меня теперь никакими кроватями не заманишь ночевать под крышей, – говорит, – наученный «хаймерсом». Только в подвале, пусть даже вонючий и с крысами…

Мне тоже Донской обещал в подвалах базирование, но рискнул. В доме мебель, холодильники, газ, вода горячая. Представляете, вода горячая на войне.

В первой волонтёрской поездке на себе испытал, какой кайф из дождевой лужи напиться. В Мариуполе три дня не было питьевой воды. Только солёную привозили. Чай пьёшь – противно, от каши – воротит. Запихиваешь в себя, чтобы ноги не протянуть, а работа ломовая – мешки, погрузка-разгрузка гуманитарки, получаем её, развозим. В Омске не ценим, кран крутнул – и вот она вода-водичка, хочешь кружку, хочешь ведро до краев наполни, чё её жалеть. Какой был праздник, когда после трёхдневных мучений чистую воду привезли. Первым делом чай заварил. Не описать, как это вкусно – чай не солёный!

Особая песня – мариупольский душ. В электрическом чайнике (был у нас генератор) вскипятишь воду, пятилитровую бутыль наполовину наполняешь холодной водой, сверху на неё кипяток. Пол-ёмкости на себя, стараясь, чтобы по всему телу растеклась вода, затем экономно мылом проходишься по коже, после чего остатком воды смываешь – вот и весь душ. Генератор сломался, на костре грели воду. Суворов учил: солдат должен быть чист, опрятен, в любой момент готов идти в Царствие Небесное, а туда надо входить, как на свадьбу – чистым.

Короче, жили в коттедже с полным комфортом. Опасно? Опасно. Могут сдать? Естественно. Всячески маскировались, окна завешивали. Хотя соседи не дураки, не могли не заметить, как мужики с автоматами заходят-выходят. Надеялись на здравомыслие соседей – «хаймерс» хоть и высокоточное оружие, да чуток собьётся и может прямиком к наводчику в дом угодить.

В коттедже тротил, ящики с гранатами, цинки с патронами. Я на втором этаже облюбовал комнату, метров двадцать площадью, под молельную. Иконы расставил, стяг со Спасом Нерукотворным натянул, повесил 90-й псалом на полотне. Нас двадцать человек разместилось в доме. Позвал на молебен. Под кадильницу взял железную кружку. Семь углей разом, не мелочась, загрузил, разжёг и горсть ладана сверху. В храмах экономят ладан, у меня и свой был, а ещё Мишаня из Мытищ пачку подарил. Щедрую горсть бросил в кружку, едва угли не загасил. Через пять минут благовоние столбом пошло.

Послужили мирским чином литию по усопшим. Помянули новопреставленного убиенного воина Шиша. Взводным воевал в роте Донского, во время артналёта осколок залетел под каску и в висок. Помолились о здравии живущих. Потом начал кропить святой водой жилище. Переходим из комнаты в комнату, тропарь Кресту поём:

«Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы православным христианам на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство». Парни молитву не знают, только Севастиец громко подпевал, а ещё Пикет.

По разумению Севастийца, война войной, а православный воин должен быть православно живущим. Попробуй при нём матерок пустить. Налетит:

– Не молись дьяволу! Воюешь за веру православную, сам бесам угождаешь!

Ворчал, если парни тайком курили на кухне: «Марш на веранду смолить». Однажды вдвоём чай пили, спросил: «Севастиец, страшно на штурмы ходить?» – «Не страшно под огнём только идиоту, но, если ты веришь – Христос Воскрес, легче».

Лет на пятнадцать старше меня. Москвич. На войну жена благословила. Посты и на войне все до одного соблюдает. Кроткий, ненавязчивый, есть минутка, иконку перед собой поставит, тихонько помолится. Вообще не улыбается. У меня есть фото. Что уж развеселило Севастийца, не помню. Мы вдвоем в машине на заднем сиденье лицом к смартфону и показываем большие пальцы, мол, всё хоккей! Парни увидели, удивились: не может быть. Сколько воюют с Севастийцем, впервые улыбка в тридцать два зуба. Аскет. И классный пулемётчик. «Печенег» у него, калибр 7,62 и восемь килограммов веса. Попробуй, потаскай такой. Но Севастиец – витязь, метр восемьдесят пять ростом, в плечах борец.

Позывной взял в честь сорока севастийских воинов, что не отреклись от Иисуса Христа, приняли мученическую смерть в ледяной воде.

Севастиец проповедовал своим примером. Ненавязчивый и нужный, как кислород, спокойный, невозмутимый, уверенный. Пикет проповедовал агрессивно. Парни говорили, в нём произошёл сдвиг с потерей друга. У Пикета контузия после рокового взрыва, когда друг все осколки на себя принял. С той поры Пикет зациклился на его смерти, временами накатывало, начинал агрессивно миссионерствовать. Слова правильные, да как с трибуны. Приводил изречения святых отцов, цитаты из Писания, но тоном, который злил парней. Был свидетелем сцены, Краб слушал-слушал, потом как врежет кулаком по столу:

– Если не прекратишь, я ислам приму!

Ещё и заматерился. Я попытался поговорить с Пикетом после этого. Процитировал Краба, включая маты, объясняя, вот до чего ты довёл человека, не вразумляешь, а наоборот отвращаешь. Он вскочил, напустился на меня:

– Ты фарисей, лицемер! Материшься! А ещё семинарию окончил! Краб через час подошёл ко мне, попросил крестик, потерял свой.

Подарил ему крестик, молитвослов.

Конфликт случился за день до молебна. С Пикетом мы примирились после молебна, пожали друг другу руки.

– Пойми, он ушёл к Богу! – говорил ему про друга. – Это смерть праведника – погиб за Христа с оружием в руках.

Пикет разоткровенничался:

– Начинаю молиться за него, и слёзы душат… Он ведь спас меня. Окропляя коттедж, обошли все комнаты, кропила не было, на руку из бутылки лил и с ладони кропил. Покадили, окропили, запах ладана долго держался в располаге. Все, кроме двух человек, были на молебне. Эти отказались. Не осуждаю, не захотели и не захотели. Через два дня Донской повёл всех на штурм опорника, ни одного двухсотого и трёхсотого, только отказавшихся контузило. Парни потом спрашивали:

– Из-за того, что на молебне не были?

Разве однозначно скажешь. Вполне возможно, в назидание этим двум – отказались от совместной молитвы, не исключено – нам. Один Господь знает, но знак не случайный.

Через два месяца встретились с Донским, он сказал, что все восемнадцать человек, кто был на молебне, получили в тяжелых боях мая и первых месяцах лета ранения, бои очень серьёзные, все триста, и ни одного двести. Чудо? Для Донского чудо. По статистике так не бывает. На пять триста – один двести уже хорошо, чаще на три-четыре триста – один двести.

Моё второе волонтёрство вместилось в три дня, я бы ещё остался, да бойцов Донского бросили на передовую. Потребовалась ротация роты, которая три недели безвылазно провела в окопах, рубилась с наседавшими укропами. Это было в мае двадцать третьего года.

«Вагнер» брал Бахмут, а штурмовая бригада Донского держала фланг между Бахмутом и Соледаром. В срочном порядке понадобилась смена. Донскому дали два часа на сборы. Был вечер. Я запаниковал, они уедут – я зависну. Кругом посты, один не пройду.

– Прямо сейчас не получится, – доложил комбату Донской, – надо волонтёра в Изварино добросить. Не по-человечески, благодаря волонтёрам снаряги на восемь миллионов привезли…

Комбат пошёл навстречу, разрешил утром провести ротацию. Тем же вечером меня довезли до пограничного перехода в Изварино. Дальше границу пешком переходил. Заставили раздеться, проверили на татуировки, не нацик ли…

Да, обещал рассказать о Югане. Парень из Иркутской области. Профессиональный охотник.