Над облаками - Владимир Викторович Мороз

– Нет, – мужчина легонько улыбнулся, – те покрепче выглядят, довелось повидать. У ваших солдат очень изможденный вид, значит, не из районного гарнизона сюда пришли.

– Да ты глазастый, – качнул головой Гальченко. Идти в соседнюю деревню, тем более морозной ночью, совершенно не хотелось. Мало ли, вдруг там засада? Но совесть настойчиво толкала в душу, мягко нашептывая на ушко: «А если он говорит правду и завтра ты казнишь невинного человека?». Немного поборовшись с собой, командир отряда махнул рукой:

– В соседней деревне, говоришь?

Через полчаса, прихватив с собой парочку автоматчиков и старосту, он бодро шагал по колее проселочной дороги.

– Ну что, десантник, – подмигнул командир Ивану, – с нами не соскучишься? Удалось погреться?

– Всё хорошо, – ответил тот, поеживаясь после теплой избы, – как вернемся, сразу к печке прижмусь. Главное, что хозяйка щей свежих налила. Ох, давно такой вкуснятины не ел.

– Ничего, – Гальченко усмехнулся, – как выйдем к своим, каждый день будут щи с мясом и каша. Недолго терпеть осталось.

Люди, собравшиеся на чердаке деревянного дома, были крайне удивлены, когда к ним без спроса ввалился человек в морской форме, в сопровождении вооруженных автоматчиков.

– Михалыч, кто это? – нарушил возникшую паузу один из них, коренастый мужчина средних лет, обращаясь к старосте.

– Окруженцы, – ответил тот, отступая в сторонку, – по мою душу пришли.

Вскоре слова арестованного подтвердились. Собравшиеся коммунисты в этот самый момент были заняты рассмотрением заявления старосты, в котором тот просил освободить его от возложенной миссии и забрать в отряд.

– Не могу я больше! – оправдывался Михалыч. – С одной стороны, немцы требуют план по продовольствию выполнять, с другой – партизаны есть хотят. Где мне столько жрачки добыть? Приходится выбивать у односельчан. Нутром чую, как они меня ненавидят. Из дома боюсь лишний раз ночью выйти, чтобы вилы в бок не прилетели. Лучше я в землянке жить буду и диверсии устраивать против немцев с полицаями.

– Так! – хлопнул себя по коленям пожилой человек в овчинном полушубке. – Хватит скулить! Всем сейчас тяжело! Ты думаешь, если земляки узнают, что ты партизан кормишь, кто-то из них не донесет в управу? Правильно! Донесут. На второй же день. Поэтому намотай сопли обратно на кулак и возвращайся к делу, на которое тебя партия назначила. И о последствиях не думай. После войны разберемся, кому медали, а кому кол в задницу.

Получив отказ, староста всю обратную дорогу молчал, думая о том, как бы не выместили местные жители злобу на жене или детях. И если с партизанами что-то произойдет, тогда точно никто правду не узнает, так и будет считаться предателем.

– Ну что, иди домой, отдыхай, ошибочка вышла. – Добравшись до дома мужчины, Гальченко пожал ему руку и собрался уходить.

– Погоди, товарищ командир, – остановил его Михалыч, – надо всё обдумать. Если ты меня отпустишь, завтра немцы будут знать об этом. Обязательно начнут проверять, вынюхивать. Но просто так не успокоятся.

– Ну, хочешь, я тебя завтра расстреляю, – недовольным голосом ответил Гальченко, которому очень хотелось спать, – тогда ни у кого подозрений не возникнет.

– Пойдем чайку попьем, покумекаем, – кивнул староста в сторону дома. Отправив бойцов отдыхать, командир еще долго сидел с Михалычем, думая, как помочь тому выкрутиться из патовой ситуации.

…Через несколько дней, когда вновь появившийся гул канонады приблизился и стал более различим, отряд вышел к огромному замерзшему болоту. Сзади доносился лай собак, значит, снова очередной охранный взвод сел на хвост. Теперь или отстреливаться, или уходить дальше. Иван Федорович понимал, что в складывающихся условиях принимать бой нельзя – это задержит отряд, и враги успеют подтянуть подкрепление, тем более что ближе к фронту сосредоточено гораздо больше сил, нежели в глубоком тылу. А значит, и подкрепление к фашистам придет быстрее.

Махнув рукой, он принял решение: вперед! Уставший отряд двинулся вперед, пробираясь по глубокому снегу.

Не успели дойти до середины, как из-за леса на бреющем полете прошла пара мессершмитов. Скорее всего, патрулировали небо и случайно заметили внизу группу людей. Развернувшись, самолеты прошлись пониже, рассматривая бойцов.

– Бегом! – закричал Гальченко, но вымотанные бойцы лишь обреченно кивали головами, пытаясь ускорить шаг, что было практически невозможно, так же как и спрятаться на белом пустынном поле среди редких чахлых деревьев да холмиков болотных кочек.

Зайдя на очередной круг, «мессеры» принялись строчить из пулеметов в выделяющихся на снегу людей, оставляя на земле ровные полоски пулевых следов. Отряд разбежался, кто-то принялся судорожно закапываться в снег, другие прятались за кочками, третьи продолжили путь, петляя, словно зайцы, убегающие от волка, не давая немецким летчикам прицелиться.

Иван упал за хиленькую сосенку, примостившись между нею и высокой кочкой. Рукой судорожно нагреб на себя немного снега, чтобы быть не таким заметным. Рядом, метрах в пяти, плюхнулся Гальченко, чуть правее от него залегла Полина.

Закрыв голову руками, Иван прижался к земле, стараясь слиться с ней, раствориться в болотном пейзаже, на котором начали появляться красные пятна крови товарищей, попавших под обстрел. Вдруг он услышал, как вскрикнула Полина, и, подняв голову, увидел, что та смотрит вперед с расширенными от ужаса глазами. А там, совсем близко, корчился Семен, один из красноармейцев. Пуля крупнокалиберного пулемета вошла ему в спину, прошила тело и вышла наружу, разорвав живот. Внутренности вывалились и лежали рядом, плавя своим теплом и без того горячий снег. Семен, с исказившимся от боли лицом, смотрел на врача и что-то шептал, быстро угасая. Полина попыталась вскочить и подбежать к раненому, но в ту же секунду на нее сверху упал Гальченко, прижимая к земле.

– Дура! Куда? – орал он ей прямо в ухо, пытаясь вывести из транса. – Ему уже не поможешь! Только саму подстрелят, как куропатку!

Вдоволь накружившись, самолеты улетели на восток. Видимо, закончились патроны. Пока они не вернулись, Гальченко громким голосом приказал забирать раненых и уходить, на мертвых времени не оставалось.

Иван подошел к Полине, сидевшей возле убитого паренька, остекленевший взгляд которого был устремлен в синее небо, и дернул за рукав:

– Пошли.

Та подняла заплаканное лицо:

– Мы с Семеном из одного района призывались, наши родители хорошо друг друга знали. Только вчера об этом говорили, а сейчас его уже нет.

– Так бывает. – Иван старался не смотреть на убитого, чувствуя тепловато-сладкий запах человеческой крови. – Надо идти, Поля. Это война.

2 декабря 1941 года, просочившись между немецкими патрулями, группа Гальченко коротким рывком пробилась через линию фронта, оказавшись на советской территории. Произошло это около Тулы, которая уже больше месяца держала крепкую оборону от наседающего с