Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Страх перед гражданской войной впоследствии использовали для своего оправдания и некоторые видные сотрудники генерала Корнилова. Генерал А. С. Лукомский, начальник штаба Верховного главнокомандующего, и генерал-квартирмейстер И. П. Романовский, допрашиваемые следователями комиссии, назначенной Временным правительством, указывали, что они делали все возможное для предотвращения гражданской войны[1026]. Мы не можем полностью полагаться на эти свидетельства, поскольку генералы, игравшие важнейшую роль в организации продвижения войск к Петрограду, порой давали показания в соответствии с рекомендациями сочувствующих им следователей. Можно, однако, предположить, что они понимали: разрешение политического кризиса с помощью применения крупных армейских соединений несет высокий риск гражданской войны. Так, генералы, играя на распространенном страхе перед гражданской войной, призывали Керенского согласиться на требования Корнилова. В дни кризиса Лукомский возлагал всю ответственность за возможный конфликт на А. Ф. Керенского; он отмечал в своем обращении, что «междоусобная борьба на фронте, в случае несогласия Временного Правительства на требование ген. Корнилова, может вызвать прорыв фронта и появление противника в тех местах, где мы меньше всего этого ожидаем»[1027]. 27 августа генерал писал Керенскому: «…теперь остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно, и это поведет лишь к гражданской войне…»[1028]

В то же время некоторые современники говорили о нерешительности генералов, объясняя ее стремлением избежать гражданской войны. Педагог и общественный деятель С. П. Каблуков записал 29 августа в дневнике:

Как смотреть на попытку Корнилова? Почему генералы с фронта ее не поддержали? Почти с достоверностью можно полагать, что они всего более опасались прежде всего гражданской, междоусобной войны, особенно страшной именно теперь, когда герм<анские> войска наступают от Риги к Петрограду. Последнее обстоятельство дает врагам Корнилова большую силу. Даже Родзянко на церковном соборе сказал, что «заводить сейчас междоусобия и ссоры — преступление перед родиной»[1029].

К этим суждениям следует относиться осторожно: сама попытка Корнилова и его сторонников разрешить сложнейший политический кризис с помощью масштабной силовой акции была явно сопряжена с риском гражданской войны. Но, скорее всего, сторонники генерала действительно думали об опасности масштабной гражданской войны в дни «корниловщины».

С тревогой рассуждали о перспективе гражданской войны и офицеры тех самых отборных частей, которые должны были реализовать планы генерала Корнилова. Так, офицер Корниловского ударного полка, дислоцированного в Ставке, личный состав которого отличался особой преданностью Верховному главнокомандующему, давал следующие показания комиссии, расследовавшей «дело Корнилова»:

Настроение [в] полку было твердое за генерала Корнилова, командир полка постоянно говорил, что генерал Корнилов гражданской войны не допустит и все окончится дипломатическим путем…

Полк знал генерала Корнилова и верил ему, был готов исполнять его приказания, но, однако, эта вера имела границу: если бы генерал Корнилов послал их на гражданскую войну, полк этого приказания не исполнил бы.

К этим показаниям также нужно подходить критически: допрашиваемый наверняка стремился представить свои действия в выгодном для себя свете; можно также предположить, что он старался выгородить главнокомандующего. Офицер Георгиевского батальона, другой части, дислоцированной в Могилеве, воспринимал призывы генерала иначе:

Воззвания генерала Корнилова <…> указывали на возможность серьезных последствий, вплоть до гражданской войны, и в связи с этим симпатии к генералу Корнилову стали отпадать. Это стало еще яснее со времени получения газет…[1030]

Характерно, что оба офицера в своих показаниях затрагивали тему опасности гражданской войны; весьма вероятно, что в дни кризиса они обсуждали ее со своими однополчанами.

Об опасности гражданской войны писали люди самых разных убеждений, в том числе и политики, свои взгляды быстро менявшие. Близкий сотрудник Б. В. Савинкова штабс-капитан М. М. Филоненко, комиссар при Ставке Верховного главнокомандующего, сыгравший двусмысленную роль в «деле Корнилова», 28 августа направил из Могилева Керенскому телеграмму, в которой требовал приостановить решение об отставке Верховного главнокомандующего, ибо оно с неизбежностью повлечет за собой гражданскую войну. «Победителей в этом междоусобии не будет, так как кто бы им ни оказался, завтра будет рабом немцев», — предостерегал комиссар главу Временного правительства. Прибыв же в Петроград, Филоненко изменил свое мнение и принял участие в организации борьбы с Корниловым. 30 августа он обратился по телеграфу к всадникам Кавказской туземной дивизии, призывая их сохранять верность правительству: «Никакие мои уговоры, никакие убеждения мои не подействовали на генерала Корнилова, решившегося начать гражданскую войну и пролить Вашу кровь для восстановления старого строя»[1031]. Позиция Филоненко быстро сменилась на противоположную, однако он продолжал использовать тот же прием: пытаясь воздействовать на адресатов своих пропагандистских посланий, он указывал на опасность гражданской войны.

О начавшейся гражданской войне писали люди разных политических взглядов, но они по-разному определяли ее причины и предлагали разные сценарии ее прекращения.

Открытые сторонники Корнилова упрекали Керенского в том, что его действия создают угрозу гражданской войны, то есть фактически требовали от главы Временного правительства капитуляции. Либералы и консерваторы ради окончания гражданской войны предлагали различные варианты соглашения между Корниловым и Керенским. Страх перед углублением междоусобной войны в этом случае использовался не для массовой мобилизации сторонников, а для заключения элитного соглашения, к которому следует принудить главу Временного правительства и смещенного им Верховного главнокомандующего. О необходимости окончания (или предотвращения) гражданской войны говорили русские политики, предлагавшие себя в качестве посредников, а также союзные дипломаты. В этом случае вопрос о виновниках гражданской войны намеренно не поднимался, хотя состояние гражданской войны нередко признавалось; сторонники соглашения предпочитали использовать тему недоразумения («рокового недоразумения»), термины мятеж и заговор ими не употреблялись (вероятно, они воспринимались как слова, явно мешавшие примирению).

28 августа автор передовицы «Речи» выражал уверенность в том, что «стороны послушают голоса благоразумия и что гражданская война будет предотвращена»[1032]. О выступлении Корнилова автор заметки писал как о «недоразумении».

Уже на следующий день тональность газеты изменилась. «Никогда Россия не стояла перед таким ужасом, какой грозит ей теперь — и именно сегодня» — так характеризовал движение полков Корнилова на столицу автор заметки, описывая усилия кадетов «к прекращению уже начавшейся гражданской войны»[1033]. За день оценка ситуации поменялась: накануне в этом партийном издании речь шла о возможности предотвращения гражданской войны, теперь же оно призывало к ее окончанию. Некоторые представители кадетской партии пытались инструментализовать страх перед гражданской войной для давления на Временное правительство, которое должно было как можно скорее пойти на компромисс с Корниловым.

Эти действия воспринимались некоторыми современниками как попытки предотвращения гражданской войны. Т. Н. Гиппиус, получавшая сведения «из первых рук», от А. В. Карташева, министра исповеданий Временного правительства, писала в ночь на 28 августа своим близким:

Справа [ — ] темный честный Корнилов, которым воспользовалась черная сотня, а слева советы с большевиками — «правительственные