Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

и большие политические партии (прежде всего конституционных демократов) и целые социальные группы: не одни только большевики объявляли всю «буржуазию» контрреволюционной. Другие же требовали компромисса, нового соглашения с «буржуазией», с конституционными демократами, а то и со сторонниками Корнилова. Неудивительно, что авторов различных сценариев прекращения идущей гражданской войны их политические оппоненты считали главными ее виновниками.

3. «Смерть корниловцам!»: образы виновников гражданской войны

Важным измерением кризиса, как уже было отмечено, была пропагандистская война: генерал Корнилов и его сторонники стремились мобилизовать общественное мнение и изолировать своих противников. Им противостояла пропаганда приверженцев Керенского, а также различные комитеты, Советы и социалистические партии, часть из которых не были сторонниками главы Временного правительства.

Потребности политической мобилизации в условиях «дела Корнилова», острого политического кризиса, который описывался разными людьми как гражданская война, требовал использования убедительной риторики, легитимирующей политическое насилие. Противостоящие силы должны были создать яркие образы врагов — виновников конфликта.

Для пропагандистских посланий Л. Г. Корнилова и его сторонников ключевое значение имел негативный образ большевиков: свои действия они описывали и оправдывали как необходимое и своевременное подавление большевизма. Обличение «большевиков» играло важнейшую роль в пропаганде «корниловцев», хотя речь в ней шла не только о политической партии, лидером которой был В. И. Ленин. Антибольшевистская риторика применялась и для пропагандистских атак на лидеров меньшевиков и эсеров, на Советы и комитеты, которыми в это время руководили умеренные социалисты. В дни же кризиса некоторые сторонники Корнилова пошли еще дальше: они даже утверждали, что само Временное правительство находится под влиянием «большевиков». В воззвании Главного комитета Союза офицеров, составленном Корниловым, заявлялось, что «наемники-большевики и шпионы» «совершенно опутали сетью своих интриг и козней всех членов Временного правительства и подчинили их своей воле»[1063].

Можно предположить, что отдельные сторонники Корнилова действительно искренне не желали видеть разницы между умеренными социалистами и социалистами радикальными, однако некоторые принципиальные противники большевиков не готовы были считать себя «большевиками» (некоторые из них сами были критически настроены по отношению к Ленину и его сторонникам). Во всяком случае, любой непредвзятый человек мог усомниться в том, что большевики манипулируют Временным правительством, министры которого якобы согласуют свои действия с немецкими генералами. Неудивительно, что противники Верховного главнокомандующего порой просто перепечатывали его воззвания: они сами по себе могли стать материалом для антикорниловской пропаганды[1064].

Корнилов и его окружение стали заложниками своего видения ситуации: всех оппонентов слева они именовали большевиками, поэтому без колебаний расширяли фронт своих врагов, бросая вызов даже самым умеренным социалистам, которые в иной ситуации могли бы сотрудничать с генералом.

Противники Верховного главнокомандующего, в свою очередь, называли его виновником гражданской войны. Это определенно указывалось, в частности, в инструкции эмиссарам, направлявшимся в войска Корнилова для пропаганды:

…эмиссар должен решительно указать, что генерал Корнилов <…> прикрываясь различными словами и обещаниями, стремится к захвату власти и губит завоевания революции, отрезает путь «Земле и Воле». Он ведет народ к гражданской войне, разлагает армию и открывает фронт немцам[1065].

Нередко политическое противостояние было персонифицировано: современники самых разных политических взглядов описывали кризис как борьбу Корнилова и Керенского: в некоторых случаях даже встречалась оппозиция корниловцев и керенцев[1066]. В дневниках современников, придерживавшихся разных политических взглядов, конфликт характеризовался как противостояние двух лидеров: «Войска Корнилова двинуты на Петроград, войска Керенского им навстречу»; «Так целый день и не знали: Корнилов или Керенский»; «У всех на устах одно: нам безразлично, Керенский или Корнилов, был бы порядок, было бы спокойствие и было бы продовольствие»[1067].

Все же слово керенцы встречалось редко, хотя в некоторых случаях противники Корнилова выражали поддержку лично главе Временного правительства. В разгар кризиса министр Н. В. Некрасов заявил: «Весь вопрос сконцентрировался на личности А. Ф. Керенского, отстаивавшего революцию, и Корнилова, защищающего реакцию. Определенно выяснилось, что вся страна с А. Ф. Керенским»[1068].

О том же говорили в «корниловские дни» и на заседаниях всевозможных организаций. Один из членов Исполнительного комитета Саратовского Совета рабочих депутатов, возражая радикальным социалистам, сказал 28 августа:

Я не понимаю тех, кто хочет свести завтрашнее выступление к отрицанию Временного правительства. Происходит борьба между Корниловым (контрреволюционер) и Керенским. <…> Необходимо сказать — да здравствует Керенский.

И такая точка зрения находила поддержку у немалой части депутатов Саратовского Совета. Среди лозунгов, принятых его военной секцией, был и такой: «Да здравствует вождь революционных войск министр-председатель Керенский»[1069]. Можно привести немало примеров выражения личной поддержки Керенскому в дни кризиса. Даже радикально настроенный Центральный комитет Балтийского флота по предложению одного из большевиков выдвинул лозунг: «Всеми средствами поддержим Керенского, опирающегося на Советы». А комитеты 29-го пехотного запасного полка приняли резолюцию: «Да здравствует великая, самодавляющая [так в тексте], нерасчлененная Россия. Да здравствует верховный вождь ее армии и флота, великий мученик Революции Керенский»[1070].

28 августа общее собрание полкового комитета 177-го Запасного полка выразило «полное доверие Временному правительству во главе с дорогим вождем армии Александром Федоровичем Керенским»[1071]. Можно привести немало примеров подобных резолюций, однако Керенский все же не стал важнейшим символом военно-политического противостояния — в отличие от генерала Корнилова, который был олицетворением противоположной стороны конфликта и для сторонников, и для врагов. Для этого было несколько оснований.

Хотя Корнилов публично обвинил Керенского в «провокации», а сторонники генерала нередко осуждали главу Временного правительства в устных выступлениях, все же в пропаганде «корниловцев», как уже отмечалось, главным врагом был большевизм. Соответственно, Керенский в ней выглядел скорее жертвой «большевиков», «слабым политиком», но не основным противником генерала.

К тому же фронт борьбы с Корниловым был весьма широким и пестрым, не лишенным внутренних противоречий. Если немало комитетов в условиях кризиса выражали решительную и безусловную поддержку Керенскому, то другие враги генерала продолжали считать главу Временного правительства своим оппонентом, а то и противником: они лишь на время откладывали решительную борьбу с ним, меняя ее формат, так как считали действия Корнилова в данный момент более опасными. Так, и В. И. Ленин, и — одновременно и независимо от него — некоторые видные большевики высказывались в пользу такой тактики. В дни кризиса Ленин писал в ЦК большевиков:

Мы будем воевать с Корниловым, как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость…

Ни на йоту не ослабляя вражды к нему, не беря назад ни слова, сказанного против него, не отказываясь от задачи свержения Керенского, мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского мы не станем, <…> разъяснять народу (борющемуся против Корнилова) слабость и шатания Керенского[1072].

Вместе с тем описание кризиса как конфликта Корнилова и