Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

школы был (смеется), а тут меня, как мальчишку, заставляют дорожки подметать! А потом как-то успокоился. Ведь кто я такой, задумался? Даже если посчитать, что сейчас я военный – так и то ведь только лейтенант, а со мной вместе тут ходят военные переводчики – капитаны, майоры, и то же самое делают! Так что мне выпендриваться, я, что ли, лучше, чем они? Смирил свою гордыню и подметал только так.

Еще была одна неприятная сторона жизни в столице, даже страшная – это то, что мы должны были стоять в почетном карауле. Почетный караул выстраивался во время прощания с погибшими. Погибших и охраняли, и отправляли на родину тоже переводчики. Гробы ведь ставили в зале, в миссии, чтобы провести церемонию прощания, прежде чем запаять и отправить в Союз. И когда выставляют этот гроб, и ты стоишь у изголовья, по стойке «смирно», с автоматом, в полной боевой выкладке… Мы стояли всего по десять минут, каждые десять минут сменялись, потому что ведь жара, запах, и когда выскакиваешь оттуда на улицу, тебя просто выворачивает наизнанку… Это было просто ужасно.

– Вам пришлось стоять в почетном карауле и тогда, когда прощались с погибшими под Куито-Куанаеале переводчиком Олегом Снитко и полковником Андреем Горб?

– Да… С Олегом вообще интересно получилось. Мы с ним познакомились еще когда он только прилетел в Анголу, жили в одном домике. Он ведь не хотел ехать туда, в Куито-Куанавале. Он мне так и говорил: «Сергей, я туда не хочу! Нет у меня что-то никакого желания ехать туда». Очень не хотел. А когда он погиб, мой срок командировки уже почти заканчивался. Мне сказали, что с ним случилось, что он погиб, я просто был в шоке. Сначала ведь не знали точно, кто погиб, просто пришла информация, что погиб переводчик, а кто – непонятно, какой бригады переводчик. Потом только уточнили…

Прощание – это всегда страшная была картина. Потому что гроб не закрывался, потому что нужно было сфотографировать, а тело уже вздулось, и нужно было его запихивать в гроб чуть ли не палкой, просто заталкивать со всех сторон, чтобы закрыть гроб и чтобы ангольцы его запаяли. На этой жаре казалось, только тронь это тело – оно взорвется, как шар. Такая вот неприятная обязанность. А что делать? Кто-то же должен был делать это. И после того как я вернулся оттуда, теперь, когда меня кто-то начинает учить жизни, когда я сам на краю несколько раз бывал, когда смотришь – вот она, смерть, здесь, рядом, своими глазами видно… Не тут-то было.

– Каким маршрутом летели туда и обратно?

– Помню, что оттуда летел самолетом из Киншасы. Луанда – Киншаса – Будапешт – Москва. Туда – не помню точно. Когда летишь впервые куда-то, или обратно, и думаешь, что скорей бы домой, то какой там рейс, какие там города – совершенно уже не важно.

Помню, что летел с шиком, таможня практически не досматривала. В ангольской таможне не было никаких аппаратов типа сканеров, камер. Просто проверяли паспорта и выборочно проверяли чемоданы. Мой чемодан они не открывали. В Москве меня тоже никто не проверял.

Так получилось, что моя командировка окончилась немного раньше срока, положенного мне. Как минимум месяц я там недослужил. Это снова Белюкин мне помог – только благодаря ему я прилетел чуть раньше, чем вышли мои два года. Он мне посоветовал – мол, ты дважды болел малярией, поезжай ты отсюда, пока здоров, и если что, так в Министерстве обороны и говори: отправили назад, потому что здоровье испортилось. Может, там где дослужишь оставшееся время. Только меня и там не стали держать. Да, сначала, когда прилетел, на меня наорали, мол, почему, на каком основании раньше прилетел. Еще они на меня же наорали, почему не было представления на очередное воинское звание, хотя все сроки прошли! Потому что я так и вернулся оттуда лейтенантом, хотя должны были присвоить старшего лейтенанта. Наверное, просто забыли или еще почему. Я объяснял этому подполковнику в кадрах: как вы себе это представляете, чтобы я сам себе прислал представление на звание? Это же должно было делать вышестоящее командование, это оно и прошляпило. Так что звание старшего лейтенанта мне присвоили прямо в Министерстве обороны, по увольнению.

– Когда Вы окончательно вернулись из Анголы?

– 12 декабря 1987 года.

– В армии не предлагали остаться на 25 лет?

– Я уже особо и не помню, предлагали или нет. Наверное, нет. Может, я остался бы в армии, если бы предложили, кто его знает? Немного жалею о том, что не согласился пойти служить в милицию, что мне предлагали сделать сразу же, как я вернулся из Анголы. Нужно было только один годик поучиться в Киеве, чтобы получить юридическое образование. А жена была против: мол, как это так, ты все время в разъездах, а я одна с детьми? Пришлось отказаться. Правда, жалею отчасти из-за того, что если бы служил в милиции, то уже был бы на пенсии.

– Расскажите немного о том, как сложилась Ваша жизнь в дальнейшем, после службы в Анголе.

– После Анголы я вернулся на прежнее место работы, в Толочинский район Витебской области. Правда, не на ту же должность, хоть и имел право вернуться именно на ту же должность, директора школы. Мне предложили идти работать в Общество «Знание» при райкоме партии. Я немного поработал и понял, что эта работа не по мне. И отказался. Второй секретарь райкома партии – а она знала меня еще когда я директором школы работал – тогда сказала: да, Демидчик вернулся из Африки совсем другим человеком.

Я ушел. Меня за это – за то, что ослушался – отправили «в ссылку», к черту на кулички, в самую далекую школу района. Я поработал там, а потом меня все-таки вернули, поставили директором средней школы, в 12 километрах от Толочина. Позже в самом городе Толочине устроился в 3-ю среднюю школу. Ее тогда еще достраивали, я ее оборудовал, девять лет отработал там директором, до августа 2006 года. А потом – город Минск, 114-я школа с углубленным изучением испанского языка.

– А почему переехали именно в Минск?

– Это была мечта моей жены. Я поймал себя на том, что раньше Минск мне нравился, а сейчас мне уже не очень нравятся большие города. Люблю спокойный, тихий, чистый городок, где нет машин и нет копоти. Однако теперь мы живем здесь, с ноября 2010 года работаю заместителем директора 159-й школы. И с испанским языком своим не расстаюсь[189].

– Статус воина-интернационалиста имеете?

– Да, конечно.

– Проблем с получением этого статуса у Вас не возникло?