Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

не было ни самолетов, ни транспорта. Но в порту стоял кубинский корабль. Мне начальник сказал: «Кубинцы – это ж твои друзья, поговори, чтобы нас доставили». Я пошел. Нас пригласили на корабль, в каюту к капитану, мы сели, капитан предложил нам «Златы Брег», посидели. Вокруг жара, а у них в каюте кондиционер! Капитан шутил, мол, я бы тебя взял с собой, только я в Австралию иду (смеется). Я отшутился: «Как же ты меня заберешь, не поймут в Союзе, беженцем назовут!» Тот плечами пожал: «Прости, если бы я шел в Луанду, вообще вопросов бы не было».

Вообще, кубинцы к нам относились просто по-братски. Они действительно нас считали за родных братьев! Люди очень благодарные и очень порядочные. Ужасно получилось, что Советский Союз развалился, и они остались брошенными на произвол судьбы, как-то их оставили. Мне их жалко, потому что они очень хорошие люди.

С группой ангольских военных моряков. Во втором ряду крайний справа – переводчик С. П. Демидчик. Луанда, 1987 год

Очень долго мы ждали транспорта. В итоге получилось, что обратно в Луанду – снова впервые в жизни – я полетел на «Боинге». Туда мы летели на Ан-26, и это заняло, с промежуточной посадкой, часа четыре. А на «Боинге», обратно – за 55 минут. Это был не военный, гражданский самолет, и экипаж там был, по-моему, португальский, но точно не ангольский. Короче, наемные пилоты.

Примечательно было то, что пилоты не пускали нас на борт с оружием. Мы ведь ходили с пистолетами в поясной кобуре, обязательно. А они говорят: с оружием в салон входить нельзя, сдавайте, на выходе получите. Я сообразил быстренько: снял свой пистолет вместе с кобурой, и спрятал в сумку – и все, нет оружия! И пошел в самолет. А советник, когда его тоже остановили, расстегнул кобуру и отдал пистолет. А номера-то он не помнил! По прилету ведь надо было оружие сдавать в военной миссии нашей. Прилетели мы в Луанду, вышли из самолета, я достал из сумки свою кобуру вместе с пистолетом, надел. А ему говорят: вот, тут какой-то пистолет остался, забирайте. Тут он испугался: мол, а если номера сверять будут, что же я буду делать? Не знаю, как он там это уладил потом. Вот такой еще был случай.

Вообще, на флоте было много интересного. На БДК (большой десантный корабль) ходил в море, на СДК (средний десантный корабль), на ракетном катере ходил, на патрульных судах. На границе с Конго были, даже немного нарушили границу. Когда приходили с техникой, с вооружением наши теплоходы, советские, и когда их в порту ставили под разгрузку, нас задействовали для дежурства на борту. Мы занимались «профилактическим гранатометанием»: бросали гранаты за борт, чтобы к ним не подобрались юаровские водолазы. Для меня это тоже было испытанием. Когда мы готовили мотопехоту, мы их учили метать из БМП гранаты, только гранаты-то там были учебные! А бросить боевую гранату – это настолько психологически тяжело! Ангольцы – те даже учебную гранату, в которой нет запала, ничего нет, и такую боялись брать в руки: надо было высунуться в люк, метнуть гранату и спрятаться обратно. А тут – боевая, и надо бросать. Мне тоже было страшно: когда стрельбы были, мне показали эти гранаты, и в первый раз руки тряслись.

– А какие гранаты были у вас в распоряжении?

– РГД-50. Ящик гранат, запалы отдельно, гранаты отдельно, каждая в бумажку промасленную обернута. Разворачиваешь бумажку, вкручиваешь запал, нажимаешь на рукоятку, бумажкой снова закручиваешь, вырываешь чеку (улыбается) – и бросаешь! Когда в первый раз нужно было бросить – это было что-то! Все трясется, боишься выпустить случайно из рук эту гранату, пальцы уже немеют, а еще подгоняют: «Давай, бросай быстрее»! Потом, когда привык, научился закручивать, как будто просто изолентой заматывал. Ведь если гранату так бросать, то постепенно эта бумажка разматывается, и только когда ударяется о воду, тогда только бумага полностью отскакивает, граната начинает срабатывать, уходит под воду глубже – и результат от нее лучше. Эти гранаты там уходили ящиками! Каждое дежурство – сутки – ходили вдоль бортов и бросали эти гранаты. Вот и таким делом приходилось заниматься.

Когда я попал на флот, у меня было посвящение в моряки – обязан был выпить за раз литр морской воды. Такая у них традиция (смеется), у советских, российских военных моряков!

Еще я не рассказывал, что дважды подхватил малярию. Первый раз – когда мы были на Соби, в окрестностях Куито-Куанавале, весной 1986 года. Это было что-то страшное, если честно. Пил наши таблетки.

– Делагил?

– Конечно, что же еще было делать? Их хватало. Сначала ударную дозу, четыре за раз, потом начинаешь уменьшать. Но это, конечно, вещь страшная. В первый раз выкарабкался относительно быстро. А второй раз – когда поступил приказ нам вернуться в Куито-Куанавале – то ли рецидив случился, то ли что, не знаю, только я снова заболел. Там уже был военврач, наш, советский, не помню только, в какой бригаде. Хороший врач. Он мне делал уколы. Страшные уколы: не знаю, что за лекарство, только я, молодой и на общее состояние здоровья особо не жаловавшийся (тем более проверяли-то перед командировкой будь здоров как), после этого укола сразу потерял сознание. Бах об землю – и все! Но очухался от этой малярии быстрее, чем после таблеток, практически один этот укол меня и вылечил. Только что он мне колол и какой дозой – не помню, к сожалению. Молодой ведь был, так что обошлось без последствий.

– В Луанде уже не болели?

– В Луанде, слава богу, нет.

– Ничем другим экзотическим тоже не болели?

– Нет, только подозрение на язву было, лечили меня. Тоже понятно, откуда могло взяться. Когда второй год служил, в Луанде, мы питались в офицерской столовой, только какое там особо могло быть питание? А до этого, под Куито-Куанавале, в окопах, вообще не до еды было, кусок в горло не лез во время обстрелов. Да если бы и лез, что ты там будешь готовить, что там можно приготовить? Сухой паек, консервы какие-то, вот и вся еда. Сухари, правда, мне нравились, в таких больших металлических коробках. Хоть сухарь возьмешь, пожуешь.

Когда я служил второй год, я в Луанде жил в военной миссии, в домике перед плацем, перед столовой. Если честно, там было мало приятного. Например, было требование, чтобы каждое утро к приезду ГВС все было чисто, дорожки подметены, и так далее. И это делали переводчики! Мне это докучало вначале: как это так, ведь до того, как я сюда приехал, я же директором