Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

что ПКБ не только существует, но и представляет собой реальную силу. И, как уже отмечалось, В. К. Бельгард, не без поддержки Е. К. Бюцова, сумел этого добиться. Внешний эффект от бригады не вызывал сомнения. Ротмистр выкручивался из финансовых неурядиц и наличными людьми производил впечатление на шаха и окружающих. Насреддин был доволен работой русского офицера, хотя вряд ли представлял, чего ему это стоило, и как реально обстояли дела в элитном подразделении персидской армии.

В. А. Косоговский обвинял В. К. Бельгарда, что тот «самовольно напроизводил офицеров и векилей». «Мне уже неловко их возвращать в первобытное состояние», – замечал он в своем дневнике[1062]. Однако, исходя из изложенного материала, очевидно, что несоразмерная численность офицерского состава не была виной ротмистра. Да и вызывает сомнение ее рост. Летом 1893 г. В. К. Бельгард доносил, что в ПКБ насчитывалось 173 офицера, из которых лишь 40 были конными[1063]. А в декабре их численность сократилась до 158, причем конных было 86[1064]. В то же время к февралю 1899 г., то есть уже после пяти лет командования В. А. Косоговским, офицерский состав возрос до 200 человек[1065]. То есть тенденция продолжала сохраняться. Обвинения полковника были беспочвенны, поскольку В. К. Бельгард не обладал правами Заведующего обучением персидской кавалерии. Поэтому он не мог производить «казаков» в офицеры. Что касается векилей, то здесь он действительно имел «карт бланш» и, вполне возможно, пользовался им для того, чтобы заинтересовать своих подчиненных в несении службы. Впрочем, следует помнить, что вопрос этот поднимался еще при Н. Д. Кузьмине-Караваеве.

Из финансовых неурядиц выходить было сложнее, поскольку привыкшие к сравнительно хорошей жизни «казаки» настаивали на своевременных выплатах жалования. Кроме того, необходимо было содержать хозяйство бригады, что также требовало средств. В. К. Бельгард обеспечивал бригаду фуражом, продовольствием и прочим необходимым путем закупок у персидских торговцев. Не имея достаточных средств, он прибегал к распространенному в Иране способу торговых операций – покупал товар в долг, под вексель («тамассок»), с тем, чтобы оплачивать его после выплат из казначейства[1066]. Такая практика была характерна и для предыдущих командиров ПКБ да и вообще для Ирана. «Система затянутых и сокращенных платежей» преобладала во всём финансовом устройстве Каджарской монархии[1067]. При наличии финансов, расплачивались сразу, а при их отсутствии – по векселям. В последнем случае бюджет части проигрывал, поскольку тамассок предполагал более высокую цену плюс проценты. Однако в условиях, когда правительство не обеспечивало ПКБ необходимым, такое ведение дел было неизбежным. К тому же оно негласно поддерживалось российской Миссией, поскольку заимодатели не требовали от нее засвидетельствовать долговые обязательства[1068]. В первой трети 1894 г. ротмистр «разновременно» взял из денежного ящика бригады 720 (позже они трансформировались в 800) туманов[1069]. Деньги были изъяты им с ведома заведующего хозяйственной частью ПКБ в счет причитавшегося В. К. Бельгарду содержания и израсходованы на хозяйственнее нужды. Именно эти деньги стали в дальнейшем поводом для очередного скандала и кризиса вокруг бригады, который вновь поставил ее на грань существования.

5.2. Назначение в Иран В. А. Косоговского

Очередной кризис очень отчетливо отразил все особенности функционирования русской военной миссии в Иране. Вкратце его ход изложен в воспоминаниях В. А. Косоговского и работах историков[1070]. Тем не менее события 1894 – мая 1895 гг. заслуживают пристального внимания по нескольким причинам. Во-первых, В. А. Косоговский в своих записках изложил лишь часть правды. Он откровенно лукавил, скрывал неугодные факты, пытаясь представить себя единственным человеком, ратовавшим за интересы России. Во-вторых, исследователи (в том числе и мы в своих ранних работах) воспринимали его сведения некритично. В результате, офицер сформировал своего рода парадигму, которая стала доминировать в научной литературе. Интересно, что даже специально занимавшиеся проблемами ПКБ Н.К. Тер-Оганов и О. А. Красняк опирались в описании кризиса не на архивные материалы, с которыми они были неплохо ознакомлены, а на воспоминания В. А. Косоговского. В-третьих, личные бумаги В. А. Косоговского и сопоставление фактов из разичных источников дают возможность увидеть упомянутые события в совершенно ином свете и полностью пересмотреть устоявшуюся точку зрения на них.

С января 1894 г. в высших кругах России, связанных с внешней политикой относительно Персии, развернулось своеобразное соревнование. На кону стояла должность Заведующего обучением персидской кавалерии. 17 января датируется первая известная записка (к сожалению, без подписи) начальнику Главного штаба Н.Н. Обручеву. В ней отмечалось, что В. К. Бельгард на своем посту вполне справился с поставленными задачами, «привёл бригаду в блестящее с персидской точки зрения состояние», добился этим благорасположения к ПКБ со стороны шаха. По мнению автора записки, ротмистра необходимо было оставить командиром бригады. Однако загвоздка заключалась в том, что Насреддин-шах требовал на пост Заведующего штаб-офицера. Поскольку В. К. Бельгард окончил АГШ (хотя и по второму разряду, но имел высшее военное образование), безымянный корреспондент предлагал произвести его в следующий чин и сделать официально начальником «казачьей» части[1071].

Видимо, решение возвратить в ПКБ официального Заведующего в начале года было принято окончательно. Вопрос был в том, кто должен им стать. Судя по имеющимся документам, начальник Главного штаба был против оставления ротмистра. В этом он был не одинок. Решающим стало мнение кавказского начальства. Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе, а по совместительству командующий войсками Кавказского военного округа и войсковой атаман Кавказских казачьих войск, генерал-лейтенант С. А. Шереметев выступил против назначения своего бывшего протеже. К сожалению, с чем был связан такой поворот в его отношении к ротмистру, сказать сложно. Нам кажется, что формальные причины, изложенные в документах, не дают ответ на этот вопрос. В феврале 1894 г. С. А. Шереметев ответил Н.Н. Обручеву на его запрос. Он хорошо характеризовал

B. К. Бельгарда как человека, но отмечал, что тот не является штаб-офицером, молод, специально не подготовлен (не знает языка, страны, ее вооруженных сил). Интересно, что данные недостатки не брались во внимание при назначении ротмистра. К тому же вопрос о специальной подготовке выглядит сомнительным. В. К. Бельгард вначале действительно не знал персидского языка и страны. Но этот недостаток был характерен для многих предыдущих офицеров-инструкторов. За год, проведенный в Иране, он ознакомился не только с его особенностями, но частично освоил язык и изучил армию. Об этом свидетельствуют его работы, предоставленные в Главный штаб, и донесения посланника в Тегеране. Тем не менее С. А. Шереметев настаивал на назначении другого офицера. Из двух кандидатур офицеров ГШ – полковника Руткевича и подполковника В. А. Косоговского