Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

в России невозможной» (здесь лидер большевиков утверждал прямо противоположное тому, о чем он, ссылаясь на авторитет Маркса, писал ранее, и тому, о чем он будет писать позже). Он считал, что против такого союза «никакая буржуазией начатая гражданская война немыслима, этакая „война“ не дошла бы даже ни до одного сражения»[1142].

Новая власть, по мнению Ленина, легко сможет справиться с сопротивлением «буржуазии» мирными средствами контроля. Напротив, восстановление умеренными социалистами компромисса с «буржуазией» сделает открытый и острый внутренний конфликт неизбежным, приведя к дальнейшему ослаблению поддержки эсеров и меньшевиков, усилению недовольства в «массах», росту симпатий к большевикам: «Столичный пролетариат станет тогда еще ближе, чем теперь, к коммуне, к рабочему восстанию, к завоеванию власти в свои руки, к гражданской войне, в ее более высокой и более решительной форме»[1143].

Вместе с тем шансов на то, что руководители меньшевиков и эсеров согласятся с подобными предложениями, было мало: по их мнению, лишь соглашение с «буржуазией» предотвращало превращение революции в гражданскую войну[1144]. К тому же схема, предложенная Лениным, в конкретных условиях осени 1917 года явно ставила умеренных социалистов в невыгодное положение: возглавляемое ими правительство было бы подконтрольно Советам, которые в это время быстро «большевизировались». Но все же немало меньшевиков и эсеров в это время оказались готовы выступить за создание правительства исключительно из социалистических партий.

Ленин, обосновывая идею компромисса, стремился концептуализировать феномен гражданской войны, опираясь на опыт предшествующих кризисов. Это, пожалуй, наиболее заметная попытка теоретизирования, осмысления явления гражданской войны в политических текстах революции. «Гражданская война есть наиболее острая форма классовой борьбы, — писал Ленин, — когда ряд столкновений и битв экономических и политических, повторяясь, накапливаясь, расширяясь, заостряясь, доходит до превращения этих столкновений в борьбу с оружием в руках одного класса против другого класса». Он оценивал Апрельский и Июльский кризисы как сильные «стихийные взрывы, вплотную подходившие к началу гражданской войны со стороны пролетариата», а корниловское выступление назвал «фактическим началом гражданской войны со стороны буржуазии».

Сравнивая эти «начатки» гражданской войны, Ленин делал вывод, что «начало гражданской войны со стороны пролетариата обнаружило силу, сознательность, почвенность, рост и упорство движения», ничего подобного не было во время выступления Корнилова. Соотношение фактических сил, на которые могли опереться «пролетариат» и «буржуазия», складывалось в пользу первого. Ленин особо подчеркнул, что сила «пролетариата» проявляется в большей степени именно во внепарламентской борьбе. В связи с этим победа «пролетариата» в гражданской войне обеспечивалась «с вероятностью девяноста девяти шансов из ста»[1145]. Эти рассуждения позволили Ленину не только обосновать легитимность «пролетарского восстания», но и представить его как исторически неизбежное событие, определяемое объективными законами классовой борьбы.

Даже в тех статьях, в которых Ленин поднимал тему соглашения большевиков с меньшевиками и эсерами — соглашения, которое было способно предотвратить гражданскую войну, звучала и тема готовности к открытому конфликту. Лидер большевиков открыто выражал уверенность в том, что победа «пролетариата» над «буржуазией» неотвратима и будет достигнута со сравнительно малыми жертвами, несопоставимыми по своим масштабам с потерями мировой войны: «Никакие „потоки крови“ во внутренней гражданской войне не сравнятся даже приблизительно с теми морями крови, которые русские империалисты пролили после 19-го июня…»[1146]

Статья «Русская революция и гражданская война» заканчивалась словами: «Не пугайте же, господа, гражданской войной: она неизбежна, если вы не хотите рассчитаться с корниловщиной и с „коалицией“ теперь же, до конца, — то эта война даст победу над эксплуататорами, даст землю крестьянам, даст мир народам, откроет верный путь к победоносной революции всемирного социалистического пролетариата»[1147]. Если либералы и правые социалисты устрашали общество внутренним конфликтом, стремясь достигнуть новой коалиции, то Ленин не только пугал умеренных социалистов гражданской войной, но и угрожал, что коалиция приведет к ней. И тогда сторонники сотрудничества с «буржуазией» потерпят сокрушительное поражение. Данная статья соответствовала тем целям, которые преследовали и Ленин, и некоторые другие радикальные социалисты: не допустить создания новой коалиции, образовать социалистическое правительство, ответственное перед Советами.

При оценке работ Ленина, в которых рассматривались идеи компромисса с умеренными социалистами и перспективы мирного развития революции, следует иметь в виду, что он же осенью 1917 года написал тексты, где открыто возвращался к своему тезису о неизбежности внутреннего конфликта в условиях революции, которая сама по сути является гражданской войной: «Революция есть самая острая, бешеная, отчаянная классовая борьба и гражданская война. Ни одна великая революция в истории не обходилась без гражданской войны»[1148]. Такое суждение, казалось бы, противоречило планам предотвращения гражданской войны, которые сам Ленин выдвигал ранее. Были ли эти планы лишь тактическим ходом? Можно ли говорить о наличии какой-то единой и непротиворечивой концепции, в которой Ленин связывал революцию и гражданскую войну? Во всяком случае, Ленин считал, что участие в Демократическом совещании не имеет для большевиков смысла, ибо подготовка вооруженного восстания становилась теперь первоочередной задачей. Большинство руководящих партийных работников, однако, в тот момент решило иначе: они возлагали на этот столичный форум надежды и решили в нем участвовать.

Первые две недели сентября до открытия Демократического совещания прошли в спорах о том, какой вариант решения политического кризиса предпочтительнее: восстановление коалиции в той или иной форме, формирование правительства только из «демократии» (из социалистических партий) или провозглашение советской власти. Нередко при этом поднимался вопрос о том, какая форма организации власти убережет страну от открытого вооруженного столкновения. Частое упоминание в дискуссиях гражданской войны свидетельствовало об ощущении возросшей опасности ее развязывания.

Умеренные социалисты стремились сосредоточить в руках Демократического совещания процесс формирования нового правительства, вновь манипулируя чувством страха перед внутренним вооруженным конфликтом. «Дело народа» было против организации кабинета Керенским до Демократического совещания или без учета его позиции. Газета социалистов-революционеров утверждала, что «всякая попытка конструировать революционную власть вопреки и помимо Советов обречена на неудачу и, хуже того, — угрожает гражданской войной»[1149]. «Свободная жизнь» (так в период кратковременного закрытия «Новой жизни» именовалось издание интернационалистов) считала наиболее опасным возможный конфликт между ВЦИК и Временным правительством. Эту напряженность, по мнению газеты, требовалось смягчить и не доводить дело до открытого столкновения[1150]. «Рабочая газета» расценивала затянувшийся кризис власти как грозящий возникновением «новой междоусобицы». Требовалось безотлагательно открыть Демократическое совещание, чтобы остановить развитие кризиса и решить вопрос о власти вплоть до Учредительного собрания[1151].

Немалая часть умеренных социалистов полагала, что после корниловского выступления никакая новая коалиция с «буржуазией» невозможна. Как уже говорилось, мобилизация сил для отпора войскам мятежного главнокомандующего сопровождалась обвинениями в «заговоре» всей «буржуазии», всех несоциалистических групп, и прежде всего конституционных демократов, хотя подобное обвинение вряд ли было