Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

уже началась, ее следовало как можно скорее завершить; при этом выход из кризиса порой виделся не в компромиссе, а в полной победе над врагом: противник принуждался к гражданскому миру, если надо — то и с помощью силы.

Перспектива гражданской войны всерьез пугала людей разных взглядов. По крайней мере, противоборствующие силы стремились использовать чувства тревоги и страха, охватившие многих. При этом никто открыто не заявлял о необходимости гражданской войны, описывая свои действия как оборонительные и возлагая ответственность за угрозу ее возникновения на политических оппонентов. В этом смысле показательны слова Н. В. Некрасова: «Временное Правительство принимает все меры к тому, чтобы избегнуть гражданской войны. Мы — сторона не нападающая, а обороняющаяся»[1131]. Понятие гражданская война применялось для выстраивания идентичностей: «они» развязывают гражданскую войну, «мы» стремимся ее предотвратить.

В то же время нарастала деполитизация гиперполитизированных прежде групп, чему способствовало представление о том, что государство неотвратимо приближается к глобальному внутреннему противостоянию и ничьи действия не способны это предотвратить. Надежды на мирный выход из кризиса стремительно уменьшались.

В этой ситуации, которая субъективно воспринималась как уже начавшаяся гражданская война, были разработаны, применены, опробованы некоторые ключевые понятия языка будущей Гражданской войны. Важнейшим следствием «дела Корнилова» было формирование особой дискурсивной ситуации. «Корниловщина» была для жителей России важным и масштабным опытом напряженного «проговаривания» гражданской войны, опытом оправдания решительного силового подавления противника, использования вооруженных сил и насилия как инструмента решения политических проблем. Вклад в создание таких культурных предпосылок для возникновения гражданской войны вносили и те, кто проповедовал гражданскую войну открыто, и те, кто с разной степенью искренности заявлял о своем желании ее предотвратить.

Глава 5

Понятие гражданская война и политическая борьба осенью 1917 года

К. А. Тарасов 

1. «Пугают гражданской войной»: вокруг Демократического совещания

В ходе правительственного кризиса, вызванного выступлением Л. Г. Корнилова, министры-кадеты заявили о своей отставке. Попытки Керенского воссоздать новое коалиционное правительство не удались, ибо лидеры меньшевиков и эсеров первоначально возражали против вхождения во власть конституционных демократов, которых считали «корниловской» партией. 1 сентября А. Ф. Керенский образовал новый орган власти, Директорию, из пяти человек, среди которых не было видных лидеров политических партий (А. Ф. Керенский, М. И. Терещенко, А. И. Верховский, Д. Н. Вердеревский, А. М. Никитин)[1132].

На объединенном заседании ВЦИК Советов и Исполкома Советов крестьянских депутатов социалистические партии договорились о проведении совещания, подобного Московскому, но состоящего только из «демократических элементов»[1133]. Предполагалось, что на нем будут представлены те же организации, что и на Государственном совещании, за исключением депутатов четырех Государственных дум и тех групп, которые скомпрометировали себя, примкнув к корниловскому выступлению. Совместное заседание исполкомов Советов 1 сентября приняло резолюцию «О власти», предложенную фракциями меньшевиков и эсеров. В ней отмечалось, что

…трагическое положение, созданное событиями на фронте и гражданской войной, которую открыла контрреволюция, делает необходимым создание твердой революционной власти, способной осуществлять программу революционной демократии. <…> Такая власть, созданная демократией и опирающаяся на ее органы, должна быть свободна от всяких компромиссов с контрреволюционными цензовыми элементами[1134].

Иными словами, организаторы совещания, названного затем Демократическим, в то время стремились укрепить власть, ослабленную внутренними конфликтами, исключив из политического процесса те силы, которые воспринимались как «контрреволюционные».

Примечательно, что меньшевики и эсеры оправдывали смену своей политики уже начавшейся гражданской войной, развязанной «контрреволюцией». Однако, как показали дальнейшие события, среди умеренных социалистов не было единства в определении круга «контрреволюционных элементов»: одни предлагали полностью исключить кадетов из переговоров о власти, другие считали, что часть из них не виновна в развязывании гражданской войны. Некоторые умеренные социалисты вообще заявляли, что время коалиций с «буржуазией» прошло. По мнению историка А. Рабиновича, это был момент, когда меньшевики и эсеры ближе всего подошли к разрыву с либералами, к принятию более радикальной политики, что могло бы существенно изменить ход революции[1135].

Изменение курса меньшевиков и эсеров уловил В. И. Ленин, находившийся в это время в подполье в Финляндии. В статье «О компромиссах», написанной 1–3 сентября, но опубликованной только 6 сентября, он выдвинул идею создания правительства меньшевиков и эсеров, ответственного перед Советами; к последним бы переходила и власть на местах. При этом большевики не претендовали на участие в кабинете, но получали гарантии свободы деятельности. Такой сценарий, по мнению Ленина, гарантировал бы «мирное развитие революции», предотвращая гражданскую войну. Историк Г. З. Иоффе полагал, что лидер большевиков рассчитывал воспользоваться возрастающей популярностью партии, постепенно оттесняя от власти своих социалистических оппонентов[1136]. Однако после того, как меньшевики и эсеры согласились 2 сентября с созданием Директории, Ленин решил, что шанс на мирное развитие страны, скорее всего, уже упущен[1137].

Впрочем, некоторые радикально настроенные большевики Москвы и Петрограда изначально скептически относились к идее компромисса с умеренными социалистами. Сначала было решено вообще не печатать статью Ленина, и только вследствие его настоятельных требований она была опубликована. Выход статьи объективно укрепил позиции умеренных большевиков, наиболее видным представителем которых был Л. Б. Каменев, возлагавший надежды на Демократическое совещание[1138].

После 3 сентября Ленин в основном придерживался курса на вооруженное восстание, преодолевая сомнения некоторых видных большевиков, проявлявших, подобно Каменеву, сдержанность и осторожность. Вместе с тем Ленин и после 3 сентября на протяжении нескольких дней не исключал того, что и в изменившейся ситуации союз большевиков с меньшевиками и эсерами сделает гражданскую войну невозможной — при условии перехода власти к Советам[1139]. Исследователи отмечают, что о возможности мирного развития революции Ленин писал 6–10 сентября в работах «Задачи революции», «Один из коренных вопросов революции», «Русская революция и гражданская война. Пугают гражданской войной» и «Как обеспечить успех Учредительного собрания (о свободе печати)»[1140]. Надежды Ленина на возможность компромисса подпитывались непрерывными и публичными дискуссиями среди меньшевиков и эсеров по поводу формирования правительства, а также обострением отношений между лидерами умеренных социалистов и Керенским[1141]. После 10 сентября, насколько можно судить, лидер большевиков сделал ставку исключительно на вооруженную борьбу. Ленин теперь не только подразумевал, но порой и открыто декларировал готовность к тому, что гражданская война может начаться. До этого момента он не отвергал сценарий мирного развития революции, но теперь считал его все менее вероятным.

Так, в статье «Русская революция и гражданская война. Пугают гражданской войной», завершенной, вероятно, 9 сентября, но опубликованной лишь 16 сентября, Ленин отмечал, что союз большевиков с умеренными социалистами не только мог бы дать легкую победу над «контрреволюцией», как это было в дни выступления Корнилова, но и «сделал бы гражданскую войну