Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Прокопович: «Если бы я был уверен, что при передаче руководства страной большевикам не будет гражданской войны, я со спокойной совестью ушел бы из правительства. Но я знаю, что гражданского мира не будет, что мы не избегнем, не ослабим развала, и нас раздавят»[1166]. Совет всероссийских кооперативных съездов 4 сентября заявил о необходимости создания коалиционного правительства, утверждая, что попытки справиться со всеобщей разрухой посредством одних только организованных Советами структур «поведут к гражданской войне и гибели России»[1167]. По всей видимости, опасения масштабного кровопролития и голода в этой среде были вызваны растущими аграрными беспорядками и трудностями с обеспечением городов продовольствием, с которыми кооператоры были хорошо знакомы.

Кадетская «Речь» доказывала, что мнение кооперативных организаций отражало настроение всей России. Следовательно, против коалиции выступала «только небольшая кучка бесцеремонных демагогов, для которых существует не родина, а интернационал», которая «ловко пользуется общим недовольством, тяжелым и напряженным настроением, чтобы сеять смуту и довести до острой гражданской войны»[1168]. Если учесть, что противниками коалиции в то время были и многие видные меньшевики, и эсеры, которых издание конституционных демократов включало в состав «кучки демагогов», то заявления такого рода вовсе не облегчали практическое достижение нового соглашения либералов с умеренными социалистами. Последних главная кадетская газета продолжала именовать «полуленинцами», которые-де были даже опаснее чистых «ленинцев»[1169].

Тот же аргумент — ссылку на мнение большинства населения страны — использовал Г. А. Алексинский в статье, опубликованной в «Единстве». Указывая на решения кооперативного съезда, он писал, что создание правительства на основе Советов не одобряется большинством граждан России и поэтому грозит гражданской войной[1170].

Для дискредитации идеи однородного социалистического правительства сторонники воссоздания коалиции использовали негативные образы большевиков. «Воля народа», «День» и «Единство» считали поддержку умеренными социалистами идеи соглашения всех социалистов капитуляцией перед большевиками, следованием за курсом левых радикалов[1171].

Однако агитация большевиков и умеренных социалистов в этот период существенно различается. Руководство партии Ленина предписывало своим провинциальным организациям агитировать не только против коалиции с кадетской партией, «открыто замешанной в мятеже», но и вообще против любого соглашения с представителями «цензовых элементов». Видные большевики требовали формирования «рабоче-крестьянской власти»[1172].

Позиция большевиков подвергалась критике: кадетская «Речь» писала, что объявление «диктатуры пролетариата» закончится гражданской войной, поскольку тем самым рабочие изолируют себя от остального населения[1173]. «Биржевые ведомости» объявили агитацию большевиков «игрой в якобинство», которая приводит к гражданской войне, а та, в свою очередь, — к Наполеону или «подчинению власти чужеземцев»[1174]. Свои прогнозы газета строила на истории Французской революции XVIII века и, вероятно, Парижской коммуны.

Подобные суждения могли быть реакцией на статьи Ленина. В упоминавшейся уже статье «О компромиссах» он утверждал, что у большевиков имеются все шансы одержать победу в гражданской войне: у них «вдесятеро больше „козырей“ в руках, чем у Коммуны». Партия могла предложить «землю крестьянам, немедленное предложение мира, настоящий контроль над производством, честный мир с украинцами, финляндцами и проч<ее>». Лидер большевиков отдавал себе отчет, что провозглашение «коммуны» означало бы «тяжелую гражданскую войну», однако он полагал, что она и без усилий со стороны какой-либо политической группы весьма вероятна: «всякий революционный рабочий и солдат», видя разруху вокруг, попытается ввести «коммуну»[1175].

Интернационалистическая «Свободная жизнь» объясняла своим читателям, как реагировать на кампанию в «буржуазных газетах», ведущуюся под лозунгом «Вне коалиции — нет спасения». Запугивания «гибелью страны» были не страшны, поскольку страна и так гибла из-за политики коалиционного правительства. Открытое выступление со стороны «господствующих классов», по мнению корреспондента газеты, оказалось бы не страшнее «корниловщины», внутренней войны, от которой избавились только недавно: «Пугать на войне страхом смерти не приходится». По этому замечанию становится ясно, что острый классовый конфликт с точки зрения редакции не исчерпывался поражением корниловского выступления. «Свободная жизнь» успокаивала «испуганных буржуа» тем, что «диктатура демократии», то есть социалистическое правительство, не означала бы социального переворота или «большевистской резни». Такое правительство привело бы в порядок экономику и промышленность, разрешило бы земельный вопрос и остановило бы войну. Если эти задачи будут успешно и своевременно решены, писала «Свободная жизнь», то никаких ужасов, которыми пугали «буржуазные» газеты, не произойдет[1176].

Консервативные «Московские ведомости», как и их политические оппоненты, воспринимали упоминание гражданской войны в текстах о ситуации в стране как угрозу развязать внутренний конфликт. Однако в отличие от большинства изданий эта газета открыто утверждала, что ее такая перспектива не страшит. От имени «недемократии России и благоразумной части демократии» «Московские ведомости» заявляли, что их «никакой гражданской войной не испугаешь». Более того, автор статьи провозглашал, что эти политические силы решительно пойдут и на гражданскую войну, «только чтобы избавиться от недопустимого засилья различных демократических наглецов, явно и упорно ведущих в интересах Германии к пропасти русское государство»[1177]. Если в дни корниловского выступления стороны либо обвиняли друг друга в развязывании гражданской войны, либо пытались достичь соглашения, используя страх перед ней, то теперь некоторые консерваторы открыто заявляли о своей готовности к конфликту с противником. Очевидно, что «Московские ведомости» намекали прежде всего на большевиков, хотя обвинения такого рода порой адресовались и некоторым лидерам эсеров и меньшевиков. Во всяком случае, подобные тексты были явным вызовом всей «демократии»; они усиливали ощущение нарастающей опасности справа, которую испытывали и многие умеренные социалисты.

Страхом перед гражданской войной можно объяснить и изменения тех оценок, которые давали своим оппонентам и противникам ведущие периодические издания. Так, меньшевистская «Рабочая газета» отреагировала на несколько публикаций в большевистском «Рабочем пути», касающихся компромиссов и возможности мирного пути развития революции. Меньшевистское издание интерпретировало эти тексты как знак серьезной корректировки позиции большевиков. По мнению редакции газеты, они-де напуганы своими успехами и боятся гражданской войны. Это же якобы подталкивало большевиков к отказу от опасной идеи диктатуры пролетариата и пробуждало у них стремление заключить союз с другими социалистами на Демократическом совещании[1178]. Такой вектор был действительно обозначен в дискуссиях руководства большевиков, но он не был преобладающим.

Как видим, разные политические силы использовали распространенный страх перед гражданской войной с различными целями. Подобная тактика применялась и в предыдущие месяцы, но, пожалуй, особенно интенсивно — в канун Демократического совещания. О таком манипулировании с помощью страха счел нужным специально написать лидер большевиков. «Из всех видов пуганья — пуганье гражданской войной самое, пожалуй, распространенное», — писал в эти дни Ленин. Он считал, что «буржуазия» использовала тактику запугивания и дезинформации, опасаясь, что социалисты могут сформировать правительство без участия кадетов. Политик спорил с распространенным тезисом о том, что гражданская война может уничтожить достижения революции. Ленин стремился последовательно опровергнуть этот аргумент, использовавшийся