Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

построены обвинения были таким образом, что не оставляли сомнения в необходимости удаления инструкторов из Ирана. А при детальном рассмотрении оказывалось, что обвинения против В. А. Косоговского были в основном надуманными[1127].

Так, бригадные деньги он использовал только для нужд части, а не для «русских дам», ПКБ за время его пребывания превратилась в действительно боеспособную и хорошо организованную часть. Оставляя за скобками рассуждения о нуждах народа и пр., как откровенно популистские и пропагандистские и не имеющие никакого отношения к реальности, следует заметить, что своими действиями генерал прямо способствовал укреплению государственной власти и централизации государства, а косвенно – формированию и иранского национального сознания в первую очередь в среде иранских офицеров бригады, которые именно через русских инструкторов получали идеи европейской организации армии и общества. Учитывая что законной властью был монарх, сам В. А. Косоговский был монархистом (да и вообще идея монархии имела в Евразии довольно глубокие корни), обвинять В. А. Косоговского в его взглядах и поддержке шаха по меньшей мере не исторично и неправильно. Он поддерживал законный на тот момент и с его точки зрения порядок. Что до сеяния розни в ПКБ, то такое мог написать только выходец из мухаджиров, которых генерал действительно существенно приструнил, или же из тех знатных или привыкших к неповиновению «казаков», от которых Заведующий избавился в 1895 г. как от бунтовщиков. Люди эти были отнюдь не революционерами, а просто недовольными тем, что

B. А. Косоговский стал вводить в бригаде дисциплину и лишил их привилегий, в том числе и «права» не подчиняться офицерам, когда им захочется. Учитывая время выхода в свет указанных статей и место издания газет, не трудно догадаться, что они были инспирированы англо-индийскими властями с целью подрыва русского влияния и усиления своего. Без сомнения, руководствовался В. А. Косоговский не интересами Ирана, а интересами России. Однако, учитывая то, что он был русским офицером, и международную ситуацию вокруг Ирана, в которой протекала его деятельность, осуждать его за это, как это делали позднее иранские конституционалисты, а за ними и некоторые иранские и английские исследователи, конечно же нельзя.

И Россия, и Англия (Лондон) были заинтересованы поставить Персию под свой контроль. Но в России хорошо понимали неспособность экономически конкурировать с «мастерской мира», поэтому предпочитали оградительную политику. В Лондоне же и в Калькутте видели цивилизаторскую миссию англичан в экономическом освоении Ирана с выгодой в первую очередь для Великобритании и под контролем Великобритании. Поэтому оградительная политика России, тормозившая расширение английских экономических и политических интересов в Иране, не могла не вызывать раздражения и обвинений в сторону России в нежелании нести цивилизацию. В этой связи нельзя полностью согласиться с мнением П. Бабича о том, что Россия не имела плана продвижения своего влияния в Иране, не стремилась превратить его в свой доминион в ближайшем будущем[1128]. Общая линия действий России в иранском вопросе была выражена еще И. А. Зиновьевым – поставить южного соседа под российский контроль. Однако Иран был на задворках российской внешней политики, поэтому идея эта реализовывалась спорадически. Лишь с момента прихода на пост министра финансов

C. Ю. Витте ситуация изменилась: появился и конкретный план, начали разрабатываться и активно реализовываться шаги, приведшие к тому, что к началу русско-японской войны 1904–1905 гг. английское влияние в Иране было сильно поколеблено.

Острее была критика со стороны Великобритании, что объяснялось раздражением политической и экономической верхушки общества тем, что кто-то мешает (сопротивляется) строить мир по их лекалам. Россия же перестраивать мир и Иран не собиралась. Обе стороны исповедовали прагматическую линию в отношении Ирана. Но прагматизм этот зиждился на разном уровне экономического развития и политического могущества. И поэтому прагматизм каждой из стран было сложно совместить мирными средствами. Несмотря на красивые заверения британского правительства, как в Лондоне, так и в Калькутте хотели видеть не сильную Персию, а зависимую политически и экономически от английского влияния. Россия действительно играла консервирующую роль, что было нормально, учитывая экономическую слабость в сравнении с Великобританией. Но в России не стремились к расчленению Персии и всегда были заинтересованы в сохранении целостности государства, в отличие от Англии, всегда ставившей на сепаратистки настроенных феодалов и на протяжении XIX в. способствовавшей отколу от Ирана его территорий.

Всё это В. А. Косоговский понимал и в своих взглядах и действиях исходил из реальной обстановки.

22 февраля 1894 г. последовало высочайшее соизволение на командирование В. А. Косоговского в Персию в качестве Заведующего обучением персидской кавалерии. 7 марта он был откомандирован в распоряжение командующего войсками Кавказского военного округа, 17 апреля произведен в полковники ГШ, а 27 апреля отправился к месту командировки[1129]. Одновременно с его назначением Главным штабом рассматривалась посылка в качестве третьего инструктора обер-офицера поручика Николая Алоизиевича Орановского[1130]. После согласований между Главным штабом и штабами Кавказского военного округа, войск гвардии и Петербургского военного округа 2 мая он был назначен в распоряжение Заведующего[1131].

Тем не менее в Тегеране командиром бригады желали видеть другое лицо. В начале марта Е.К. Бюцов через Министерство иностранных дел донес в Военное министерство желание шаха оставить ротмистра на занимаемом посту. Судя по активности, с которой посланник отстаивал кандидатуру В. К. Бельгарда, он сам был против назначения В.А. Косоговского. В своем письме Е.К. Бюцов подчеркивал, что ротмистр за короткое время изменил ПКБ, и просил сохранить за ним командование[1132]. Такое отношение к В. К. Бельгарду, как нам представляется, объяснялось тем впечатлением, которое тот производил на шаха и интересами российской политики. Главной задачей ПКБ по-прежнему оставалось «приобрести влияние на персидское правительство и помешать другим, враждебным… (России – О.Г.) правительствам взяться за это дело»[1133]. Ни создание подконтрольной России персидской армии (о чём мечтал А. И. Домонтович), ни иные цели на тот момент не ставились. Шах в феврале 1894 г. через военного министра Камран-мирзу обратился к Е. К. Бюцову с просьбой ходатайствовать перед Петербургом о сохранении ротмистра на командном посту. Был также поставлен вопрос о производстве его в подполковники, поскольку Заведующим мог быть только полковник или подполковник. Судя по всему, остаться в Персии хотел и сам В. К. Бельгард. Ради этого он частично освоил персидский язык. Посланник сообщал, что Насреддин-шах был восхищен тем, что на последнем смотре ротмистр говорил с ним на фарси без переводчика. В качестве подтверждения своего благоволения иранский правитель пожаловал В. К. Бельгарду орден Льва и Солнца 2-й степени[1134].

Тем не менее в России просьбу шаха не уважили. И