Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

хороший офицер, имеющий стереотипное представление о том, какой должна быть армия, отдельная воинская часть, как должны вестись ее финансовые дела, проходить служба, проводиться обучение личного состава и пр., В. А. Косоговский, скорее всего, был поражен открывшимся его взгляду. Отчасти это объяснялось тем, что в своих донесениях в штаб Кавказского военного округа В. К. Бельгард не раскрывал всю повседневную «кухню» жизни ПКБ, ограничиваясь тем, что от него требовало начальство. Да и вообще командиры бригады в нюансы управления и существования соединения высшее начальство посвящали мало. Как правило, они всплывали в кризисных ситуациях, но затем о них «забывали», и каждый новый Заведующий[1165] должен был заново «осваивать профессию». Скорее всего, с такими реалиями персидской жизни В. А. Косоговский столкнулся впервые, не понял их и захотел повернуть на свой лад – навести порядок в части в соответствии формальным требованиям. Он не знал, или не хотел знать, что дисциплинарные вопросы преследовали ПКБ с самого начала ее существования. Мысля стереотипно, полковник считал, что порядок в части полностью зависит от командира. Но в Иране первенствующее место занимали традиция и воля шаха. Этого В. А. Косоговский сначала не осознал. Не до конца оценил он и роль личных связей, симпатий, пронизывавших всю воинскую иерархию страны. Именно благодаря им было возможно снизу подняться наверх, но также и наоборот. Столкнувшись с бригадной действительностью, полковник искренне посчитал, что люди, которые довели ПКБ до такого состояния, не могут считаться отстаивающими русские интересы. А честь России имела для него большое значение. Отсюда – неприятие дипломатов, которые «поучали» Заведующих, но не заботились о бригаде, самих командиров и инструкторов, шедших у них на поводу. Всё это обострялось русским шовинизмом, который нашел здесь питательную почву – большинство из россиян в Тегеране были нерусскими. Следует отметить также, что В. А. Косоговский зачастую судил о людях и событиях, не обладая всею полнотой информации. Он не знал и не понимал, какое место занимала бригада в планах российского правительства. Но у него было законченное представление о том, чем она должна быть. И этот идеал он принялся реализовывать, иногда даже вне связи с мнением внешнеполитического ведомства России и его представителя при шахском дворе. Естественно, это вызвало острый конфликт с Миссией. Забегая вперед, отметим, что состояние это оставалось постоянным, то обостряясь, то ослабевая, всё время пребывания В. А. Косоговского на посту Заведующего.

Отчасти странным выглядит возмущение В. А. Косоговского наличной численностью «казаков». Как свидетельствуют приводившиеся выше рапорты В. К. Бельгарда, о реальном составе ПКБ было известно и на Кавказе, и в Петербурге. Осведомлены были там и о том, что количество выходивших в строй и находившихся в отпуску неформально варьировалось Заведующим в зависимости от ситуации. Полковника, видимо, не сочли необходимым ознакомить с этими особенностями перед отправкой в Персию. Тем не менее в определенной степени возмущение В. А. Косоговского было оправдано. Можно с уверенностью утверждать, что одной из его задач при отсылке в Персию являлось преобразование ПКБ в боеспособную часть тегеранского гарнизона, подчиненную русскому командованию на случай династического кризиса в стране[1166]. Имея в распоряжении официальные сведения, полученные в штабе Кавказского военного округа, полковник, вне сомнения, был поражен несоответствием цифр и реального положения дел тому, что содержали формальные донесения[1167]. Состояние ПКБ явно не соответствовало выполнению указанной задачи. Моральный дух «казаков» был невысок, дисциплина «хромала», военная подготовка оставляла желать лучшего. В случае кризиса с престолонаследием бригадных сил было явно недостаточно, чтобы отстоять русские интересы в столице. Гарнизон города по данным на 1893 г. насчитывал больше 5000 человек[1168]. Из них 1200 составляла бригада «Махсус» из 2 полков, которую возглавлял любимец Наиб ос-Солтане Векиль од-Доуле. Ее обучали австрийские военные инструкторы. То есть в руках военного министра находилось значительно больше сил, чем у русского полковника[1169]. А ПКБ по большинству параметров даже в 1893 г. их не превосходила, а, скорее, была с ними на одном уровне. К тому же весной 1893 г. она насчитывала реально «с офицерами, за исключением отпускных и откомандированных, и с конной батареей» 350 человек[1170], а к маю 1894 г. – 175 (или 112)[1171]. Из них часть была в командировках вне Тегерана. Так, взвод (около 20–25 человек) «казаков» состоял при правителе Кирмана[1172]. Находившиеся под влиянием Камран-мирзы войска явно превосходили ПКБ численно, особенно если помнить, что военный министр являлся одновременно и губернатором Тегерана, которому подчинялся весь гарнизон. То есть, даже если учитывать слабость персидских вооруженных сил и их плохую организованность, в случае смерти шаха его сын имел большие возможности для захвата власти в городе. В таком состоянии, в котором застал ее B. А. Косоговский, ПКБ помешать этому вряд ли смогла бы.

Что до финансовых дел ПКБ, то они действительно находились в неважном состоянии. Но обвинять в этом В. К. Бельгарда было по крайней мере некорректно. В отличие от предыдущего Заведующего, ротмистр сумел отчасти упорядочить денежную отчетность и пытался наладить денежную дисциплину. В том, что это ему не удалось, была не его вина. Система финансирования и ведения армейских хозяйственных дел вообще, которая существовала в персидской армии и распространялась на ПКБ, не позволяла иметь сбалансированный бюджет и не иметь никаких затруднений денежного характера. В отличие от других частей, ПКБ всё же выплачивались средства на содержание, пусть с большими-меньшими задержками, но относительно регулярно. После А. И. Домонтовича каждый Заведующий сдавал часть с бюджетными проблемами. Но, чтобы «не нервировать» персидское правительство, на это обычно закрывали глаза. Политическим интересам Миссией (а через нее – и Министерством иностранных дел) приносились в жертву все иные. Таким образом, бригада и ее Заведующие были заложниками внешнеполитического курса империи и фактически должны были приспосабливаться к условиям, в которые их ставили дипломаты и, само собой разумеется, местные обстоятельства. Н.Я. Шнеур не смог этого сделать – и возник самый крупный на тот момент кризис вокруг ПКБ. В нём полковник оказался полностью зависим от воли работников российского Министерства иностранных дел, был скомпрометирован перед шахом, сам того не желая, и отозван в Россию, чтобы не обострять ситуации.

Ротмистр же к условиям, предложенным ему, приспособиться сумел хорошо. Помимо чисто служебных (военная агентура и пр.), он выполнял задания посланника, не проявлял излишней внешнеполитической инициативы и хорошо освоился с внутренними обстоятельствами Персии. В перспективе он вполне мог восстановить расположение шаха к ПКБ, вновь увеличить ее численность. Его главной задачей было создавать видимость благополучия, и с этим