Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

Всего этого В. А. Косоговский поначалу не осознал и старался действовать по правилам, там, где нужно было согласовывать свои шаги с традицией. Классическим примером этого может служить его обвинение ротмистра в том, что тот прибегал к займам у ростовщиков. Не зная особенностей ведения торговли в Иране, В. А. Косоговский посчитал поставщиков бригады заемщиками денег под проценты. Однако, «Коран» запрещал отдачу денег в рост. Поэтому в мусульманских странах развилась своеобразная форма торговли в долг, которая фактически заменяла ростовщичество[1173]. Затем, когда возникла необходимость обеспечить хозяйственную и продовольственную части ПКБ, Заведующий сам стал прибегать к займам. Только делал он их не у персов, дававших товар в долг и не требовавших заверений Миссии, а у евреев, которые как раз и являлись типичными заемщиками. Они выдавали деньги (а не товары) под процент, да еще и настаивали на том, чтобы дипломатическое представительство России заверяло каждое долговое обязательство[1174]. Вызывает также сомнение утверждение В. А. Косоговского, что Е. К. Бюцов был введен ротмистром в заблуждение[1175]. Все сложные финансовые вопросы ПКБ решались через посланника. В данном случае полковник проявил либо наивность, либо корректность. Е.К. Бюцов вернулся из России в июне с новыми инструкциями относительно персидских дел. Он понял, что В. К. Бельгарда отстоять не удастся. Тем более что, судя по действиям В. А. Косоговского и его энергии, в отношении бригады затевалось нечто крупномасштабное.

Были и другие факторы личностного характера, обусловившие конфликт между В. А. Косоговским и В. К. Бельгардом. Полковника, очевидно, задевало то, что шах и его окружение, а также русские дипломаты благоволили к его подчиненному. Это било как по его самолюбию, так и честолюбию. Он с трудом переносил тот факт, что ротмистр пользовался большой популярностью в Тегеране. Особое раздражение вызывало у нового Заведующего поведение дипломатов. Хотя в своих официальных бумагах, написанных во время и после кризиса, Е.К. Бюцов старался быть нейтральным или объективным, очевидно было, что кандидатура В. К. Бельгарда, как Заведующего, его устраивала больше. Того же мнения придерживался и первый секретарь Миссии, часто выступавший в роли поверенного в делах – А.Н. Шпейер. Кроме того, В. А. Косоговским в его поступках двигала простая злость человека, которому мешают делать нужное, с его точки зрения, дело. И не просто мешают, а целенаправленно, на его взгляд, вредят. После прибытия полковника с первых шагов его деятельности проявилась извечная разновекторность во взглядах дипломатов и военных на сущность и методы российской внешней политики. Мидовцы не без основания считали только себя вправе определять и толковать внешнеполитические действия и планы. В то же время наиболее активная часть военных имела собственные представления о международной политике империи и старалась продвигать их в жизнь[1176]. И те и другие считали, что отстаивают интересы России. И те и другие обвиняли друг друга в недостаточном внимании к нуждам империи Романовых. Ситуацию обостряло то, что формально военные находились на ступеньку ниже дипломатов, а то и вообще в зависимом положении в структуре выработки и принятия внешнеполитических решений. В. А. Косоговский изначально поставил себя как независимого командира, который вопреки чьей-то воле сделает то, что считает нужным. Естественно, такая позиция настроила против него членов Миссии. Формально Заведующий был подчинен посланнику и должен был выполнять его распоряжения, а не действовать самостоятельно. Полковник же, сообщая о своих действиях дипломатам, действовал по своей программе, зачастую лишь ставя Миссию в известность post factum. Те, естественно, отвечали скрытым или открытым раздражением и старались различными способами поставить Заведующего на место. В результате, В. А. Косоговский был зол на дипломатов, так как считал, что те мешают ему реализовывать истинные интересы империи. Эта злость обострялась националистическими взглядами полковника (в свою очередь, и усиливая их). Ведь Е.К. Бюцов и А. Н. Шпейер, не говоря уж о более низких чинах Миссии, были «нерусскими». Встречая препятствие в реализации своих планов со стороны тех, кто, по его мнению, должен был им всемерно содействовать, В. А. Косоговский всё больше раздражался. А это раздражение проявлялось на ротмистре. Тот был, по его мнению, «любимчиком» Миссии, но подчиненным Заведующему, поэтому сорваться на нём было легче, чем на посланнике или его окружении.

Тем не менее нельзя рисовать В. А. Косоговского в свете отношения к дипломатам, В. К. Бельгарду исключительно черными красками. Он был цельной, активной личностью, имевшей свои интересы и убеждения, в том числе и относительно того, как должны действовать русские на Востоке. И их он пытался отстаивать и реализовывать. Тем более что в своих действиях полковник был не одинок. Здесь мы подошли к самому важному моменту в определении причин сложных взаимоотношений В. А. Косоговского с представителями России в Персии. Судя по архивным материалам, полковник имел от своего начальства на Кавказе четкие задания[1177]. К сожалению, точно установить их пока не удалось, но косвенно определить можно, исходя из первого года службы В. А. Косоговского на новом посту.

Как уже говорилось, на следующий день после своего приезда в Тегеран полковник заявил поверенному в делах, «что он уполномочен кавказским начальством отчислить ротмистра Бельгарда без объяснения причин»[1178]. Позже, в январе 1895 г., в секретном письме начальнику штаба Кавказского военного округа российский посланник писал: «Когда я вернулся в Тегеран в июне минувшего года, поверенный в делах Шпейер… сказал мне, что заметил в полковнике Косоговском с самого приезда его в Тегеран сильное против ротмистра Бельгарда предубеждение». В личных беседах полковник утверждал, что кавказское военное начальство «имеет невыгодное мнение о ротмистре», и что он был уполномочен отчислить его от службы в Персии даже без объяснения ему причин[1179]. Очевидно, В. А. Косоговский действительно получил от своего командования задачу отстранить В. К. Бельгарда от командования бригадой. Это было и не удивительно, поскольку ротмистр был временно командующим ПКБ. К тому же полковник обладал какой-то информацией относительно ротмистра, так как прибыл в Тегеран уже с предубеждением против него. В упоминавшемся «Кратком очерке отношений полковника Косоговского к ротмистру Бельгарду» имеется характерная запись: «В городе Канине, встретив там господина Шталя, полковник незнакомому человеку позволил себе, ещё никогда не видев ротмистра Бельгарда, отзываться о нём неблагоприятно»[1180]. Что за задачи ставило перед В. А. Косоговским кавказское начальство относительно ПКБ и В. К. Бельгарда, точно не известно. Тем не менее очевидно, что они касались наведения порядка в части и отстранения ротмистра от командования. Задачи эти, судя по тому, что посланник не знал