Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

Одновременно члены ЧСК расписались в собственном непрофессионализме, указав, что «не опрошены за необнаружением»[1030] ряд важных свидетелей. Что говорит о реальной готовности колчаковских властей установить картину произошедшего.

В частности, речь шла о Сабельникове (будучи допрошен в конце декабря 1918 г. в ходе предварительного следствия он, получив назначение, уехал на фронт), подполковника Соколова (он и Сабельников – ключевые фигуранты, без их подробных допросов ЧСК не могла завершить данное дело. Причины их необнаружения она не объяснила, хотя обоих, занимавших должности начальников дивизий и их штабов, найти их было несложно.

Также среди нерозысканных ЧСК назвала «солдата Головина (Галинина, подобная ошибка в ее документах подобного органа говорит о степени компетентности ее членов и желания установить истину – ред.), телефониста Белкина и поручика Гульбиновича, однако неисполнение этих требований не препятствует дальнейшему направлению следствия.

Обстоятельства, коих должны касаться показания первых четырех свидетелей, отчасти разъяснены другими данными следствия (! – тогда ЧСК должна была пояснить, почему они не привлекают к ответственности Сабельникова, Бржезовского и Бобова, иначе это выглядит их укрывательством от ответственности – ред.), а оставшиеся неразъяснимыми не имеют прямого отношения к разрешению вопроса о виновности Барташевского и Черченко.

(Это неправда, учитывая степень важности их показаний – первых двоих – относительно процесса принятия решений по декабрьским событиям; Галинина – относительно действий суда и в том числе разъяснения вопроса, судили ли Фомина; Белкина – относительно личности командировавшего барташевцев – ред.)

Что же касается свидетеля Гульбиновича, его отсутствие не может затруднить разрешение дела. Если бы он и подтвердил ссылку Черченко, удостоверив, что Бобов приказал ему расстрелять арестантов, это не может иметь существенного значения. Ибо согласно Черченко, означенное приказание было дано Бобовым, когда приговор арестантам еще не постановили (из допросов свидетелей и участников дела создается впечатление, что это произошло после его вынесения – ред.) и потому из приказа Бобова, если он и был, не вытекает смысла, что они должны быть расстреляны независимо от приговора»[1031].

Иными словами, ненужность допроса Гульбиновича ЧСК обосновывала тем, что без приговора суда Черченко мог игнорировать приказ начальства в боевой обстановке (спустя сутки после подавления восстания). Однако за его неисполнение виновному грозил военно-полевой суд с наказанием до смертной казни включительно.

Соответственно, показания Гульбиновича могли спасти Черченко и вызвать необходимость ареста Бобова, который, в свою очередь, был способен более существенно обличить Сабельникова и Бржезовского. Не потому ли ЧСК его и не розыскивала?

Несмотря на это 17 июля 1919 г. «Ч.С.К. определила…, что несмотря на вышеизложенные недостатки, обстоятельства дела изложены достаточно полно[1032]» для передачи дел обвиняемых военному прокурору Омского военно-окружного суда.

Однако следствие даже не пыталось обнаружить их подельников Галкина, Куколевского и Шемякина, хотя было известно через красильниковского полковника Сейфуллина, что они должны были отправиться к нему в Иркутск. Показательно, что о другом участнике убийств Падерине следствие почему-то не вспомнило, и что с ним стало далее, неизвестно.

В этой связи усомнимся, чтобы младшие офицеры, условно «лейтенанты» в современном изложении без отмашки «сверху», уничтожили столь важных арестантов, совершив массовое убийство «при исполнении», чреватое наказанием вплоть до смертной казни.

Однако, исходя из практики военно-окружных судов, рассматривавших обычно не самые важные уголовные дела, преимущественно наказывавшие несколькими годами каторги, отвественность Батрашевского и Черченко «спускали на тормозах».

И, кроме этих «стрелочников» никого из руководителей к делу не привлекли. Что демонстрировало отношение к трагедии лидеров Колчакии.

Однако ничего не известно и о дальнейшем разбирательстве с Черченко и Барташевским, хотя до падения Омска 13 ноября 1919 г. времени было достаточно для проведения над ними суда. И такие результаты в первую очередь демонстрировали зыбкость позиций самого Колчака, от которого ожидали насаждения законности и порядка. То есть реализации тех самых лозунгов, с которыми он захватывал власть.

Так, Мельгунов, видимо, со слов Е. Колосова, пишет: «Красильников повесил на площади городского голову Канска (И.Д. Степанова, начало 1919 г. – ред.) и, когда ему сообщили о жалобе на него Верховному Правителю, то он ответил: «я его посадил, я его и смещу»[1033].

Однако Колосов виде причину неудачи в другом: в «Этой комиссии меня приглашал дать показания Старынкевич. Я отказался. Ведь, образовывая её, Колчак знал, в чьи руки он передает расследование – следователями должны были быть сами убийцы. Недоставало только, чтобы он во главе комиссии поставил генералов Матковского или Бржозовского.

Впрочем, и Висковатов не хуже повел следствие, и пожар оказался потушенным в самом начале. Все остались довольными: Колчак как «русский Вашингтон» назначил комиссию для беспристрастного расследования убийства «учредиловцев», о чем мог телеграфировать в Париж; были довольны Иванов-Ринов и Матковский, ибо их не вызывали для дачи показаний; мнение цензовых кругов (обеспеченных материально – ред.), ибо Верховный Правитель давил атаманщину и насаждал законность; общественное мнение Старого и Нового света в комиссии видело подтверждение, что адмирал – настоящий джентльмен[1034]».

В результате даже Барташевский и Черченко не получили при Колчаке наказания – иначе это бы стало известно. Не случайно, что ЧСК Политцентра, созданная в январе 1920 г. новой революционной властью, заявила о розыске их и прочих фигурантов дела. В том числе благодаря ей покарали многих виновников декабрьских событий. Но обо всем по порядку.

Сознательно упущенные возможности следствия

Исходя из документов следствия, представим свою версий событий. Столкнувшись с попытками фигурантов дела свалить вину друг на друга, ЧСК Висковатова должна была установить истину проведением их очных ставок.

Возможно, в этом случае комендант Бобов представил бы доказательства подготовки убийства Сабельниковым, а тому пришлось бы дать компромат на Бржезовского и Матковского, которые, в свою очередь, должны были осветить участие Иванова-Ринова и Лебедева. А те могли рассказать и о возможном участии самого Колчака.

Чего ЧСК Висковатова не сделала по оправданным причинам. Сразу после декабрьских событий Колчак отправил основных фигурантов в разные части страны: Иванова-Ринова – на Дальний Восток[1035], Бржезовского и исполнителей убийства – в Семипалатинск, членов военно-полевого суда – в Томск. Другие как Сейфуллин, и, возможно, часть «ликвидаторов», находились в Иркутске.

Сабельникова и Соколова отправили на Уральский фронт, в Западную армию, где они попеременно занимали командные должности начальников дивизий и их начальников штабов. Причем второй стал полковником попал туда после командировки на Дальний Восток (Благовещенск и Хабаровск) и «всплыл» на фронте в одном корпусе с первым, на апрель 1919 г. будучи начштаба 7-й Уральской дивизии[1036]. Причем в июле того же года Сабельников станет ее командиром.

Матковский же и Лебедев остались в Омске.

Такие