Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

В пользу этого говорит и знание колчаковских офицеров о предстоящем расстреле. Так, «поручик Е. В. Феоктистов, прикомандированный к Комендантскому управлению утверждал: «около 3 часов ночи 23 декабря неизвестно откуда между офицерами управления пошли слухи о расстрелах на Иртыше человек 13–14 (когда, по словам Винтера, они находились в здании суда – ред.). Часов около 5–6 (утра – ред.) прибыли в Управление поручик Фриде и Черченко. Слухи о расстрелах появились до их приезда[1002]». Однако ЧСК не стала искать их источник, позволяющий выйти на организаторов трагедии

Это показание, безусловно, служит косвенным подтверждением, что «ликвидаторы» лишь выполняли порученную им кровавую работу, а не «вдруг» решились на нее сами.

Следствие не стало выяснять точное время возвращения Черченко, что было важно для сравнения показаний участников событий. Попробуем сделать это сами.

Так, начальник «барташевцев» Драчук показал, что они вернулись на базу около 10 часов утра[1003].

Это не противоречит версии относительно того, что суд над Фоминым и Ко мог продолжаться согласно М. Попову до 6 часов утра[1004].

В данном случае убийство и могло произойти в диапазоне 6 – 10 часов утра.

Но кто дал «смертный» приказ? На следствии Черченко стал валить всё на красильниковцев, пытаясь представить свою роль в убийстве вторичной, хотя ранее утверждал о получении подобного распоряжения от своего начальника Бобова.

Он описывал момент, когда увидел в здании суда Фомина и Ко: «я спросил Барташевского, что за людей он привел. Тот ответил: «Уфимская учредилка» и на мои слова, что их нужно вести наверх (на судебное заседание – ред.), заявил: «и без суда расстреляем[1005]».

Я подумал, что он, начальник конвоя, получил от коменданта города соответствующие распоряжения»[1006].

То есть по версии комендантского адъютанта, такой неординарный приказ Барташевский получил через голову его начальника Бобова, но Черченко это почему-то не проверил.

Но, повторимся, конвою, решившемуся на самосуд, незачем было приводить обреченных на суд реальный. Кроме того, версия Черченко вызывает сомнения с учетом армейских порядков и жесткой субординации там…

Белогвардейские же военачальники пытались показать следствию свое незнание относительно произошедшего. Выше чтатель ознакомился с комичными и нелепыми показаниями председателя суда Иванова. Не менее лживо выглядели и данные Бржезовского. По его словам, «О расстреле 13 человек я впервые узнал, давая показания полковнику Кузнецову…[1007]» спустя неделю, хотя весь Омск уже знал это из газет.

Исходя из всего вышеизложенного, предположим, что судьбу Фомина и Ко вряд ли решил Колчак. Ему, новичку в Сибири, слабо разбиравшемуся в местной политике, фамилия Фомин вряд ли что-то говорила. Зато ее хорошо знали высокопоставленные военные вроде Иванова-Ринова. Который, вероятно, по «традиции» спустил соответствующий приказ Матковскому, а тот, в свою очередь, и огласил его вечером 22 декабря на совещании у себя на квартире.

Черченко «топит» коменданта

Сначала Черченко делал виновным своего подельника: «После суда Барташевский, присутствовавший на нем, и, видимо, знавший его приговор, сообщил мне, что Винтера надлежит отправить на гауптвахту (следствие не стало выяснять, кто именно приказал спасти «стукача» контрразведки – ред.)»[1008].

Однако это заявление представляется ложным, поскольку, будучи представителем коменданта, его «глазами» и «руками», именно Черченко распоряжался подготовкой казни. Если, конечно, Барташевский не получил соответствующий приказ «через голову» Бобова. Например, из штаба или управления гарнизона. Однако, как представляется, «ломать» сложившуюся схему организации расправы было ни к чему.

Впрочем, потом, когда Бобов стал «вешать» ответственность за убийство на Черченко, тот, не желая становиться «стрелочником», «слил» своего начальника. И во многом благодаря ему выяснилось, что технически организацию убийства подготовил комендант Омска. Который, согласно Черченко выдал ему как минимум одну записку с указанием фамилий арестантов для доставления в суд.

Кроме того, «в присутствии исполняющего обязанности штаб-офицера комендантского управления поручика Гульбиновича», Бобов приказал ему расстрелять «всех осужденных… приговора я не видел, но распоряжение коменданта счел для себя обязательным[1009]».

В результате Черченко признался в совершении убийства по приказу Бобова. Который, однако, опровергал его показания, и подобно другим начальникам, «вешал» убийство на «стрелочников». Однако получалось у него это плохо. В том числе потому, что комендантский адъютант С. Донченко заявил следствию: «Черченко говорил, что присутствовал в суде по поручению Бобова[1010]».

И в итоге Черченко смог доказать зависимость своих действий от коменданта. Так, он, предоставив ЧСК Висковатова важную улику – выданный ему Бобовым пропуск в тюрьму, нанес последнему «добивающий» удар. Он вызвал на следствие четверых свидетелей, подтвердивших его показания, «что Бобов говорил им, как я получил его приказания и их исполнил»[1011].

Так, «коллежский ассесор, делопроизводитель Главного Интендантского управления Иван Черченко показал: «…мой знакомый Бобов заходил ко мне и говорил, что брат мой не может подлежать ответственности, он выполнял его приказ, полученный от Сабельникова (что подтверждают прочие свидетельские показания – ред.). Бобов утверждал, что мой брат точно исполнил эти неназываемые им поручения, благодаря чему он получил чин полковника.

Со слов же брата он получил приказ: доставить в военно-полевой суд арестантов из тюрьмы с конвоем; присутствовать на нем и при расстреле большевиков[1012]».

Свидетель «Л. С. Гадриан, смотритель Омского продовольственного магазина, обвиняемым Барташевскому и Черченко – посторонний», заявил: «В декабре 1918 г. я зашел к братьям Черченко, живущим вместе. У них в гостях был Бобов. При мне он одобрил точное исполнение его приказов на 23 декабря Черченко. Со слов Черченко Бобов приказал ему расстрелять арестантов, взятых из тюрьмы[1013]».

В свою очередь, свидетель Н.М. Тарасов заявил: «…Спустя неделю после восстания… Бобов и Черченко ужинали у меня. Черченко рассказал, как ему пришлось расстрелять большевиков, взятых из тюрьмы… по приказу Бобова. Последний… это не опроверг… Впоследствии Черченко говорил мне, что он докладывал Бобову, что такие-то приговорены к смерти, другие – к иному наказанию, но тот сказал, чтобы расстреляли всех… Черченко добавил, что Бобов тот же приказ получил от высшего начальства…[1014]»

Еще более откровенно высказалась «Е. А. Плотникова, обвиняемым Барташевскому, Черченко и потерпевшим – чужая: …Неделю спустя после восстания у меня ужинали Бобов, Черченко, Н. М. Тарасов… Тарасов сказал Бобову, что его, вероятно, скоро повысят по службе. Бобов подтвердил это, добавив, что это связано с подавлением выступления.

Черченко говорил, что ему пришлось расстрелять арестантов, называемых им большевиками[1015] по приказу Бобова, подтвердившего это… и заявившего, что он получил его по