Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

В отношении ряда «высланных» это выглядело «ссылкой» с серьезным понижением. Особенно для Сабельникова и Бржезовского, в отличие от других коллег, не получивших повышения и расставшихся со столичной обстановкой в обмен на семипалатинское «захолустье». Однако Бржезовский повысил свой статус: в Омске он был начальником гарнизона и начдивом, а на новом месте службы стал командующим корпусом.

В любом случае, рассредоточение фигурантов дела сделало почти невозможным проведение очной ставки между ними. Собрать же их воедино в одном месте в силу важности занимаемых ими должностей без ущерба для главной тогда задачи – борьбы против большевиков – было крайне трудно.

Загадка Барташевского

Особый интерес представляет судьба Барташевского, чью биографию полноценно не установило даже следствие. Заметим, что на первый взгляд он и другие убийцы имели безукоризненные послужные списки, будучи по ним потомственными дворянами и «белыми рыцарями» с заслугами в борьбе против красных.

Но в отличие от Черченко Барташевский не смог подтвердить заявленную им биографию документально, представ перед следствием человеком с «темным прошлым». Остановимся на наиболее странных моментах. Так, сначала он назвался Феофилом Анатольевичем, родившимся 23 августа 1898 г. в православной потомственной дворянской семье г. Яранска Вятской губернии. Но потом заявил, что из Тюмени, был женат (не указав, кем была его жена), без детей и недвижимости. Будучи, по его словам, бойцом Казанского ударного батальона, в декабре 1917 г. поехал к Корнилову на Дон, но «по дороге» заехал домой в Яранск (отправившись в противоположном направлении), откуда, опасаясь ареста большевиками, в апреле 1918 г. бежал в Сибирь с крестьянскими документами без послужного списка. Почему подтвердить факты его военной биографии было невозможно.

Службу белым он якобы начал в I Ново-Николаевском полку, откуда, не получив своих документов (их неполучение выглядит странным – либо он солгал, либо совершил что-то противозаконное и бежал без них – ред.), «возвратясь из поездки в Читу, где лежал в госпитале» (не указывая подробностей), 8 декабря 1918 г. перешел в отряд Красильникова. О причинах, заставивших его менять за полгода белогвардейской власти минимум два подразделения, он не сообщает.

По его словам, «Драчуку я предъявил удостоверение личности, полученное, кажется, в августе 1918 г. в I Ново-Николаевском полку и аттестат на денежное довольствие, выданный читинским уездным воинским начальником в ноябре 1918 г.[1037]»

Также он подтвердил факты совершения им подлога у анненковцев и изъятия у него поддельных документов на имя Иванова[1038]. Впрочем, сам Барташевский упоминает об этом лишь вскользь, а ЧСК Висковатова это не интересует.

Легенду убийцы стали проверять. Причем епархиальный совет Тюмени, где по данным Барташевского, хранились его документы, их у себя не обнаружил. И что тот предположил, что их могли утерять «за время владычества большевиков», заверив, что их дубликаты хранятся в Павловском военном училище в Петрограде, где он якобы учился[1039].

Однако утери документов, обычно находившихся в огромных метрических книгах, происходили крайне редко и тюменская церковь ничего об этом не сообщает.

И поскольку в показаниях Барташевского было много противоречивых и недоказанных моментов, создается впечатление, что он выдумал выгодные ему факты своей биографии.

Кем он реально был? Это, вероятно, мы уже не узнаем. Видимо, он был одним из многих авантюристов гражданской войны.

Однако показательно, что следствие не выяснило факты его биографии как путешествие из Советской России в Сибирь, далее в Читу, пребывание там в госпитале и переезд в Омск, равно и обстоятельства пребывания в I Ново-Николаевском полку и его оставления.

Загадка Черченко

В отличие от Барташевского Черченко имел безупречную для белогвардейца биографию: потомственный дворянин, да с имением, активный участник свержения большевиков в Омске, сыгравший там большую роль в захвате дома генерал-губернатора, одного из их главных опорных пунктов 7 июня 1918 г., за что был назначен его комендантом[1040].

При этом Черченко проделал за время расследования выдающуюся эпопею. По его данным, он, будучи прапорщиком, «состоял до 28 января 1919 г. адъютантом Комендантского управления[1041], пока его не перевели в резерв. Куда почти тогда же отчислили и Бобова также без указаний причин.

10 февраля 1919 г. Черченко пишет рапорт начальнику госохраны МВД (по данным эсеров – возрожденную царскую «охранку», политическую полицию) о зачислении на службу.

Причины его отчисления в 25-летнем возрасте при острой нехватке у Колчака офицеров, как и перехода в непристижную у военных «полицию», он не указывал. Черченко писал в рапорте: «Желаю служить по охране Государства», сообщив: в 1917 г. ввиду большевистского течения на службу не поступил до призыва меня в войска Временного Сибирского правительства 8 июня 1918 г. Участвовал в изгнании большевиков из Омска и 22 декабря в подавлении восстания»[1042].

Интересно, что при этом Черченко приложил свое «Удостоверение старшего адъютанта 1 Отдельной Сибирской дивизии 5 сентября 1918 г.», но не прапорщика, а поручика[1043], не распространяясь, однако, когда и за что его произвели.

Исходя из этого, на декабрь 1918 г. его могли понизить сразу на две ступени за серьезный проступок. Но, несмотря на такие «странности», Черченко 13 февраля 1919 г. зачислили в госохрану МВД «уполномоченным VII класса».

Также интересно, что с 10 февраля он неоднократно фигурирует в документах то подпоручиком, то поручиком. При этом, что Колчак официально произвел его в подпоручики 30 марта 1919 г. со старшинством 1 июня 1917 г.[1044]

20 марта его откомандировали «в распоряжение начальника госохраны подполковника Руссиянова на Атаманский хутор»[1045] (пригород Омска, один из центров подпольной активности), а 31 марта товарищ министра внутренних дел В.Н. Пепеляев утвердил его назначение его поручиком МВД по Департаменту милиции в Омске[1046].

Видимо, так ценились его успехи по расправам над безоружными людьми. И несмотря на совершение им ранее серьезного проступка (ов), не позволивших ему остаться в армии, своим участием в расправе с Фоминым и Ко Черченко заслужил поощрения как каратель.

Заметим, однако, что в приложенной к рапорту своей биографии Черченко не упоминает, что осенью 1918 г. он был уже поручиком, как и о том, почему он «опустился» в прапорщики, и скрывает свое отчисление в резерв. Возможно, что он участвовал в указанном выше аресте редактора «Зари» новым комендантом Катаевым и попал с ним «под раздачу».

Также обратим внимание на странную упомянутую выше «чехарду» с назначениями Черченко. Так, будучи уже подпоручиком за участие в подавлении декабрьского восстания[1047], он направляет 10 апреля 1919 г. рапорт № 104 Руссиянову на свое представление «в чин поручика за участие 22 и 23 декабря 1918 г. в подавлении восстания согласно