Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

Однако ЧСК не стала подробно допрашивать этих свидетелей, которых Бобов пытался неудачно опровергнуть[1017]. Он признал: «… с братьями Черченко, Плотницкой (так в тексте – ред.) и Тарасовым знаком и бывал у них. Возможно, что при моих посещениях заходил разговор о декабрьских событиях. Я не давал Черченко приказа расстрелять судившихся в Гарнизонном собрании арестантов… и не получал такового. Не помню, чтобы в моем присутствии Черченко говорил, что расстрелял их по моему приказанию.

Возможно, я в присутствии упомянутых выше знакомых хвалил деятельность Черченко, но особой его исполнительности не выделял…[1018]»

Однако против Бобова свидетельствовал Драчук, подтвердивший служебными документами, включая переписку, что конвой тогда получал задания от коменданта.

Заметим, что еще прокурор Коршунов на предварительном следствии предполагал, что «Черченко мог получить приказания как от Бобова, так и от Сабельникова»[1019].

Что же касается Бржезовского, чья фамилия прозучала выше, то он усиленно «открещивался» от участия в данном деле…

Иными словами, получается, что расправа была «самосудом сверху», поскольку «лейтенанты» явно не могли взять на себя за нее ответственность.

Полученные результаты позволяли предъявить Бобову обвинение и детально допросить Сабельникова и Бржезовского. Несмотря на это, они не признались в ответственности за декабрьское убийство.

Итоги работы ЧСК

Несмотря на свою медлительность и избирательную активность в отношении фигурантов дела, ЧСК Висковатова спустя полгода после ее создания завершила расследование.

26 июня и 6 июля 1919 г. «стрелочников» Барташевского и Черченко, официально обвинили в убийстве[1020]. Заметим, что их ЧСК допрашивала так, словно давая ей время обдумать показания. Например, Черченко впервые дал показания лишь 24 февраля 1919 г. И его допрашивал весь состав ЧВК, включая Висковатова.

Возможно, подобное нерациональное использование времени и вообще ресурсов не позволило ЧСК за семь месяцев своего существования «пообщаться» с Сейфуллиным и найти свидетеля Гульдбиновича, упомянутого Черченко. Показательно, что следователи не провели ни одной очной ставки для выяснения истины, требуемой при наличии противоречивых показаний.

По сути, комиссия, получив достаточно материалов, остановилась в одном шаге от предъявления обвинений Бобову, Иванову, Сабельникову и Бржезовскому, допустивших вопиющие нарушения закона.

Чего не произошло. ЧСК продолжала доказывать «самосуд», «вешая» его на «стрелочников», хотя по мере хода следствия эта версия фактически была опровергнута. Так, она постановила: «…Барташевский по собственному усмотрению (явное выгораживание его начальников – ред.) взяв из тюрьмы восемь арестантов…, привел их к Гарнизонному собранию и присоединил к судимым военно-полевым судом лицам, всех 13 человек отвел на левый берег Иртыша, где умышленно, при содействии бывшей под его начальством команды, лишили их жизни выстрелами из винтовок и ударами штыков[1021]».

Заметим, что в документ не попали зафиксированные на трупах сабельные следы. Вероятно, потому, что тогда пришлось бы искать еще одного убийцу, способного потянуть за собой более высокопоставленных лиц.

ЧСК отмела «оправдания» Барташевского относительно вынужденности расстрела, указав: они «опровергаются Черченко, удостоверившим, что он не направлялся к тюрьме, а сразу повел арестантов по другой дороге к Иртышу, попытки их побега не было… в деянии Барташевского заключаются признаки умышленного убийства по 1-й части 1455 статьи Уложения о наказаниях…[1022]»

Барташевский же свою вину не признал[1023]. Впрочем, делать в столь громком деле виновным одного офицера-мальчишку было мелко, и, видимо, чтобы снизить впечатление, что колчаковская ЧСК «родила мышь», ответственными решили сделать двух «стрелочников».

Ч.С.К. определила: Черченко «участовал в расстреле, будучи один вооружен револьвером. Осмотром трупа Фомина установлен факт причинения ему ран револьверными выстрелами. Также Черченко… стрелял в расстрелянных, удостоверяясь в их смерти. Причем из 13 арестантов только троих приговорили к смертной казни, и он не мог не знать об отсутствии надлежащего распоряжения об исполнении им приговора, еще не утвержденного…

Ч. С. К. ПОСТАНОВИЛА: Привлечь Н. А. Черченко обвиняемым в предумышленном убийстве Руденко и 13 других лиц… Получив от коменданта города приказ присутствовать на заседании военно-полевого суда,. вывел с Барташевским и его командой осужденных арестантов с заведомо не приговоренными к смертной казни Маевским, Маковым, и заведомо для него не судимыми Фоминым, Брудерером, Мароковецким, Локтевым, Саровым, Барсовым, Лиссау и фон Мекк он умышленно, с целью лишить их жизни, участвовал в их расстреле»[1024].

После этого Барташевского арестовали, подвергнув унизительному медицинскому освидетельствованию подобно тому, как это делали с уголовниками, в присутствии понятых раздев его и описав: «Среднего роста, удовлетворительного питания, телосложение, костная и мышечная системы развиты правильно… Растительность на верхней губе и подбородке развита слабо, на половых органах – нормально[1025]».

Документов об аналогичном освидетельствовании Черченко не имеется, хотя 23 июня 1919 г. его также распорядились арестовать[1026]. Возможно потому, что в отличие от Барташевского он доказал свое дворянство.

Однако на 24 июля 1919 г. он уже находился на свободе[1027], поскольку ЧСК неожиданно посчитала, что он никакой опасности, находясь на свободе, представлять не может.

Впрочем, на 1 августа 1919 г. его, снова арестованного за неуказанный «проступок удалили из конвоя Колчака». Причем директор его канцелярии генерал-майор Мартьянов указал: «применяя эту кару к подпоручику Черченко, Верховный Правитель ПРИКАЗАЛ оставить рядового Черченко на гауптвахте до окончания о нем дела в производстве Ч.С.К.[1028]».

Чем это было вызвано, не указано, но, видимо, речь идет о проступке во время его службы в конвое Колчака. Так, например, начальник Иркутского военного округа генерал Артемьев разжаловал офицеров за пьяные дебоши и совершение уголовных преступлений.

Почему же в судьбе исполнителей убийств наблюдались столь странные повороты? Возможно, это были лишь временные решения, чтобы продемонстрировать иностранцам главенство в Колчакии «закона и порядка» на фоне неподсудности высокого начальства. В пользу возможности подобного говорит то, что в итоге Черченко передали «под надзор начальства» (начальника охраны Верховного Правителя или даже последнего – ред.).

Аналогичным образом ЧСК поступила и с Барташевским. В своем «Постановлении» 6 мая 1919 г. она определила:

«…оснований предполагать уклонение его от следствия и суда нет, т. к. по первому вызову Барташевский явился на допрос его к допросу по сему делу исполняющего обязанности начальника Главного военно-судного управления;

оснований предполагать возможность Барташевским принять меры к сокрытию следов преступления или воздействовать на свидетелей нет;

Объяснения, что его переход в отряд Анненкова состоялся с ведома его начальства, не представляются недостоверным (тем самым следствие признало, что колчаковские власти сознательно скрывали его от наказания, но не предъявило им за это претензий – ред.);

его семейное положение (женат – ред.)

Комиссия постановила: отдать Барташевского под надзор его начальства