Власть и прогресс - Саймон Джонсон

требовала специальных навыков, однако приобрести их было несложно. Гибкая организация производства создала модульную структуру задач; в большинстве случаев, чтобы работать на станке, достаточно было выучить последовательность шагов и знать, как действовать, если возникнут проблемы. «Лейтмотив всей нашей работы – простота», – подчеркивал Фред Колвин. Это означало, что необходимым навыкам рабочие легко могут научиться; и Форд, как и многие другие компании в его время, начал предлагать широкомасштабное обучение, надеясь этим повысить производительность.

Связь между сложной техникой и обучением новым навыкам как основа для создания новых возможностей и повышения потребности в рабочей силе продолжала играть важную роль и в послевоенную эпоху. Один из менеджеров Ford Motor Company в 1967 году так описывал их стратегию найма:

«Если у нас есть вакансия, просто выглядываем в приемную и смотрим, не околачивается ли там кто-нибудь в поисках работы. Есть кто? С виду здоров, на алкоголика не похож? Отлично, берем!»

На практике это означало беспрецедентные возможности для рабочих, пришедших на рынок труда без законченного среднего образования и без каких-либо специальных навыков. Неквалифицированных рабочих нанимали, обучали, и они продуктивно работали на сложном оборудовании, повышая спрос на рабочую силу и во всех смежных областях. Все это имело очень далеко идущие благотворные последствия. Рабочие места с высочайшей по тем временам оплатой, открытые для неквалифицированных сотрудников, стали серьезным шагом к общему процветанию.

Была и еще одна причина, по которой Форд не отказывался повышать жалованье. Как выразился однажды Магнус Александер, инженер-электромеханик, помогавший проектировать производственные системы в Westinghouse и General Electric, «производительность создает покупательную способность». А покупательная способность, в свою очередь, необходима для массового производства.

Все эти нововведения не ограничивались компанией Форда; они стали неотъемлемой частью американской промышленности. Скоро General Motors начала обыгрывать Форда на его поле: она больше вкладывала в оборудование и развила более гибкую структуру производства. Массовое производство означает массовый рынок сбыта; но массовый рынок не обязательно значит, что все должны ездить на одинаковых автомобилях одного цвета. В GM это поняли раньше Форда; и, пока он предлагал свою Модель Т всем подряд, невзирая на их вкусы и потребности, General Motors начала использовать свою гибкую структуру для производства разнообразных моделей.

Неполноценное новое видение

Видение предпринимателей из числа людей «среднего рода», двигавшее вперед первую фазу британской индустриальной революции, основывалось на простой идее – повысить эффективность, чтобы снизить стоимость производства и таким образом повысить его прибыльность. О том, как это повлияет на людей «дурного рода», трудящихся на их мануфактурах, эти честолюбивые предприниматели мало задумывались. Для американских капиталистов прибыль тоже стояла в центре внимания, и ранние стадии индустриализации в США также были отмечены значительным ростом неравенства: сталелитейный магнат Эндрю Карнеги или нефтяной магнат Джон Д. Рокфеллер внедряли новые техники, завоевывали первенство в своих секторах и сколачивали огромные состояния, не заботясь о тех, кто на них работал.

Многие из этих капиталистов враждебно относились к рабочим, пытавшимся организовываться. Например, Генри Форд неоднократно обращался к своей службе безопасности и применял насилие против забастовщиков и даже против сочувствующих профсоюзам.

Но со временем некоторые магнаты поняли, что в век электроэнергии сотрудничать с рабочими и их сообществами для компании будет выгоднее. И здесь первопроходцем оказался Генри Форд. Вместе с пятью долларами в день его компания ввела пенсионную программу, другие льготы для рабочих и целый набор «премий» для их семей, тем самым продемонстрировав, что готова делиться хотя бы частью огромных прибылей, получаемых от новых технологий и массового производства автомобилей.

Фордом двигал вовсе не альтруизм. Он принял такие меры, поскольку полагал, что увеличение зарплат снизит текучку, ограничит забастовки, предупредит остановки конвейера, которые ему дорого обходились, и повысит производительность. Многие ведущие компании последовали его примеру, формируя свою политику высоких зарплат и программы дополнительных поощрений.

Все тот же Магнус Александер так подытожил суть этого нового подхода:

«Если в первой половине истории Соединенных Штатов экономическая жизнь была отмечена значительным индивидуализмом и подходом laissez-faire, то сейчас центр тяжести переносится на добровольное выполнение социальных обязательств… и сотрудничество ради достижения общих целей».

Еще одним человеком, сформулировавшим это новое видение, стал американский экономист Джон Р. Коммонс, выступавший за «капитализм общего благосостояния», в котором рост производительности улучшает жизнь рабочих на основе уз лояльности и взаимной поддержки между нанимателями и наемными работниками. По Коммонсу, сосредоточиться на снижении стоимости производства за счет рабочих – проигрышная позиция.

Однако этот тип «капитализма общего благосостояния» обречен был оставаться лишь мечтой, пока не явились институциональные перемены, давшие рабочим возможность объединиться и стать политической силой. Началось это уже после Великой депрессии и поначалу вдали от США.

Шведский путь

Великая депрессия началась в США в 1929 году с резкого падения биржевых акций; за несколько месяцев биржевой рынок наполовину упал в цене. Дальше наступил застой сперва в экономике США, а затем и всего мира. К 1933 году ВВП США упал на 30 %, безработица взлетела до 20 %. Один за другим банкротились банки, и люди теряли все свои сбережения.

Шок от падения биржевого рынка и последующего экономического хаоса потряс страну. Ходили рассказы о брокерах, с криками отчаяния прыгавших из окон небоскребов. Позже выяснилось, что это было сильное преувеличение. Руководитель судебно-медицинского бюро Нью-Йорка, проверив все данные, обнаружил, что в октябре и ноябре 1929 года самоубийств было даже меньше, чем за аналогичный период в другие годы. Но, пусть финансисты и не летели из окон на мостовую, в том, что страна оказалась в большой беде, сомневаться не приходится.

Экономические проблемы США стремительно распространились по всему миру. К 1930 году большая часть Европы переживала даже более серьезный экономический упадок, чем Штаты. Европейские страны реагировали на экономические трудности по-разному – и с различными политическими и общественными последствиями. Германия уже страдала от политической поляризации: здесь несколько правых партий стремились изгнать из власти социал-демократов. Законодатели не смогли верно отреагировать на вызов; от реакций исполнительной власти кризис только усилился. Скоро германский ВВП перешел в свободное падение: в 1929 году он упал приблизительно наполовину, а уровень безработицы взлетел более чем до 30 %.

Экономические трудности, некомпетентность и, в глазах многих, равнодушие правительства открыли дорогу для почти полной потери легитимности системными партиями и восхождения к власти национал-социалистов (нацистов). До того нацисты были маргинальным политическим течением: на общенациональных выборах 1928 года, до депрессии, они набрали всего 2,6 % голосов. Но на первых же выборах после депрессии их результаты стремительно взлетели вверх – и возросли до 33 % в 1933 году, на последних свободных выборах, что позволило Гитлеру занять кресло канцлера.

Схожая динамика