Власть и прогресс - Саймон Джонсон

В начале XX века в Швеции царило такое социальное неравенство, как мало где еще в западном мире. Доля национального дохода, приходившаяся на один процент богатейшего населения, составляла более 30 % – больше, чем в подавляющем большинстве европейских стран. Но после введения базовой институциональной структуры, предложенной новой коалицией, занятость и производительность начали быстро расти, а неравенство – сглаживаться. К 1960-м годам Швеция стала одной из самых социально однородных стран мира: теперь на верхний 1 % населения здесь приходилось лишь приблизительно 10 % национального дохода.

Надежды «Нового курса»

Президент Франклин Делано Рузвельт победил на выборах, как и СДРП в Швеции, с обещанием преодолеть Великую депрессию. Его планы были во многом схожи с видением шведов. На первом месте – макроэкономический ответ в форме повышения расходов, поддержки цен на сельскохозяйственную продукцию, общественных работ и других мер поддержки рабочего класса. Администрация Рузвельта первой в США (в 1933 году) ввела минимальную заработную плату: этот закон рассматривался не только как способ справиться с бедностью, но и прежде всего как мера экономической стабилизации, поскольку увеличивал покупательную способность рабочих. Не менее важным был пересмотр сложившихся институций, прежде всего в сторону создания противодействующих сил, в форме как государственного регулирования бизнеса, так и мощного рабочего движения.

В этой части своей работы строители «Нового курса» опирались на реформы, проведенные движением прогрессистов (о нем мы расскажем в главе одиннадцатой). Но их планы шли дальше.

Член «мозгового треста» Рузвельта экономист Рексфорд Тагуэлл так афористично выразил суть подхода «Нового курса» к государственному регулированию:

«Сильное правительство с расширенными полномочиями, подкрепленными соответствующим законодательством, – вот единственный выход из нынешних затруднений вперед, к реализации наших огромных социальных и экономических возможностей».

Основываясь на этой философии, администрация учредила новые организации, названные в «Нью-Йорк таймс» «сорока́ буквами алфавита Нового курса»: от ААА (Agricultural Adjustment Administration – «Администрация по делам сельского хозяйства») до USES (United States Employment Service – «Служба занятости США»), а далее перешла к мерам, очень похожим на те, что были приняты СДРП: контроль зарплат и цен, защита рабочих согласно «правилам честной практики», действия против детского труда.

Возможно, еще важнее стали меры, направленные на укрепление рабочего движения. Они основывались на убеждении, что, невзирая на наступление эры прогрессивных реформ, капиталисты по-прежнему не расположены добровольно делиться прибылью с рабочими, а низкие зарплаты создают как неравенство, так и макроэкономические проблемы. Неравенство было высоким и продолжало расти. В 1913 году 1 % богатейших домохозяйств в США уже получал около 20 % всего национального дохода, и эта цифра росла: к концу 1920-х годов она перевалила за 22 %.

Основной политической инициативой администрации Рузвельта стал «Закон Вагнера» 1935 года, признававший за рабочими право создавать организации (без запугивания и угроз увольнения от нанимателей) и вводивший различные арбитражные процедуры для разрешения споров. Еще до депрессии некоторые интеллектуалы и предприниматели признавали, что, даже если иные капиталисты, подобно Форду, и поднимают зарплаты, чтобы остановить текучку, без коллективных переговоров они никогда не станут честно делиться прибылью.

В 1928 году известный американский инженер Моррис Ллевеллин Кук заявил в своем выступлении в «Обществе Тейлора», занятом внедрением «научного менеджмента»:

«Интересы общества – в том числе и рабочих – требуют обеспечить возможность коллективных переговоров с тем, чтобы в обсуждении вопросов о часах работы, зарплатах, статусе и условиях труда была представлена и слабейшая сторона. Эффективные коллективные переговоры требуют организации рабочих на широкой основе – я бы сказал, в масштабах страны; лишь тогда такие переговоры будут эффективными».

Кук, занимавший впоследствии, при президентах Рузвельте и Трумэне, высокие правительственные посты, указывал, что, учитывая превосходство в силе крупных современных корпораций, рабочим необходимо организовываться, а общество должно «смотреть на профсоюзы или иные формы организации рабочих как на серьезнейшую общественную потребность».

Кэрл Конвей, председатель совета директоров Continental Can и «герой капиталистического труда», согласно неофициальной шкале оценок Гарвардской бизнес-школы, как ни удивительно, тоже был горой за профсоюзы:

«Для всякого, кто занимался бизнесом в [последние тридцать лет], было бы наивно полагать, что менеджмент в целом жаждет коллективных переговоров или доволен реформами, которых наконец добился рабочий класс… Но разве понимание исходных точек, из которых на протяжении последних тридцати лет ведется борьба труда и капитала, не поможет нам прийти к гармонизации этих двух мировоззрений, провести коллективные переговоры и прийти к таким реформам, которые будут отвечать интересам и труда, и управления?»

Надежды создателей «Нового курса», в отличие от стремлений СДРП, так и не были полностью реализованы. Одним из полюсов сопротивления стали демократы-южане, обеспокоенные тем, что политика «Нового курса» поставит под вопрос сегрегационные законы Джима Кроу; из-за их противодействия принятое новое законодательство не стало таким же всеобъемлющим, как в Швеции.

Те стороны «Нового курса», что были направлены на повышение государственных расходов и внедрение коллективных переговоров, также встретились с жестким сопротивлением; их часто блокировал Верховный суд. И тем не менее политике Рузвельта удалось остановить сползание экономики страны в пропасть и серьезно укрепить рабочее движение. И то и другое сыграло важную роль в послевоенные годы.

Чрезвычайно важно было и то, что оба комплекса институциональных реформ – и в Швеции, и в Соединенных Штатах – принимались и исполнялись в контексте демократической системы. Сам Рузвельт пытался сосредоточить в своих руках больше власти и даже предпринимал попытки обойти сопротивление его политике со стороны Верховного суда, увеличив количество судей. Но расширение состава суда было заблокировано его собственной партией.

Союзники выиграли Вторую мировую войну, опираясь на США, которые всю свою экономику бросили на военное производство. Заводы, прежде выпускавшие стиральные машины, переключились на самолеты. Тысячами сходили со стапелей военные корабли. США начали войну с шестью авианосцами – а к началу 1945 года выпускали по одному небольшому, но высокоэффективному авианосцу в месяц.

Для снабжения американской армии за океаном была разработана мощная логистика. В сентябре 1942 года, когда силы генерала Эйзенхауэра готовились вторгнуться в Северную Африку, генерал пожаловался в Вашингтон на то, что необходимые ему поставки так и не прибыли в Англию. Военное министерство желчно ответило: «По нашим данным, все необходимые грузы мы отправили вам дважды, а некоторые даже трижды». В течение нескольких лет снабжение армии через Атлантику было хаотичным и избыточным; впрочем, это не помешало США выиграть войну. Как пошутил один генерал: «Американская армия не решает проблемы – она через них перешагивает».

Все это производство требовало рабочих рук – и работать нужно было без устали. Какую же награду получили