Власть и прогресс - Саймон Джонсон

разыгрывалась во Франции, которая также столкнулась с тяжелым экономическим кризисом и непоследовательными, неэффективными реакциями властей; в результате и здесь набрали силу экстремистские партии, хотя демократически избранное правительство удержалось у власти.

Совсем иной оказалась реакция на кризис в небольшой и до тех пор экономически отсталой Швеции. В конце 1920-х годов экономика Швеции оставалась преимущественно сельскохозяйственной; в земледелии и скотоводстве была задействована примерно половина населения. Всеобщее избирательное право для мужчин страна получила лишь в 1918 году. Так что политическое влияние индустриальных рабочих было очень ограниченным. Однако у представляющей их партии, Социал-демократической рабочей партии Швеции (СДРП), имелось серьезное преимущество. Со времен своего возникновения в конце XIX века партия считала своей целью реформировать шведские политические институты. Чтобы достичь этой цели, необходимо было прийти к власти демократическим путем – а это значило отступить от марксизма и заключить коалицию с сельскохозяйственными рабочими и средним классом. Один из самых влиятельных лидеров СДРП, Хьялмар Брантинг, так говорил об этом в 1886 году:

«В такой отсталой стране, как Швеция, невозможно закрывать глаза на тот факт, что средний класс играет у нас все более важную роль. Рабочий класс нуждается в помощи, которую может получить с этой стороны; и средний класс, в свою очередь, нуждается в поддержке рабочих, чтобы выступать против [наших] общих врагов».

Когда разразилась Великая депрессия, СДРП начала кампанию за активную политику противодействия кризису, которая должна была включать в себя как макроэкономическое (увеличение трат из госбюджета, повышение зарплат в промышленности, отказ от золотого стандарта и экспансионистская финансовая политика), так и институциональное крыло (создание основ для постоянного раздела прибылей между трудом и капиталом, перераспределение доходов с помощью налогообложения, программы социального страхования).

Чтобы достичь этих целей, партия начала искать союзников. Поначалу создание коалиции выглядело безнадежной задачей. Умеренно-правые не желали работать с СДРП, а с аграриями рабочие партии в этот период часто были на ножах – не только в Швеции, но и в большинстве стран континентальной Европы. СДРП, органически связанная с профсоюзами, была твердо настроена поддерживать высокие зарплаты и увеличивать занятость в промышленности. Профсоюзы полагали, что повышение цен на продукты питания нарушит эти планы, поскольку поднимет стоимость столь необходимых государственных программ и сведет на нет реальное повышение доходов рабочих. Но у аграриев повышение цен на продукты было в приоритете, а направление государственных ресурсов на индустриальные программы – вовсе не в их интересах.

Руководство СДРП осознавало критическую важность коалиции, которая дала бы партии значительный перевес в парламенте. Отчасти это была реакция на тяжелейшие экономические условия, на бедность и безработицу, с 1930 года стремительно растущие в Швеции. Но кроме того, руководство партии ясно видело, как бездействие толкает другие европейские страны в руки экстремистов.

В преддверии национальных выборов 1932 года лидер партии Пер Альбин Ханссон постоянно описывал ее как «дом для народа», в котором найдется место и всем трудящимся, и представителям средних классов. Партийная программа гласила:

«Партия не ставит своей целью поддерживать [один лишь] рабочий класс в ущерб всем остальным. Она работает ради лучшего будущего для всех, не отделяя индустриальный рабочий класс от сельскохозяйственного, не ставя физический труд выше интеллектуального».

Эта риторика сработала: доля голосов партии увеличилась с 37 % в 1928 году до почти 42 % в 1932. Кроме того, это убедило Аграрную партию вступить с Ханссоном в коалицию. Их союз основывался на сделке, впоследствии получившей название «продажа коровы»: СДРП получала от аграриев поддержку в вопросе повышения государственных расходов, в том числе на индустриальные нужды, в обмен на защиту сельскохозяйственного сектора и высокие цены на продукты, устанавливаемые правительством.

Не менее, чем макроэкономический ответ на кризис, важна была и новая институциональная структура, которую строила СДРП. Решение, найденное ими для того, чтобы институционализировать дележ ренты, состояло в том, чтобы усадить правительство, профсоюзы и предпринимателей за стол переговоров и достичь взаимовыгодного компромисса, с более или менее соразмерным распределением доходов от прибыли между трудом и капиталом.

Деловое сообщество поначалу противилось этой корпоративистской модели, поскольку смотрело на рабочее движение так же, как его немецкие и американские коллеги, – как на досадную помеху, не дающую поддерживать порядок на рабочих местах и платить рабочим поменьше. Но это начало меняться после выборов 1936 года, где СДРП показала еще лучшие результаты. Деловое сообщество увидело в этом свой приговор: сопротивление СДРП ни к чему не приведет – придется договариваться.

На знаменитой встрече 1938 года в курортном городке Сальтшебадене был заключен договор со значительной частью делового сообщества, в котором были впервые прописаны основные ингредиенты скандинавской социал-демократической системы. Самыми важными ее элементами стали: установка зарплат на уровне отрасли, гарантии, что прибыль от увеличения производительности будет разделена с рабочими, и значительное расширение социальных и страховых программ, а также государственного регулирования бизнеса. Однако этот договор не ставил своей целью лишить капиталистов всего. Все были согласны с тем, что частный бизнес должен существовать и процветать и что достигнуть этого можно инвестициями в новые технологии.

Два пункта этого договора заслуживают особого внимания. Во-первых, корпорации обязаны выплачивать высокие зарплаты, обсуждать условия найма и труда с профсоюзами и отказаться от массовых увольнений как средства снизить стоимость производства. И далее: для повышения предельной производительности труда они должны использовать различные стимулирующие средства и делать новые технологии более привлекательными для рабочих.

Во-вторых, сделки на уровне отрасли должны создавать для корпораций стимулы повышать производительность, не опасаясь, что это приведет к дальнейшему росту зарплат. Попросту говоря, если компания сумела по производительности обогнать конкурентов, она должна иметь возможность продолжать платить рабочим более или менее столько же, не выбиваясь из общего уровня по отрасли, и получать от роста производительности более высокую прибыль. Это давало предпринимателям серьезную мотивацию развиваться и инвестировать в инновации. Если же производительность возрастала во всей отрасли – везде поднимались и зарплаты, так что развитие оказывалось выгодно и капиталу, и труду.

Стоит отметить: корпоративистская модель, предложенная СДРП и профсоюзами в Швеции, отчасти совпадала с идеями «капитализма общего благосостояния», которые высказывали Дж. Р. Коммонс и другие в Соединенных Штатах. Разница в том, что капитализм общего благосостояния – чисто благотворительный «подарок» рабочим от корпораций – был очень шаток и часто входил в противоречие с желаниями менеджеров, заинтересованных в возрастании прибыли и снижении зарплат. Заключенный в институциональные рамки баланса между трудом и капиталом и государства-регулятора, разрешающего их споры, он становится на гораздо более твердую почву.

Профсоюзы сыграли центральную роль и в выстраивании регулировочных функций государства. Они составляли, воплощали в жизнь и мониторили расширенные социальные