Кукла на цепочке - Алистер Маклин

должна совпадать с первой буквой настоящей фамилии. Раздражающий пунктик, но, увы, обязательный. Его кодовое имя – Аннабель, мое – Каролина, Бейкера – Бетти, Делмонта – Дороти, а Ханслетта – Харриет. Совсем как названия ураганов в Карибском море.

– Да, я их нашел. – Я глубоко вдохнул. – Они не вернутся домой, Аннабель.

– Они не вернутся домой, – повторил он на автомате; дядя Артур молчал так долго, что мне показалось, связь оборвалась, затем я услышал его безжизненный далекий голос: – Я тебя предупреждал, Каролина.

– Да, Аннабель, вы меня предупреждали.

– А судно?

– Ушло.

– Куда?

– Не знаю. Просто ушло. На север, я полагаю.

– На север, ты полагаешь. – Дядя Артур никогда не повышал голоса и сейчас говорил спокойно и безразлично, но то, что он нарушил собственное правило и стал говорить открыто, без кодировки, выдавало его яростный гнев. – Куда на север? В Исландию? В норвежский фьорд? Чтобы осуществить перегрузку краденого в неизвестной точке на территории миллиона квадратных миль между Атлантикой и Баренцевым морем? Ты просто взял и упустил судно. Столько времени, хлопот, планирования, расходов, и все напрасно! – (Мог бы и не упоминать о планировании, я и без этого помнил, что все спланировал сам.) – А еще Бетти и Дороти.

По его последним словам я понял, что дядя Артур взял себя в руки.

– Да, Аннабель, я упустил судно, – ответил я, чувствуя, как начинаю злиться. – Я еще не сказал худшего.

– Слушаю. – Когда я закончил рассказ, он произнес: – Понятно. Ты потерял судно. Ты потерял Бетти и Дороти. Вдобавок наши друзья раскрыли тебя, исчез элемент секретности, на который мы делали ставку, к тому же вся потенциальная польза от твоего участия сведена на нет. – (Пауза.) – Жду тебя в своем офисе сегодня вечером, в девять. Передай Харриет, что необходимо вернуть судно на базу.

– Да, сэр. – (К черту эту Аннабель!) – Я это предвидел, сэр. Я провалил задание и подвел вас, и вы снимаете меня с операции.

– Каролина, в девять сегодня вечером. Буду ждать.

– Вам придется ждать долго, Аннабель.

– И что это значит?

Будь дядя Артур обладателем низкого вкрадчивого голоса, способного на угрозы, эти слова прозвучали бы именно так. Но нет, он говорил ровно и монотонно, и такая манера говорить увесистее любого очень мелодичного театрального голоса, когда-либо доносившегося со сцены.

– К вашему сведению, сюда не летают самолеты, Аннабель. Почтовое судно придет только через четыре дня. Погода крайне неблагоприятная, и я не хочу рисковать нашим судном, несясь сломя голову на материк. Боюсь, я здесь застрял.

– Вы что, считаете меня идиотом, сэр? – сердито спросил дядя Артур. – Отправляйся на берег этим же утром. Поисково-спасательный вертолет заберет тебя в полдень. В девять вечера в моем офисе. И не заставляй меня ждать.

Значит, это конец. Но я все же попытаюсь в последний раз.

– Аннабель, можно попросить вас дать мне еще двадцать четыре часа?

– Не глупи и не трать мое время. До свидания.

– Прошу вас, сэр.

– Я был лучшего о тебе мнения. До свидания.

– До свидания. Вероятно, мы еще когда-нибудь встретимся. Хотя маловероятно. До свидания.

Я отключился, зажег сигарету и стал ждать. Вызов поступил через полминуты. Я подождал еще столько же и подключился. Я был очень спокоен. Жребий брошен, и мне теперь плевать.

– Каролина? Это ты, Каролина?

Могу поклясться, что слышал волнение в его голосе. Это нужно записать в книгу рекордов.

– Да, это я.

– Что ты сказал? В конце разговора.

– До свидания. Вы сказали: «До свидания». Я ответил: «До свидания».

– Не играй со мной, уважаемый! Ты сказал…

– Если вы хотите, чтобы я сел в вертолет, вам придется направить сюда охрану. Вооруженную охрану. Надеюсь, профессионалов своего дела. У меня с собой «люгер», и вам известно, что я хорошо стреляю. Если я убью кого-нибудь и предстану перед судом, вам придется стоять рядом со мной. Даже вы со всеми своими связями не сможете предъявить мне гражданский иск или уголовное обвинение, чтобы оправдать отправку вооруженных людей с целью схватить меня, невиновного человека. Кроме того, я на вас больше не работаю. В моем служебном договоре четко прописано, что я могу уволиться в любой момент, если активно не задействован в операции. Вы отстранили меня от дела и вызываете в Лондон. Мое заявление об увольнении будет на вашем столе, как только наладится почтовое сообщение. К вашему сведению, Бейкер и Делмонт были не вашими друзьями, а моими. С первых дней службы. Вы там сидите спокойно и сваливаете вину за их смерть на меня, когда вам прекрасно известно, что окончательное слово по любой операции остается за вами. Кроме того, вы мне преспокойно отказываете в последнем шансе свести счеты. Меня уже порядком тошнит от этой чертовой службы! До свидания.

– Погоди, Каролина. – В его голосе послышалась осторожная, можно даже сказать, успокаивающая нотка. – Не стоит рубить сплеча.

Я уверен, что никто прежде не разговаривал подобным образом с контр-адмиралом сэром Артуром Арнфорд-Джейсоном, но казалось, он не особенно расстроен. Хитрый, как лис, он обладал невероятно быстрым и проницательным умом, который проверял и отбрасывал вероятности со скоростью компьютера. Он старался понять, блефую я или нет, и если блефую, то насколько далеко он может зайти, чтобы я пошел на попятную. Наконец он тихо сказал:

– Полагаю, ты хочешь остаться там не для того, чтобы проливать слезы. У тебя что-то на уме.

– Да, сэр, именно так.

Мне самому жутко интересно, что же такого у меня на уме.

– Даю тебе двадцать четыре часа, Каролина.

– Сорок восемь.

– Сорок восемь. И затем ты возвращаешься в Лондон. Я могу на тебя положиться?

– Даю честное слово.

– И еще, Каролина.

– Сэр?

– Мне плевать, как ты себя вел по отношению ко мне, находясь там. Полагаю, подобного больше не повторится в будущем.

– Нет, сэр. Прошу прощения, сэр.

– Сорок восемь часов. Жду докладов от тебя в полдень и полночь.

Отбой. Дядя Артур отключился.

Я вышел на палубу, на небе занимался рассвет. Холодный проливной дождь взбивал вспененное море. «Файркрест» сильно натягивал якорную цепь и медленно качался на волнах по дуге сорок градусов, кренясь где-то посередине своего движения. Яхта так сильно дергала якорь, что я тревожно думал о том, как долго выдержит веревка, крепящая шлюпку, подвесной мотор и снаряжение для подводного плавания к цепи.

Ханслетта я нашел в небольшом укрытии за кают-компанией, где он прятался от дождя. Напарник взглянул на меня и спросил:

– Как думаешь, что это? – Он указал на бледное очертание «Шангри-ла». Судно оказывалось направленным то к нам в корму, то прямо за кормой, когда нас качало на волнах. Свет горел в носовой части надстройки, там, где находилась рулевая рубка.

– У кого-то бессонница, – сказал я. – Или они проверяют, тащит ли якорь по грунту. Как считаешь, это наши недавние гости набросились на радиоустановку «Шангри-ла» с помощью монтировки? Или, может, они не выключают освещение ночью?

– Свет включили всего десять минут назад. Смотри, а сейчас выключили. Забавно. Как все прошло с дядей?

– Плохо. Уволил меня, потом передумал. У нас сорок восемь часов.

– Сорок восемь? Что ты собираешься успеть сделать за это время?

– Бог его знает. Сперва нужно немного поспать. Тебе тоже. Гости сейчас не заявятся – слишком светло.

Проходя в кают-компанию, Ханслетт ни с того ни с сего сказал:

– Интересно, что ты думаешь о полицейском Макдональде? О том, что моложе.

– Не понимаю тебя.

– Ну, он угрюмый, понурый. Будто что-то на него давит.

– Может, он, как и я, не любит, когда его поднимают посреди ночи. Может, у него проблемы с подружкой, а если так, то скажу тебе, что личная жизнь констебля Макдональда волнует меня в самую последнюю очередь. Спокойной ночи.

Мне стоило тогда выслушать Ханслетта. Ради него же самого.

Глава 3

Вторник, 10:00–22:00

Сон для меня – такая же необходимость, как и для любого другого человека. Чтобы прийти в себя, мне потребовалось бы часов десять, возможно, и восьми часов было бы достаточно. Выспавшись, я, вероятно, не источал бы свет, оптимизм и жизнерадостность – того не позволяли обстоятельства, – но, по крайней мере,