Кукла на цепочке - Алистер Маклин

Неприятности начались ровно в тот момент, когда я высадился на торбейском побережье напротив острова Гарв. Если быть точнее, с момента, когда я попытался высадиться. На мне была обувь с резиновой подошвой, и я старался протащить надувную шлюпку через скользкие валуны, достигавшие диаметра шесть футов и покрытые водорослями, на берег, находившийся в двадцати бесконечных ярдах. Даже в светлое время суток можно запросто переломать себе здесь кости, а в кромешной тьме эта задача сравнима с суицидом. Мое третье падение закончилось тем, что я разбил фонарь. Такую же участь ожидал и мой наручный компас, после того как я набил себе несколько невыносимо болезненных синяков. Хорошо хоть глубиномер остался в сохранности. Он просто незаменим в тех случаях, когда вы ночью пробираетесь сквозь непроторенный лес.

Спустив и спрятав шлюпку с насосом, я направился вдоль береговой линии, отдаляясь от деревни Торбей. Вполне логично, что если я проделаю этот путь, то непременно приду к песчаной бухте на дальнем конце острова, куда должен приземлиться вертолет. Также логично, что если линия деревьев приблизится к берегу, или если на том берегу окажется много небольших бухт, или если я не увижу, куда иду, то точно упаду в море. После третьего падения я сдался и пошел от береговой части в материковую. Конечно, не из боязни промокнуть. Костюм для подводного плавания был мне ни к чему в лесу и в вертолете, поэтому я оставил его на судне. К тому же я и так промок до нитки. Я поменял курс, и не потому, что переживал за судьбу сигнальных ракет, которые прихватил с собой для общения с вертолетчиком. Неизвестно, как долго они могли оставаться исправными в кармане дождевика. Причина, по которой я вслепую и с болью для себя блуждал в лесу, заключалась в том, что с моей скоростью продвижения по береговой линии я бы не дошел к месту встречи и до полудня.

Моими единственными ориентирами были проливной дождь с ветром и характер местности. Бухта, куда я направлялся, находилась к востоку, сильный ветер дул с запада, поэтому, когда холодный жалящий дождь бил мне в затылок, я шел более или менее в правильном направлении. Я мог это проверить следующим образом: у острова Торбей есть хребет, как у хряка, покрытый соснами на вершине и тянущийся с востока на запад, поэтому, если я начинаю подниматься или спускаться, это означало, что я блуждаю. Но ветер с дождем вели себя непредсказуемо по мере того, как лес то редел, то густел, к тому же хребет хряка имел ответвления и неровности. В результате этих двух факторов, а именно изменчивого ветра и неровностей хребта, я потерял много времени. За полчаса до рассвета, судя по моим часам, было темно, как в полночь, и я стал сомневаться, успею ли добраться вовремя.

А еще, успеет ли вертолет оказаться на месте к оговоренному времени. Сомнений в том, что он сядет, не было, благо восточная бухта со всех сторон идеально прикрыта, вопрос в другом: сможет ли вертолет вообще туда попасть? Я полагал, что вертолеты становятся неуправляемыми при определенной скорости ветра, но не имел ни малейшего понятия, что это за скорость. А если вертолет не появится, то мне предстоит долгий холодный мокрый путь обратно к месту, где я спрятал шлюпку, и еще более долгое холодное и голодное ожидание ночи, чтобы незамеченным вернуться на «Файркрест». Сейчас у меня оставалось всего двадцать четыре часа. К наступлению ночи останется двенадцать. И тогда я побежал.

Спустя пятнадцать минут и бог знает сколько крепких стволов деревьев, о которые я ударился, я услышал сперва слабый и прерывающийся, а затем усиливающийся грохочущий стук вертолетного двигателя. Черт возьми, он прибыл слишком рано! Он сейчас сядет, увидит, что никого нет, и возьмет курс на базу. Мое отчаянное состояние рассудка подтверждалось хотя бы тем, что я ни разу не задумался о том, как вертолет вообще сориентируется, не говоря о том, что он сядет в песчаной бухте в темноте, которую только что кромешной не назовешь. На секунду я даже подумал зажечь сигнальную ракету, чтобы пилот знал, что я где-то недалеко, и потянулся за ней в карман, но затем передумал. Согласно договоренности, сигнальная ракета укажет на посадочную полосу в песке, а если я зажгу ее сейчас, то вертолет пойдет на свет, ударится о верхушки сосен – и конец.

Я побежал еще быстрее. Уже много лет я не бегал более двухсот ярдов, и мои легкие хрипели и задыхались, будто поломанные кузнечные мехи в мастерской. Но я все же бежал насколько мог быстро. Я наталкивался на деревья, спотыкался о корни, падал в овраги, лицо хлестали низкие ветки, но самое плохое – я налетал на эти чертовы деревья. Я бежал с вытянутыми перед собой руками, но это не помогало, я все равно натыкался на деревья. Подобрав поломанную ветку, о которую споткнулся, я выставил ее перед собой, но куда бы я ни направлял ее, деревья все равно меня находили. Я ударился обо все деревья на острове Торбей. Я чувствовал себя, как мяч для боулинга после сложного сезона в кегельбане, с единственной, но существенной разницей в том, что шар сбивал кегли, а меня сбивали деревья. Раза три я слышал, как шум двигателя вертолета замолкает на востоке, на третий раз я был уверен, что он улетел. Но звук появился снова. На востоке начало светать, но я все еще не видел вертолета. Горизонт оставался в кромешной тьме.

Земля ушла из-под ног, и я упал. Я выставил руки, чтобы смягчить удар от падения. Но мои руки ничего не нашли. Никакого удара не последовало. Я все падал и катился по вересковому склону. И впервые за ту ночь я сильно обрадовался бы появлению сосны или любого другого дерева, которое остановит мое падение. Не могу знать точно, сколько деревьев растет на том склоне, но мне не встретилось ни одного. Если это был овраг, то, очевидно, самый глубокий на острове Торбей. По моим ощущениям, это был конец острова. Наконец я перекатился через травяную полосу и упал спиной на мягкий мокрый песок. Я долго пыхтел, ловил ртом воздух, пытался восстановить дыхание, и все же у меня было время оценить благоприятное стечение обстоятельств, а именно то, что само Провидение и несколько миллионов лет превратили когда-то острые камни в приятный мягкий песок.

Я поднялся на ноги. Да, это то место. Мне сказали, что на восточном побережье острова Торбей всего одна песчаная бухта. Света было достаточно, чтобы я увидел: да, это то самое место, хотя оно намного меньше, чем на карте. Вертолет снова появился с востока, насколько я мог судить, на высоте трехсот-четырехсот футов. Я побежал к кромке воды, вытащил сигнальную ракету из кармана, снял водостойкий корпус и оторвал шнур. Ракета сразу загорелась – яркий сине-белый огонь настолько слепящий, что пришлось свободной рукой прикрыть глаза. Огонь горел всего тридцать секунд, но этого было достаточно. Затухая, он слабо шипел и плевался, от едкого запаха я морщил нос, но все же вертолет оказался над моей головой. Два вертикально направленных прожектора, установленных на носу и в хвосте вертолета, включились одновременно, соединив свои островки света на мокром белом песке. Спустя двадцать секунд шасси погрузились в мягкий песок, металлический лязг двигателя стих, и лопасти стали медленно останавливаться. Я ни разу в жизни не летал на вертолете, хотя видел их предостаточно в своей жизни. Этот же экземпляр выглядел огромным в полутьме.

Правая дверь открылась, мне посветили в лицо фонарем. Валийский, словно долина Рондда, голос сказал:

– Доброе утро. Вы Калверт?

– Я. Можно подняться?

– Откуда мне знать, что вы и есть Калверт?

– Ну так я тебе говорю. Не строй из себя крутого чувака, парень. Ты кто такой, чтобы устанавливать мою личность?

– У вас ничего с собой нет? Никаких документов?

– Ты в своем уме? Разве тебе не понять, что некоторые люди никогда не носят с собой никаких удостоверений личности? Как думаешь, я здесь просто так