Месть сэра Левина. Похищение грудного ребёнка - Василий Вячеславович Боярков

мореплаватель выглядел мужчиной, достигшим сорокалетнего возраста; высокий рост неплохо сочетался со стройным телосложением; чёрные глаза выражали напористый ум, умудрённую годами смекалистую сообразительность; остальные лицевые черты определялись носом худосочным да выпуклым, губами тонкими да широкими, щеками впалыми, смуглыми; длинные тёмные волосы, волнистые и густые, спускались из-под синей широкополой шляпы, украшенной великолепными перьями; верхняя одежда представлялась однотонным камзолом, белыми штанами, чулками, смоляни́стыми башмаками. Высокородный собеседник казался слегка полноватым, выделялся тридцатилетним возрастом, отличался спесивым характером; белокожее лицо смотрелось напыщенным, отображало своенравную глупость и обладало зенками карими, ехидно зауженными, носом вздёрнутым, по-гусиному вытянутым, губами толстыми, по-женски чувственными; дорогое одеяние преобладало белоснежными красками, золочённым шитьём, редким материалом и выделялось длиннополым кафтаном, изящной, со страусово-павлиньими перьями, шляпой, блестящими чёрными сапогами.

– Как, дон Франсиско, себя поведём? – обращался капитан Фернандес к родовитому спутнику, принадлежавшему к Бурбонской фамилии. – Вы ведь сами распорядились оставить бо́льшую часть пехоты, для надлежащей охраны оставленных золотых запасов. Времена же нынче, сами знаете, отнюдь не спокойные; морские просторы кишат голодными англичанами, – предполагалось «охо́чими до чужого добра», – да и простыми пиратами, ихними капера́ми, – язвительно переврало́сь обычное «ка́пер».

– По-моему, не стоит в наше предприятие посвящать кого-то ещё, – барственный оппонент чванливо причмокнул, – и так уже про него узнало тьма-тьмущая простого народу. Я полагаю, нам стоит быть более осмотрительными – Вам не кажется сеньор капитан?

– По сути, конечно, правильно… – другой собеседник тоскливо нахмурился, – вот только ежели мы повстречаемся с реальным врагом, отбиться нам будет сравнительно трудно.

– Почему?! – глуповатый отпрыск королевской фамилии неподдельно опешил. – Сеньор Альфонсо, мы же вооружены практически под завязку. У нас два ряда пушек по каждому бо́рту, плюс ядер и пороху, ну! хоть бери отбавляй.

– Вот то-то и оно, – Фернандес отобразился сомнительной интонацией. – Мы настолько утяжелились, что первая пробоина – пусть даже маленькая – нас той же секундой потащит на дно.

– Вы к чему, сеньор капитан?.. – Бурбон обозначился недоумённой физиономией.

– Да всё, дон Франсиско, к тому, – смекалистый мореплаватель лукаво прищурился, – что не попросить ли нам союзное судно о личном сопровождении, дополнительной помощи. При этом совсем не обязательно распространяться об истинном грузе. Вы, как член королевской семьи, попросту им прикажете – вот, впрочем, и всё. Пускай они считают, что их попросили развернуться вовсе не потому, чтобы сопроводить несметное количество золота, а лишь потому, чтобы обеспечить Вас надлежащей, наиболее надёжной, охраной. Так что́ мы решим?

Ответа он не получил, поскольку, вместо испанского флага, на соседнем судне взметнулся флаг чёрный, отображавший человеческий череп с перекрещенными снизу костями. Следом раздался пиратский возглас «Йа-хой!!!», произнесённый «тысячей» рьяных глоток.

***

Двадцатью минутами ранее…

– Сэр Роберт, впереди показался корабль, – докладывал Бродяга последнюю информацию; с недавнего времени он был назначен на «Чёрной миледи» первым помощником (Скупой, с лёгкой подачи мистера Левина, – соответственно квартирмейстером).

– Вперёдсмотрящий!.. – крикнул Бобби Уойн, задрав курчавую голову; как и полагается, он стоял на капитанском мостике, сейчас же взглядом (сквозь расправленный парус) пытался проникнуть в корабельную смотровую бочку. – Какой у них флаг?!

– Испа-а-анский… – послышалось едва различимым ответом.

– Поставить аналогичный! – распорядился хитрющий захватчик.

Тут же над верхним топом взметнулось белоснежное, с гербом и короной, шёлковое полотнище. Пиратское судно совершало всего лишь первое плавание, опыта боевого не было, поэтому и неудивительно, что Бродяга зада́лся закономерным вопросом.

– Мы на них нападём? – он указал на встречный корабль, как бы подразумевая, что тот хотя им и равен, но «чёрт его знает! – этих испанцев».

– Двух мнений не существует, – ответил Уойн с загадочной миной; он вооружился подзорной трубой и внимательно всмотрелся в предполагаемого врага. – Смотри, – передал «смотровые линзы», – их киль значительно «поосе́л». Что сие означает?

– Да, действительно – что? – разбойник притворился недоумённым; скользкий, попутно он уставился в предложенном направлении.

– Только то, что «вонючие испанцы», – безнравственный капитан употребил излюбленный личный термин, – излишне нагружены, что перевозят нечто неимоверно ценное, что им достаточно малой пробоины, что судно их стало крайне неповоротливое и что – главное! – на пушечный бой они навряд ли отважатся. Тем более что мы их обманем – вначале сойдём за своих – спокойно приблизимся и ринемся на сабельный абордаж. Всё ли теперь понятно?

– Пожалуй, вроде бы… да, – Бродяга хотя и неуверенно, но всё-таки согласился.

Не прошло и десять минут, а встречные корабли торжественно поравнялись. Едва якорные це́пи стравились на нужную глубину и едва убра́лись и те паруса и другие, на разбойничьем судне прозвучала воинственная команда:

– Поднять «Весёлого Роджера»! – шла речь о пресловутом пиратском знамени.

Тут же взметнулся зловещий «костяк», а боевая братия (согласно неписаных правил) единодушно прокричала: «Йа-хой!!!». Бобби Уойн, сбегая с капитанского мостика, одномоментно распорядился:

– За меня останется квартирмейстер, с ним – шесть человек; остальные – со мно-о-ой!

Полетели крепёжные трёхзубые кошки; с помощью витых верёвок они напрочь скрепили соседние балюстрады. Словно несметная саранча, с «Чёрной миледи» устремились шальные головорезы; они перебирались на королевский «Идальго». Первым переметнулся пиратский вожак; он разом сразил двух подоспевших солдат. Взмахнул абордажной саблей, призывая подвластных злодеев «единым потоком следовать за собой». Как ошалелый, ринулся в гущу испанского корабельного воинства. Озверелая разбойничья шайка незамедлительно кинулась следом.

Растерянные, солдаты не могли хорошенько прицелиться, а только, используя длинноствольные ружья, тупо отмахивались. Часть из них (что более опытные) сумела сгруппироваться; бывалые воины обнажили клинки и, скучкова́вшись, отчаянно защищались. Но! Как уже говорилось, их осталось ничтожно мало: основная часть находилась во временной резервации и охраняла украденные золотые запасы. Если подсчитывать, сколько было кого, то выйдет численное преимущество с трехкратным увеличением. У оборонявшихся воинов (хоть они являлись отлично обученными) шансов вырвать победу – не виделось никаких. Тем более что пиратствующие бандиты тоже не лыком шиты, и каждый из них брал не столько фехтовальным умением, сколько стремительным натиском, ожесточенным напором, дерзким нахрапом.

Более других выделялся, конечно, Бобби Уойн – он был просто неудержим. Кидался то вправо, то влево. Рубил сверху вниз и справа налево. Строил звериные рожицы, свирепые и решительные, не предвещавшие ни доброго ни хорошего. Не забывал руководить подручными негодяями, отдавая приказы сухо, коротко, вчистую понятно. Для себя не искал ни лёгкого боя, ни слабых противников, напротив, всегда оказывался на самых сложных участках. Едва там вносилось сплошное смятение, безусловный лидер перемещался на иную, менее слаженную, боевую позицию. В итоге, когда оставалась лишь жалкая кучка смятенного воинства, он заслужил себе славу безжалостного рубаки-головореза-воителя.

– Да здравствует Кровавый Бобби Уойн! – справедливые соратники окрестили его всецело сподо́бленным прозвищем, истовым именем (какое некогда носила мать его Мэри Энн, а ныне устоялось за одноимённым судном «Кровавая Мэри»).