Кукла на цепочке - Алистер Маклин

эффективно здесь, внизу, потому что для кислорода слишком глубоко, к тому же запасы сжатого воздуха сильно ограниченны. В таких костюмах они смогут оставаться на глубине не менее полутора часов, хотя им и придется делать декомпрессионные остановки на тридцать-сорок минут по пути вверх. Я и не собирался здесь столько торчать, будь моя воля, убрался бы отсюда немедленно. Сердце бешено колотилось в груди, словно сумасшедший барабанщик. Я старался себя успокоить тем, что это из-за давления воды, а не от страха, ведь я такой смельчак.

На конце троса, по которому я спускался к «Нантсвиллу», имелось металлическое кольцо, из которого выходили четыре цепи к четырем краям прямоугольной стальной сеточной корзины. Двое водолазов загружали в эту корзину стальные ящики с проволочно-деревянными ручками, которые они доставали из хранилища со скоростью, как я прикинул, один ящик в минуту. Стальные ящики были небольшие, но явно тяжелые: в каждом – четыре золотых слитка весом двадцать восемь фунтов каждый. Целое состояние! На борту «Нантсвилла» было триста шестьдесят таких ящиков-состояний.

Я постарался подсчитать суммарную скорость разгрузки. В стальной корзине умещается шестнадцать ящиков, значит на погрузку уйдет шестнадцать минут. Еще десять минут, чтобы поднять ее на водолазный катер, разгрузить и опустить. Допустим, получается сорок ящиков в час. Примерно шестьдесят за полтора часа. Но после этого нашим друзьям придется сменить водолазов. Сорок минут плюс две декомпрессионные остановки, скажем, двенадцать минут на одну и двадцать четыре минуты – на две остановки, чтобы добраться до поверхности, затем двадцать минут, чтобы смениться и отправить других водолазов вниз. Итого не менее часа. Получается, они достают шестьдесят ящиков каждые два с половиной часа или двадцать четыре ящика в час. Остается всего один вопрос: сколько еще ящиков в кладовой-сейфе «Нантсвилла»?

Необходимо немедленно это выяснить. У меня с собой всего два баллона со сжатым воздухом с «Файркреста», и я израсходовал практически все двести атмосфер. Проволочный трос дернулся, и полная корзина стала подниматься, водолазы четко регулировали ее направление в области надстройки с помощью каната, чтобы она нигде не цеплялась. Я проплыл вперед, подальше от того места, где находились водолазы, и аккуратно нырнул внутрь открытого люка. Мне кажется, я чересчур осторожничал: лампа светила очень тускло, вероятно, они меня и не заметили бы.

Я почувствовал, как руки, опухшие и онемевшие к тому времени от ледяной воды, коснулись сигнального конца и шланга для подачи воздуха и быстро их отдернул. Внизу справа я увидел еще один слабый отсвет. Спустя несколько осторожных гребков я разглядел источник света.

Он перемещался. И все потому, что был прикреплен под углом сорок пять градусов к шлему водолаза. Водолаз находился внутри кладовой-сейфа.

Грабители не открыли его с помощью ключа. Используя горелки для подводной сварки, они вырезали в нем прямоугольник размером примерно шесть на четыре фута сбоку. Я подплыл к этому отверстию и просунул голову. На подволоке рядом с согнувшимся водолазом был прикреплен еще один источник света. Ящики со слитками аккуратно стояли рядами, поэтому посчитать их было плевым делом. Из трехсот шестидесяти ящиков со слитками золота оставалось примерно сто двадцать.

Что-то коснулось моей руки. Я посмотрел вниз и увидел нейлоновую веревку, которую тянул водолаз, чтобы прикрепить к ручке одного из ящиков. Я быстро убрал руку.

Водолаз находился ко мне спиной. Он немного повозился с веревкой, но затем закрепил ее на два узла, расправил и зачем-то снял нож с пояса. Интересно, для чего он ему понадобился?

Очень скоро я это узнал. Нож предназначался мне. И хотя водолаз находился в согнутом положении, он, вероятно, заметил меня краем глаза или неожиданно почувствовал давление на нейлоновую веревку, которое вскоре ослабло, или же его шестое чувство работает лучше моего. Не скажу, что он вихрем метнулся, потому как в тяжелом водолазном костюме на глубине скорость движения снижается, как в замедленном кино.

Но все равно он передвигался слишком быстро. Меня же тормозило не тело, а мозг. Водолаз развернулся и уже стоял ко мне лицом, где-то в четырех футах, а я все еще оставался на прежнем месте. Мои реакции были столь же молниеносными, а движения столь же скоординированными, как у мешка с цементом. Противник держал нож с шестидюймовым лезвием в опущенной руке, развернув его ко мне. Так поступают только отъявленные негодяи, которые собираются кого-то убить. Я четко видел его лицо. Бог знает, зачем ему нож, скорее это рефлекторное движение. Ему он совсем не нужен, чтобы расправиться со мной, даже с двумя такими, как я.

Ведь это был Квинн.

Я наблюдал за его лицом как парализованный. Интересно, нажмет ли он на кнопку вызова подбородком. Но голова его осталась на месте. Квинну ни разу в жизни не потребовалась помощь, сейчас в этом также не было необходимости. Напротив, его губы раскрылись в блаженной улыбке. Из-за маски он не видел моего лица, но все же понял, кто перед ним, он в этом ни капли не сомневался. Его лицо напоминало лицо человека в минуту высшего религиозного экстаза. Согнув колени, Квинн стал медленно наклоняться вперед, пока не оказался под углом практически сорок пять градусов, и метнулся ко мне, высоко занося правую руку за голову.

Оцепенение тотчас прошло. Я оттолкнулся от внешней стенки кладовой-сейфа левой ногой, заметил вблизи закрученный в петлю рукав для подачи сжатого воздуха, когда Квинн выплыл из зазубренного отверстия кладовой-сейфа. Я схватился за этот рукав и изо всех сил потянул вниз, чтобы вывести противника из равновесия. Острая боль обожгла меня в области от нижних ребер к правому плечу. Я почувствовал, как дернулась правая рука, и упал на пол хранилища. Я больше не видел Квинна, но не потому, что падение ослепило меня, и не потому, что Квинн переместился, а потому, что он исчез в центре кипящего грибовидного облака плотных воздушных пузырьков. Несминаемый рукав для подачи сжатого воздуха часто подвергается всевозможным воздействиям, на которые он рассчитан, но он не рассчитан на то, что его перережет острым ножом сильнейший на моей памяти человек. Квинн разрезал этот рукав аккурат на две части.

Никакая сила в мире теперь не поможет этому бедолаге. При давлении сорок фунтов на квадратный дюйм в разрезанном рукаве костюм Квинна уже заполняется водой, и его тянет на дно, так что убийце никогда больше не подняться на поверхность. Почти не осознавая того, что делаю, я двинулся вперед с нейлоновой веревкой в руках, очень осторожно обмотал ее вокруг сильно дергающихся ног Квинна, держась подальше от его рук, ведь Квинн все еще мог утащить меня с собой, мог сломать мне шею, словно прогнившую палку. Я смутно надеялся, что, когда его товарищи начнут расследование, а они точно это сделают, – эти огромные облака пузырьков, вероятно, уже добрались до верха, – то подумают, что он запутался и, пытаясь высвободиться, перерезал шланг. Я не считал это бессердечным поступком ни тогда, ни сейчас. У меня не было ни раскаяния, ни угрызений совести из-за того, что я поступаю так с умирающим человеком. Он все равно был обречен, он был психопатом, который убивал, потому что ему нравилось убивать, а еще, самое важное, мне нужно было думать о живых, которые могут умереть, – о пленниках в погребах замка Дуб-Сгейр. Я оставил Квинна там, извивающегося и умирающего, сам всплыл и спрятался под подволоком хранилища.

Двое водолазов, которые были на палубе, уже медленно спускались на сигнальных концах. Как только их шлемы оказались ниже того уровня, где находился я, я пролез через люк, отыскал проволочный трос и отправился наверх. Я находился внизу не более десяти минут, поэтому, когда на наручном глубиномере увидел глубину две морские сажени, остановился на три минуты для декомпрессии. Сейчас Квинн, должно быть, мертв.

Я последовал инструкциям Хатчинсона, продрейфовал к «Файркресту» – можно было не спешить – и без труда нашел его. Хатчинсон помог мне выбраться из воды, чему я был несказанно рад.

– Счастлив видеть тебя, брат, –