Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– Порядок. У нас есть немного времени. Часов пять-шесть.

– Я подниму якорь.

Через три минуты мы уже были в пути, а еще через три минуты находились в середине Беул-нан-Уама и направились на северо-северо-восток против надвигающегося отлива. Я слышал, что штурвал стоит на автопилоте. Вскоре в освещенную кают-компанию вошел Хатчинсон, шторы были задернуты, хотя при таком тумане это было излишне. Я оказывал себе первую помощь, накладывая марлевую повязку на ужасный порез, тянувшийся от нижнего ребра к плечу. Я не видел выражения лица австралийца из-за темной густой бороды, но то, что он встал как вкопанный, многое говорило.

– Калверт, что случилось? – тихо спросил он.

– Я встретился с Квинном в кладовой-сейфе «Нантсвилла».

Хатчинсон подошел ко мне и молча помог наложить повязку. И только когда все было закончено, он сказал:

– Квинн мертв.

Это прозвучало не как вопрос.

– Да, Квинн мертв. Он перерезал свой шланг для подачи сжатого воздуха.

Я рассказал Хатчинсону все, что произошло. Он ничего не ответил. Он не произнес и дюжины слов на обратном пути в Крейгмор. Я знаю: он не поверил мне. И никогда не поверит.

Как и дядя Артур. Он ни за что не поверит мне до самой своей смерти. Но его реакция оказалась другой: эта новость его очень обрадовала. Как-то на свой собственный, добродушный лад дядя Артур был чрезвычайно жесток. На самом деле казалось, будто он забирал себе добрую половину лавров за приведение в исполнение наказания.

– Не прошло и двадцати четырех часов с тех пор, как я приказал Калверту найти и уничтожить этого человека любым возможным способом, – заявил он за чаем. – Должен признать, никогда бы не подумал, что им станет лезвие острого ножа. Аккуратная работа, мой мальчик, очень аккуратная работа.

Зато Шарлотта Скурас поверила мне. Правда, не знаю почему. Она сняла мою самодельную повязку, промыла рану и снова ее перебинтовала. Все это я переносил очень стойко, потому как не хотел разрушать образ агента секретной службы тем, что ревел бы от боли как сумасшедший. Я рассказал ей, что произошло, и был уверен: она поверила мне. Я поблагодарил ее за повязку и за доверие, она улыбнулась.

Спустя шесть часов, а именно в десять сорок вечера – в это время мы должны были отплыть на «Файркресте», – она больше не улыбалась. Она смотрела на меня так, как женщины обычно смотрят на вас, когда они что-то задумали, и понимают, что все их уговоры бесполезны. Прямо скажем, взгляд не слишком ласковый.

– Простите, Шарлотта, – сказал я. – Мне действительно очень жаль, но мы не берем вас с собой. Без возражений.

Она была одета в темные слаксы и свитер, будто намеревалась отправиться с нами на ночную прогулку.

– Мы отправляемся не на пикник по Темзе. Помните, что вы сами говорили этим утром? Перестрелки не миновать. Думаете, я хочу видеть, как вас убьют?

– Я останусь внизу, Я не буду подвергать себя опасности. Пожалуйста, Филип, позвольте мне пойти с вами, – умоляла она.

– Нет.

– Помните, вы говорили, что сделаете для меня что угодно?

– Это несправедливо, и вы знаете это. Я говорил о любой помощи вам. А не о том, чтобы собственными руками обречь вас на смерть. Только не вас.

– Только не меня? Вы меня так высоко цените? – (Я кивнул.) – Я так много для вас значу?

Я снова кивнул.

Шарлотта долго смотрела на меня, глаза широко распахнуты и вопрошают, губы шевелятся, будто хотят что-то сказать, но сохраняют молчание. Затем она сделала шаг вперед, обвила мою шею руками так сильно, словно хотела ее сломать. По крайней мере, мне так показалось, поскольку объятия Квинна все еще давали знать о себе. Но тут было другое: она обнимала меня, как могла бы обнимать человека, которого больше никогда не увидит. Вероятно, Шарлотта с чудинкой, вероятно, у нее пророческий дар, и ей было видение, как старик Калверт плывет лицом вниз в мрачных водах лодочного ангара Дуб-Сгейра. Подумав об этом, я сам представил эту картину – зрелище совсем не привлекательное. Мне стало трудно дышать, когда она выпустила меня из объятий, то ли вывела, то ли вытолкнула из комнаты и закрыла за мной дверь. Я услышал поворот ключа в замке.

– Наши друзья дома, – сказал Хатчинсон.

Мы обогнули Дуб-Сгейр намного южнее, недалеко от южного берега Лох-Хоурна, и теперь на приливе, с выключенными двигателями дрейфовали на северо-востоке небольшой гавани Дуб-Сгейра.

– Ты был прав, Калверт. Они активно готовятся к ночному переезду.

– Калверт, как правило, не ошибается, – произнес дядя Артур таким тоном, словно говорил: «Это я научил его». – А что будем делать сейчас, мой мальчик?

Туман стал реже, и теперь видимость составляла примерно сто ярдов. Я посмотрел на отсвет в форме буквы Т в том месте, где ворота лодочного ангара неплотно прилегали друг к другу в центре и где сверху имелось небольшое провисание.

– А вот что. – Я повернулся к Хатчинсону. – Ширина судна пятнадцать футов. Входные ворота не шире двадцати футов. На воротах нет отличительных меток. Приливное течение составляет четыре узла. Как думаешь, реально пройти сквозь ворота на скорости четыре-пять узлов, но при этом не наскочить на утесы по пути?

– Есть только один способ это выяснить.

Он нажал на кнопку стартера, теплый дизельный двигатель сразу заработал, шум был едва слышим. Хатчинсон устремил судно по направлению ветра на юг на минимальных оборотах, продолжил курс на двух кабельтовых, затем прошел такое же расстояние в западном направлении, потом повернул на север, перевел рукоятку в полностью открытое положение и зажег сигару. Тим Хатчинсон готовился. При свете спички его смуглое лицо выглядело спокойным и задумчивым.

На протяжении одной минуты ничего не было видно, только темнота и серый туман, вихрящийся в носовой части. Хатчинсон взял направление на несколько градусов к северу с учетом поправки на прилив. И мы сразу увидели его – большой луч света в форме буквы Т, выпрыгнувший из темноты перед нами, со стороны правого борта. Я достал автоматы, открыл и зафиксировал дверь рулевой рубки по левому борту и встал с оружием в левой руке, держась за дверной косяк правой, одна нога стояла на палубе, вторая – в рулевой рубке. Дядя Артур стоял точно так же, но с правого борта. Мы встали как можно устойчивее, потому что «Файркрест» остановится неожиданно и может застигнуть нас врасплох.

В сорока ярдах Хатчинсон сбросил скорость и покрутил штурвал на левый борт. Теперь яркая отметка «Т» была еще дальше с правого борта, но в одну линию с нами и с темным клочком воды к западу от ярко пенящейся белизны, обозначавшей место, где прилив проходил по границе восточного волнореза. В двадцати ярдах Хатчинсон снова набрал скорость. Мы направлялись прямо туда, где должен был находиться невидимый западный волнорез. Из-за того что мы сильно развернуты на левый борт, казалось, носового столкновения не избежать. Неожиданно Хатчинсон покрутил штурвал на правый борт, прилив подтолкнул нас в том же направлении, и нам удалось пройти, не повредив ни дюйма драгоценного покрасочного слоя на судне дяди Артура. Хатчинсон перевел двигатель в нейтраль. Интересно, если я буду практиковаться весь остаток жизни, смогу ли повторить этот маневр? Я, конечно, знал ответ: не смогу ни за что на свете.

Я сказал Хатчинсону, что кнехты находятся с правой стороны лодочного ангара, значит водолазный катер пришвартован там же. Австралиец направил судно через крошечную гавань к источнику света, крутя штурвал к левому борту до тех пор, пока мы не оказались под углом к центральному отсвету, затем дал полный назад. В наши планы не входило врезаться носом «Файркреста» в стену лодочного ангара и отправиться на морское дно.

Наше появление можно было, пожалуй, назвать зрелищным. Ворота, вместо того чтобы раскрыться, сорвались с петель, и мы протащили их с невозможным грохотом. Минус один морской узел от нашей скорости. Алюминиевая мачта со спрятанной