Последний бой «чёрных дьяволов» - Сергей Викторович Нуртазин

городе зажали. Пока были патроны, отстреливались, потом… – Черноволосый замолчал, виновато глянул на Григорьева. – Попал в плен, сначала в пересылочный лагерь, потом шталаг в Румынии, затем концентрационный лагерь недалеко от города Освенцим. Это лагерь смерти. Там узники долго не жили, оттуда все пути на тот свет: или сдохнешь от голода, болезней и опытов, или, если невтерпеж станет, идешь на проволоку. Тогда тебя или током убьет, или охрана застрелит. Есть еще два пути – в газовую камеру или, как там говорят, в трубу вылететь.

– Как это – в трубу вылететь? – удивленно спросил Красильников.

– В крематорий попасть. Кинут тебя в печку, вот и вылетишь в трубу.

– Вот нелюди! А как тебе оттуда выбраться удалось?

– Мне, среди немногих, можно сказать, повезло. Оттуда меня направили во вспомогательный лагерь в Брно. Правда, здесь оказалось ненамного легче. Работать приходилось по четырнадцать часов, за провинности били нещадно, холод, голод, вши, многие умерли от болезней и истощения. Да еще управляющим поставили Герхарда Палича. Зверь – не человек. Я о нем еще в концлагере под Освенцимом узнал. Эта сволочь людей своими руками сотнями расстреливал. И меня тоже хотел расстрелять, а потом передумал, велел на холод выгнать голого и водой поливать, – черноволосый гордо поднял голову, в карих глазах блеснули злые огоньки. – Он думал, я сдохну, а я выжил! Назло ему и всем этим фашистским извергам выжил! Отныне и благодаря вам эти мучения закончились.

Красильников поинтересовался:

– Бежать не пробовал?

Узник посмотрел на Михаила измученным взглядом.

– Легко сказать… Ходим кое-как, а ты – бежать. Места незнакомые, страна чужая, да и Красная армия далеко была, доберешься ли, неведомо. Опять же, надо знать куда бежать. Припас съестной нужен, а нам где его взять… Наверное, думаете, отсиделся в плену, чтобы под пули не лезть, а я вот что скажу: по мне, так лучше под пули, чем в этом аду, – узник глубоко вдохнул, отвернулся, сдерживая чувства.

После полуминутного молчания произнес:

– Были среди нас и приспособленцы, не без этого. Кто-то в помощники к надсмотрщикам подался, кому-то повезло в работники к хозяину немцу попасть, а если тот еще и хороший, то и вовсе живи, как у Христа за пазухой, сытый, одетый, – оглянулся, посмотрел на товарищей. – Нам вот не повезло…

Григорьев похлопал его по худой спине. Даже через драповую ткань пальто он почувствовал выпирающие, словно крылья, лопатки.

– Ничего, теперь все будет хорошо.

– Да, да. Конечно. Все будет хорошо. Спасибо вам.

Красильников добавил:

– Ты смотри, все сразу не ешь, а то помереть можешь. Я через голодуху прошел, знаю, что это такое.

– Нет, нет, я на всех.

Григорьев еще минуту смотрел, как его новый знакомый, сутулясь и прижимая к впалой груди хлеб и тушенку, направился к своим товарищам, которые тут же его обступили. Александр снова вспомнил друга. Что, если и он вот так же…

Ком подступил к горлу. Григорьев завел мотоцикл. Путь «черных дьяволов» лежал на Прагу…

Теперь вот и Прага была освобождена, и война закончилась, теперь надо думать только о хорошем, только о мирной жизни. С радостными мыслями о ней, в предвкушении спокойных мирных снов, лег спать. Ни старший сержант Григорьев, ни бойцы его отделения не знали о пришедшей ночью директиве Ставки Верховного Главнокомандования, которая гласила: «Войскам 2‐го Украинского фронта продолжать энергичное продвижение на запад до соприкосновения с союзниками». Не знали и о том, что днем девятого мая начальником Генерального штаба Антоновым было отправлено письмо главам американской и британской миссий в СССР в Москве с особой просьбой к верховному главнокомандующему союзными армиями в Европе генералу Дуайту Дэвиду Эйзенхауэру: «В связи с нарушением группами немецких войск Акта о военной капитуляции прошу дать приказ Вашим войскам не принимать в плен отходящие немецкие войска…»

* * *

Батальон подняли по тревоге задолго до рассвета. Ротный, старший лейтенант Тихомиров, собрал командиров взводов и отделений в гостиной дома, где расположилось отделение Григорьева, и объяснил задачу:

– Довожу до вашего сведения слова командира батальона. Нашему корпусу дан приказ срочно выдвинуться в юго-западном направлении, пока не упремся в позиции союзных нам американских войск, вот в этом районе, – командир роты указал пальцем место на разложенной на столе карте. – Это еще не все. На данный момент получены сведения о том, что там идет ожесточенный бой чешских партизан с немцами. Группировка немцев многочисленна. Из Праги, по нашим данным, туда отошли остатки трех эсэсовских дивизий и, так сказать, примкнувших к ним «товарищей». Согласно договоренности, американцы на подконтрольную им территорию фрицев не пустили. Этих отщепенцев может быть от пяти до десяти тысяч, большинство из которых эсэсовцы, а они просто так не сдадутся. Значит, предстоит серьезный бой. Наша задача как можно быстрее выдвинуться в заданный район, произвести разведку и оказать помощь партизанам. За нами будет следовать батальон, а там и основные силы мехкорпуса подтянутся… Значит так. Первым выдвигается отделение разведчиков старшего сержанта Григорьева. – Командир роты посмотрел на Александра. – Задача ясна?

– Так точно! – с готовностью ответил Григорьев. – Товарищ старший лейтенант, только позвольте мне взять с немецкого склада один панцерфауст и один фаустпатрон.

Тихомиров кивнул.

– Ладно, обеспечим, – вытащив из офицерской сумки сложенную карту, протянул Александру. – Вот тебе, держи, чтобы не заблудился. Будьте предельно внимательны, глядите в оба, чтобы нам в засаду не угодить. Сейчас много вражеской сволочи на запад движется, в лесах и горах прячется. Иди, время не тяни. Даю вам на сборы пятнадцать минут.

Бойцы отделения ждали его на улице рядом с мотоциклами.

– Что стряслось? – обеспокоенно спросил Аркадий Лисковец. – Никак, с союзниками воевать собрались?

– Нет. К американцам в гости поедем, там у их позиций эсэсовские недобитки скопились, чешские партизаны с ними бой затеяли. Помочь надо.

– Так это мы завсегда готовы! – бодро сказал Лисковец.

Красильников был менее оптимистичен, досадливо сплюнул, недовольно выдавил:

– Войне конец, а нас опять в бой кидают…

– Ишь ты, поспать ему не дали, – с сарказмом произнес Лисковец. – Ты чего, не с той ноги встал? Вот добьем последних фрицев, тогда и выспишься под теплым боком у своей Екатерины Васильевны.

– Ага. Выспишься, если не уснешь навеки от немецкой пули, – хмуро буркнул ефрейтор.

– Ты тут не пой за упокой. Каркаешь, как ворона на погосте. Тебя…

Григорьев оборвал:

– Отставить разговоры! Всем по машинам! Лисковец, Вязовский, бегом в подвал, получите один фаустпатрон и один панцерфауст. Скажите – со старшим лейтенантом Тихомировым согласовано.

Вязовский вздохнул, с сожалением изрек:

– Эх, не повезло мне, однако, а я рассчитывал, что послезавтра свой день