Кукла на цепочке - Алистер Маклин

Простите меня, господа. Возможно, не все присутствующие знают моего коллегу. Лейтенант ван Эффен – наш старший детектив. Кроме того, он является экспертом по взрывам, а также, за свои грехи, он назначен главой городского подразделения по обезвреживанию бомб. Так вот, лейтенант, удалось ли вам разобраться, как именно была взорвана плотина?

Питер ван Эффен был неприметной личностью: чуть выше среднего роста, как и его шеф, широковат в плечах и явно склонен к полноте. Старшему детективу было лет тридцать шесть или тридцать семь, у него были темные волосы, темные усы и дружелюбное выражение лица. Ван Эффен вовсе не выглядел старшим детективом. Он вообще не был похож на полицейского. Многие, включая значительное количество заключенных в голландских тюрьмах, считали его именно таким беззаботным и добродушным, каким он казался на вид.

– Разобраться было нетрудно. Задним умом мы все сильны. Но даже если бы это можно было предвидеть, все равно ничего не удалось бы предпринять. По нашим предположениям, два небольших судна, скорее всего катера, были пришвартованы вдоль северного берега канала. Это необычно, но законом не запрещается, если, допустим, у человека заглох мотор и владелец проходящего мимо катера остановился, чтобы ему помочь. Со временем наверняка выяснится, что оба судна были украдены. На канале всегда интенсивное движение, и тот, кто часто использует этот водный путь, сумеет узнать эти катера. Оба судна стояли очень близко друг к другу, может быть, даже частично борт о борт, прикрывая место, где работали аквалангисты. Если дело происходило в сумерки или ночью – а я уверен, что так оно и было, – то в это время на палубе обычно горят яркие огни, и тогда все, что находится ниже планшира, оказывается в глубокой тени. У террористов, вероятно, имелся бур вроде того, что используют на буровых, только поменьше, и работающий горизонтально, а не вертикально. Бур, конечно, электрический, питание от батарей или от генератора, потому что выхлопы бензиновых или дизельных установок производят слишком много шума. В Северном море и вокруг него работают сотни опытных специалистов подобного профиля, для них пробурить дамбу – пустяк. Бурить нужно было так, чтобы до другой стороны дамбы оставалось примерно тридцать сантиметров. Можете быть уверены, что предварительно террористы очень тщательно все измерили. Они вынули кусок дамбы и вставили туда трубку из водонепроницаемого материала, начиненную взрывчаткой, скорее всего старомодным динамитом или толом, – разумеется, настоящие специалисты использовали бы аматол. Потом люди из FFF установили часовой механизм – ничего сложного, для этой цели годится обычный будильник. Отверстие замазали грязью и галькой – один шанс на миллион, что кто-нибудь его заметит, – и преспокойно уплыли.

– Я почти поверил, лейтенант, что вы сами руководили этой операцией, – сказал ван дер Куур. – Так вот, значит, как это было сделано.

– Я рассказал вам, как бы я сам это сделал. Уверен, что террористы сделали примерно то же, с небольшими отклонениями. Другого пути нет. – Ван Эффен посмотрел на де Граафа. – Нам противостоит опытная команда, и руководят ими вовсе не дураки. Эти люди знают, как умыкнуть судно. Знают, как им управлять. Знают, как украсть оборудование для бурения. И конечно, они большие специалисты по взрывным устройствам. В этой команде нет маньяков с сумасшедшими глазами, выкрикивающих лозунги. Они профессионалы. Я просил сообщить мне, если с заводов, со складов или от розничных торговцев поступят сигналы о краже бурового оборудования. Мне также сообщат, если будут сигналы о краже судов в этом районе.

– А кроме этого? – спросил де Грааф.

– Ничего. Нам не за что зацепиться.

Де Грааф кивнул и посмотрел на бумагу, которую держал в руках.

– По поводу сообщений от FFF. В них не содержится никаких указаний на то, чем вызвана угроза – ныне осуществленная – совершить диверсию. Это просто предупреждение о том, чтобы никто не болтался на летном поле сегодня в одиннадцать утра и чтобы все воздушные суда еще вчера днем или вечером покинули аэропорт и перебрались на ближайшие аэродромы. Террористы не желали ненужных разрушений, это не входило в их планы. Я должен сказать, что с их стороны это очень благоразумно. Еще более благоразумным с их стороны было позвонить вам, Йон, сегодня в девять утра и сказать, что все самолеты должны быть немедленно эвакуированы. Но поскольку мы все считали, что это розыгрыш, то не обратили на их предупреждение никакого внимания. Йон, вы бы узнали этот голос?

– Нет. Это был молодой женский голос, говоривший по-английски. А для меня все молодые женские голоса, говорящие по-английски, звучат одинаково. – Он легонько стукнул по столу кулаком. – Злоумышленники даже не намекнули на причину своего чудовищного поступка. Чего они добились этой акцией? Ничего. Абсолютно ничего. Я повторяю, что люди, которые ведут себя подобным образом, страдают душевным расстройством.

– Прошу прощения, но я с вами не согласен, – вмешался ван Эффен. – Я согласен с тем, что сказал нам полковник, когда мы были на крыше: эти террористы такие же нормальные, как мы с вами. Ни один сумасшедший не смог бы осуществить подобную акцию. Как я уже сказал, эти люди – не те террористы с дикими глазами, бросающие бомбы на рынках. Двумя предупреждениями они сделали все, что было в их силах, чтобы не пострадали ни люди, ни имущество. Это не похоже на поведение безответственных лиц.

– Кто же в таком случае несет ответственность за гибель троих людей в «фоккере», который разбился на взлете?

– Террористы, разумеется косвенно. С тем же успехом можно сказать, что виноваты вы, тоже косвенно. Кое-кто скажет, что вам следовало рассмотреть вероятность того, что эта угроза не розыгрыш, учесть такую возможность и не разрешать «фоккеру» взлет ровно в одиннадцать часов. Но это разрешение было дано, и, насколько я понимаю, лично вами. Это так же верно, как и то, что террористы проверили расписание и убедились, что в нем нет самолетов, взлетающих или приземляющихся в одиннадцать утра. «Фоккер» был частным самолетом немецкого промышленника и не числился в расписании. Я полагаю, господин де Йонг, что нам не следует приписывать смерть этих троих кому-то конкретно. Просто невезение, трагическое совпадение, воля Божья, если хотите. Ничего этого не планировалось и не рассчитывалось, и за этими смертями нет каких-то мотивов. Тут нет чьей-то вины.

Де Йонг забарабанил по столу пальцами:

– Если эти злодеи столь благоразумны, как вы говорите, то почему же они не отложили взрыв, когда увидели на борту самолета людей?

– Но мы не знаем, могли ли они это видеть, а если даже и могли, то были уже не в состоянии что-либо изменить. Если сигнал к взрыву подавался по радио, то, конечно, люди из FFF могли остановить взрыв. Но, как я вам уже говорил, я почти уверен, что там был электрический таймер. В таком случае, чтобы предотвратить взрыв, они должны были заново проделать всю процедуру с судами, аквалангистами и буром – при свете дня и в считаные минуты. За то время, которым они располагали, этого сделать было нельзя.

На лбу де Йонга выступили капли пота.

– Террористы могли позвонить и предупредить.

Ван Эффен посмотрел на де Йонга в упор:

– Много ли внимания вы обратили на их предыдущий звонок?

Де Йонг не ответил.

– Вы только что сказали: террористы абсолютно ничего не добились. Я понимаю, вы расстроены, и, наверное, не стоило бы продолжать эту тему, но неужели вы так наивны, чтобы верить в свое утверждение? Эти люди добились очень многого. Они создали атмосферу страха и неуверенности, и с течением времени эта атмосфера станет только хуже. Если преступники уже нанесли один удар, причем без всякой мотивировки, то весьма велика вероятность того, что они нанесут и второй. Если да, то когда? Если да, то где? И прежде всего хотелось бы понять зачем. Какие серьезные причины заставляют их вести себя подобным образом? – Лейтенант посмотрел на де Граафа. – Цель подобного поведения – обработать жертву, держать ее в постоянном страхе. Это новая форма шантажа, и я не вижу причин, почему бы это не сработало. У меня предчувствие,