Кукла на цепочке - Алистер Маклин

осмотреть судно и проверить, нет ли на нем повреждений. Деккер же, напротив, кипел от ярости. Через двадцать секунд после прибытия де Граафа и ван Эффена в дом Деккера в пригороде хозяин уже уведомил гостя о том, как грубо с ним обошлись минувшим вечером.

– Неужели ни один человек не может себя чувствовать в безопасности в этом Богом забытом городе? – Деккер не выговаривал слова, а выкрикивал, но было ясно, что крик не является для него нормальной формой общения. – Полиция! Вы говорите, вы полиция? Ха! Полиция! Хорошо же вы охраняете честных граждан Амстердама! Я просто сидел у себя на катере и занимался своими делами, когда эти четверо гангстеров…

– Минуточку, – прервал его ван Эффен. – Они были в перчатках?

– В перчатках? – Маленький загорелый Деккер уставился на полицейского с гневным недоверием. – В перчатках? Вот он я – жертва дикого разбоя, а вы думаете о…

– …О перчатках.

В голосе ван Эффена было нечто такое, что пробилось сквозь гнев Деккера и заставило его немного успокоиться.

– Что, перчатки? Забавно! Да, перчатки у них были. Они все были в перчатках.

Ван Эффен повернулся к сержанту в полицейской форме:

– Бернард!

– Да, господин лейтенант, я скажу специалистам по отпечаткам, что они свободны.

– Извините, господин Деккер. Продолжайте, пожалуйста. Не показалось ли вам что-нибудь странным или необычным?

– Все это было чертовски странно, – мрачно заметил Деккер.

Он рассказал, что занимался своими делами в каюте, когда его окликнули с берега. Он вышел на палубу, и высокий мужчина – было уже темно, и лица было не разглядеть – спросил, нельзя ли нанять его суденышко на ночь. Незнакомец сообщил, что он из кинокомпании и хочет отснять несколько ночных сцен, за что и предлагает тысячу гульденов. Деккеру показалось странным, что подобное предложение делается вот так внезапно и тем более на ночь глядя. Он отказался. И тут же у него на палубе оказались трое мужчин, которые стащили его с судна, затолкали в машину и отвезли домой.

Ван Эффен спросил:

– Вы сказали им, куда вас везти?

– Вы что, ненормальный?

И впрямь, глядя на этого рассерженного человечка, было трудно поверить, что он добровольно выдаст кому-нибудь хоть какую-то информацию.

– Значит, эти люди какое-то время следили за вашим передвижением. У вас в последнее время не было ощущения, что вы под наблюдением?

– Под чем?

– Вам не казалось, что за вами следят? Может, вы несколько раз видели одного и того же незнакомца?

– Ну кому нужно следить за торговцем рыбой? Кто, по-вашему, эти люди? Они затолкали меня в дом…

– Вы не пытались сбежать?

– Вы можете выслушать человека? – с горечью спросил Деккер. – Далеко ли убежишь, если у тебя руки за спиной, да еще в наручниках?

– В наручниках?

– Вы, наверное, думаете, что только полиция использует подобные вещи. Эти злодеи притащили меня в ванную, связали мне ноги веревкой и залепили рот пластырем. Потом замкнули дверь снаружи.

– Вы были совершенно беспомощны?

– Совершенно. – При этом воспоминании лицо коротышки еще больше помрачнело. – Мне удалось встать на ноги, но толку от этого не было никакого. В ванной нет окна. Даже если бы оно и было, не знаю, как я смог бы его разбить. К тому же я все равно не мог позвать на помощь: на меня намотали бог знает сколько пластыря. Часа три-четыре спустя эти разбойники вернулись и освободили меня. Высокий сказал, что они оставили на кухонном столе полторы тысячи гульденов. Тысячу за наем катера и пятьсот – на непредвиденные расходы.

– На какие расходы?

– Откуда мне знать? – устало произнес Деккер. – Они не объяснили. Просто ушли.

– Вы видели, как они уходили? Видели тип машины, ее номер или что-нибудь еще?

– Я не видел, как они уходили. Не видел их машины и тем более ее номера, – сказал Деккер с видом человека, который с трудом сдерживается. – Когда я сказал, что меня освободили, я имел в виду, что незнакомцы отомкнули дверь и сняли наручники. Но мне потребовалось еще пару минут, чтобы снять лейкопластырь, а это было чертовски болезненно. Пришлось содрать даже немного кожи и выдрать клок из усов. Потом я поскакал на кухню, чтобы взять нож и разрезать веревки на ногах. Деньги лежали на месте, и я был бы рад, если бы вы внесли их в какой-нибудь полицейский фонд. Мне эти грязные деньги не нужны. Они почти наверняка украдены. К этому времени поблизости уже не было ни этих людей, черт бы их побрал, ни их машины.

Ван Эффен дипломатично посочувствовал:

– Если учесть все, что вам пришлось вынести, то вы еще довольно спокойны и сдержанны. Вы могли бы их описать?

– Одежда самая обычная. Плащи. Это все.

– А их лица?

– На берегу канала и в машине было темно. К тому времени, когда мы добрались сюда, на всех уже были капюшоны. Точнее, на троих. Один оставался на судне.

– В капюшонах, конечно, были прорези? – спросил ван Эффен.

Он не был разочарован, потому что ничего другого и не ожидал.

– Скорее круглые дырки.

– Эти люди разговаривали между собой?

– Не сказали ни слова. Говорил только их начальник.

– Как вы узнали, что это был начальник?

– Начальники обычно отдают приказания, верно?

– Пожалуй. Вы бы узнали его голос, если бы снова его услышали?

Деккер заколебался.

– Не знаю. Думаю, да.

– Так. В голосе этого человека было что-нибудь необычное?

– Ну… Он очень забавно говорил по-голландски.

– Забавно?

– Это был… как бы это сказать… не тот голландский, на котором говорят голландцы.

– Ломаный голландский?

– Нет. Как раз наоборот. Язык был очень хороший. Слишком хороший. Как у дикторов телевидения или радио.

– Значит, слишком правильный? Книжный? Может быть, этот человек иностранец?

– Именно так я и подумал.

– Как по-вашему, откуда родом мог быть этот человек?

– Тут уж я вам ничем не смогу помочь, лейтенант. Я никогда не выезжал из страны. Я часто слышу, как люди в городе говорят по-английски и по-немецки. Но только не я. Я не говорю на иностранных языках. Иностранные туристы в мой рыбный магазинчик не заглядывают. Я торгую на голландском.

– Что ж, спасибо, вы нам очень помогли. Еще какие-нибудь подробности об этом начальнике, если это в самом деле начальник?

– Он был высоким, очень высоким. – Деккер слабо улыбнулся, впервые за весь день. – Не нужно быть очень высоким, чтобы казаться выше меня, но этому человеку я не доставал даже до плеча. Он был сантиметров на десять-двенадцать выше вас. И худой, очень худой. На нем был длинный плащ синего цвета, и этот плащ висел на нем, как на вешалке.

– Вы сказали, что у капюшонов были отверстия, а не щели. Вы видели глаза высокого мужчины?

– Даже и глаз не видел. На нем были темные очки от солнца.

– Темные очки? Я же спрашивал вас, не было ли в этих людях чего-нибудь странного. Вам не показалось странным, что человек носит защитные очки ночью?

– Странным? С чего бы это? Послушайте, лейтенант, холостяки вроде меня проводят много времени у телевизора. А там негодяи всегда носят темные очки. Иначе как бы мы узнали, что они негодяи?

– Верно, верно. – Ван Эффен повернулся к свояку Деккера. – Как я понял, господин Баккерен, вам повезло и вы избежали общения с этими господами?

– Вчера был день рождения моей жены. Мы были в городе, обедали и смотрели шоу. Вообще-то, они могли украсть мое суденышко в любое время, я бы и не узнал об этом. Если уж эти люди следили за моим свояком, то могли следить и за мной и знали, что я навещаю свой катер только по выходным.

Ван Эффен повернулся к де Граафу:

– Вы хотели бы осмотреть суда, господин полковник?

– Думаешь там что-нибудь найти?

– Нет. Но возможно, мы узнаем, что эти люди там делали. Могу поспорить, что они не оставили никаких зацепок для трудяг-полицейских.

– Скорее всего, попусту потратим время.

Свояки направились к своей машине, двое полицейских – к машине ван Эффена, старому потрепанному «пежо» с вовсе не старым двигателем. Ничто не указывало на принадлежность машины к полиции, даже радиотелефон был спрятан. Де Грааф осторожно опустился на скрипучее жесткое сиденье.

– Я воздержусь от жалоб и стонов, Питер. Я знаю, что на улицах Амстердама подобных машин никак не меньше пары сотен, и понимаю твое стремление к анонимности. Но ведь