Кукла на цепочке - Алистер Маклин

что это не срочно. – Ван Эффен оглядел плотную фигуру де Граафа. – Избыточные калории. Но все же… – Он встал, открыл деревянную дверцу буфета, за которой оказался холодильник, и сообщил: – Полукопченый лосось. Копченая форель. Ветчина с гор. Сыры гауда, эдам, немного того и сего.

– Нет предела весу, который можно набрать, мой мальчик.

Чуть позже, слегка утолив голод, полковник поинтересовался:

– Если ты слишком занят или просто боишься сопровождать меня на Тексел, то позволь спросить, чем ты намерен заняться?

– Это зависит от того, что мне удастся узнать от Аннемари и от Васко. Если вообще удастся что-то узнать. В противном случае я поеду на Тексел и займусь тем, что не по силам бедному Джорджу: постараюсь смешаться с кракерами в пригородном парке.

– Ты сумасшедший! Да ты там будешь белой вороной! Через две минуты после твоего появления вся их деятельность будет свернута.

– Я там не раз бывал, и все оставалось по-прежнему. Я ведь не надеваю туда свой выходной костюм в елочку, в котором вы меня видели. Форму тоже не надеваю. Там у меня другая форма – форма кракеров. Мне кажется, мы с вами прежде не обсуждали мой гардероб. – Ван Эффен отпил еще немного джина. – У меня есть куртка из моржовой кожи с кисточками и шляпа из енота с волчьими хвостами сзади. Выглядит потрясающе, ей-богу!

Де Грааф закрыл глаза, крепко зажмурил их и снова открыл.

– Брюки у меня тоже из кожи, только не знаю из какой. На них по бокам сделана такая же кожаная бахрома. И мокасины, конечно. Тут у меня промашка вышла. Я имею в виду мокасины. Они протекают. Волосы и усы я крашу и становлюсь блондином, хотя и не платиновым, потому что это привлекло бы слишком много внимания.

– А твой наряд его не привлекает?

– Краска такая, что любую грозу выдержит. Приходится использовать специальный растворитель, чтобы ее смыть. Очень неприятная процедура. А на правой руке я ношу полдюжины колец из чистой меди.

– На той, которой ты дерешься?

– Для кракеров я гринписовец, выступаю против атомных станций, борюсь за окружающую среду. Кроме того, у меня еще есть многоцветные бусы, две нитки, и серьга. Только одна. Две – это уже перебор.

– Я должен когда-нибудь это увидеть.

– Если хотите, могу достать вам такой же костюм.

Де Грааф снова закрыл глаза. От ответа его избавило появление Джорджа с заказанным обедом. Фирменное блюдо и открытая бутылка «Шато Латур» были поданы очень торжественно, после чего Джордж удалился. Еда была простой: красная капуста, мясной рулет со специями и нарезанное дольками яблоко, но, как и обещал Джордж, все это было великолепно приготовлено. По амстердамскому обычаю еды хватало на четверых. Вино тоже оказалось превосходным.

Едва они закончили, как Джордж принес кофе и сообщил:

– Аннемари в баре.

– Приведи ее, пожалуйста.

Аннемари оказалась молодой дамой с очень броской внешностью. На ней был свитер неопределенного цвета, который, вероятно, когда-то считался белым. Он был, наверное, размера на четыре больше, чем нужно, и этот недостаток девушка постаралась исправить, нацепив широченный пояс с заклепками. Талия у нее была довольно тонкой, в результате усилия дамы создавали очень странный эффект: она сильно напоминала перевязанный посередине мешок с картошкой. Линялые и залатанные синие джинсы были по-модному обтрепаны снизу. Эта красотка скорее пошатывалась, чем шла в грязных коротких кожаных сапожках с нелепо заостренными высокими каблуками. По состоянию ее светлых волос с отдельными подкрашенными прядками можно было понять, что она считает расческу ненужной роскошью. Черная тушь была нанесена щедрой рукой, равно как и бирюзовые тени. Призрачная бледность лица, достигаемая неумеренным употреблением дешевой пудры, удивительно контрастировала с двумя круглыми красными пятнами на щеках, также не имеющими никакого отношения к природе. Губная помада была фиолетовой, лак на ногтях – кроваво-красным и к тому же потрескавшимся и полуоблезшим, что хорошо стало заметно, когда девушка подняла руку к сигарете, зажатой в испачканных помадой зубах. Бьющий в нос запах дешевых духов наводил на мысль, что она в них, вероятно, купалась, хотя, скорее всего, она вообще уже довольно давно не принимала ванну. Медные серьги позвякивали при ходьбе.

Ван Эффен бросил взгляд на де Граафа, но де Грааф не смотрел на него: он был загипнотизирован появлением дамы. Ван Эффен громко прочистил горло:

– Это Аннемари, господин полковник.

– Да-да, Аннемари. – Де Грааф все еще пялился на девушку, и только неимоверным усилием воли ему удалось отвернуться от нее и посмотреть на ван Эффена. – Конечно, конечно. Аннемари. Но я хотел еще кое-что обсудить с тобой…

– Я понял. Аннемари, дорогая, ты не могла бы несколько минут… Джордж тебе что-нибудь приготовит.

Молодая женщина выдула большое облако дыма, улыбнулась и, покачиваясь, вышла из комнаты.

– «Аннемари, дорогая!» – с отвращением повторил де Грааф. – «Аннемари, дорогая…» Ты в своей кракерской форме и эта… это существо – чудная парочка! Ты мне всегда казался разумным человеком, Питер. Что за неуместная шутка! Где, черт возьми, ты откопал эту потаскушку, эту шлюху, эту ведьму, эту жуткую образину? Господи, а этот макияж, эти непотребные духи!

– Господин полковник, обычно вы не судите о человеке по одежке. Поспешные суждения…

– Поспешные суждения! Эта дикая обувь! Этот грязный свитер, он же горилле впору!

– Очень практичный свитер. Никому и в голову не придет, что под свитером она носит на поясе автоматическую «беретту».

– Это существо носит «беретту»? Автоматическую «беретту»? Как, эта пародия на человека носит оружие? Ты сошел с ума! – Полковник глубоко затянулся сигарой. – Нет, ты не сошел с ума. Я не жалуюсь, Питер, но ты меня просто потряс.

– Полагаю, мне следовало бы вас предупредить. Аннемари действительно производит довольно странное впечатление на людей, которые впервые ее видят. На самом деле эта жуткая ведьма – совершенно прелестная молодая женщина или будет таковой, если ее отмочить в ванне. Она милая, можно даже сказать – очаровательная девушка. Говорит на четырех языках, имеет ученую степень и работает в полиции Роттердама. Вы понимаете, к чему я веду? Если Аннемари сумела провести шефа полиции, то есть человека, которого в состоянии обмануть лишь немногие, в таком случае она может обмануть кого угодно.

– Где же ты достал такое сокровище?

– Получил по обмену. Сказать по правде, для Роттердама обмен был не очень справедливый. Я знаю, что она провела у них шесть месяцев на подпольной работе, и у нас не было никого равного ей. Мне нелегко было ее заполучить, но у меня есть друг в полиции Роттердама.

– Почему меня об этом не проинформировали?

– Насколько я помню, вы предоставили мне свободу действий. Я бы вам доложил, если бы было о чем докладывать. Мне просто не хотелось беспокоить вас по пустякам.

Де Грааф улыбнулся:

– Сомневаюсь, чтобы эту девушку можно было назвать пустяком. Пригласи-ка ее сюда.

Аннемари вошла, и де Грааф любезно предложил ей сесть.

– Извините, что заставил вас ждать. Вы знаете, кто я?

– Да, конечно. Вы полковник де Грааф, мой шеф. – Чуть хрипловатый голос девушки был низким и приятным – полная противоположность ее внешности.

– Вам лейтенант ван Эффен сказал?

– Ему незачем было говорить мне об этом, господин полковник. Я работаю на него и знаю, что он работает на вас. Кроме того, я много раз видела ваши фотографии.

– Этот наряд, который вы носите, Аннемари… Вам не кажется, что в нем вы выглядите довольно подозрительно?

– Для людей, которых я должна изучать? Уверяю вас, что по сравнению с тем, что там носят, мой костюм еще довольно скромен и к тому же хорошо воспринимается в той среде. Не так ли, Питер?

– Что? «Питер»? Младший по званию обращается к вышестоящему просто по имени?

– Я выполняю приказ, господин полковник. Мы пару раз работали вместе.

– Среди ваших, э-э, друзей?

– Да.

– Хотел бы я посмотреть на это!

– Мы и в самом деле прелестная пара. Я сказал Аннемари, что было бы неразумно называть меня лейтенантом в подобной компании. Я