Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– Мне казалось, что этот небольшой штрих создает ощущение подлинности. Впрочем, сиденье можно заменить. Удалось ли вам выудить какую-нибудь интересную информацию в этом доме?

– Ничего такого, чего бы не нашел ты. Любопытно, что высокого мужчину сопровождали двое немых. Тебе не приходило в голову, что если начальник, как определил его Деккер, иностранец, то его подручные тоже могут оказаться иностранцами, причем неспособными сказать ни слова по-голландски?

– Приходило. И это вполне возможно. Деккер сказал, что начальник отдавал приказания, из чего вроде бы следует, что остальные двое говорят или по крайней мере понимают по-голландски. Но это может быть и не так. Отдаваемые приказания могли вообще ничего не значить, их отдавали просто для того, чтобы создать впечатление, что остальные двое – голландцы. Жаль, что Деккер никогда не бывал за границей. Иначе он бы, наверное, сумел определить, откуда родом высокий незнакомец.

– Я говорю на трех языках, а ты, Питер, и того более. Как по-твоему, если бы мы услышали речь этого человека, мы смогли бы определить, откуда он родом?

– В принципе это возможно. Я знаю, о чем вы думаете. О магнитофонной записи телефонного звонка, сделанной помощником редактора. Но тут у нас шансов еще меньше: телефон искажает голос. К тому же эти террористы не похожи на людей, которые совершают ошибки. И даже если бы нам удалось определить страну, откуда они приехали, как, черт возьми, это помогло бы нам их выследить?

Де Грааф зажег черную манильскую сигару. Ван Эффен опустил стекло со своей стороны. Не обратив на это внимания, де Грааф сказал:

– Умеешь же ты подбодрить! «Дайте нам еще немножко улик, или давайте раскопаем еще немножко фактов – и это нам очень поможет». Кроме недоказанного пока факта, что этот парень иностранец, мы знаем только, что он очень высокий, тощий как грабли и у него что-то неладно с глазами.

– Неладно с глазами? Все, что мы знаем, – это то, что он носит защитные очки в ночное время. Это может что-нибудь значить, но может и ничего не значить. Возможно, у него такая причуда. Возможно, в очках он себе больше нравится. Или, как предположил Деккер, он считает, что защитные очки – необходимый атрибут негодяя высокого класса. Может быть, он носит их по той же причине, что и охрана американского президента, то есть потому, что потенциальный злоумышленник из толпы не знает, смотрят на него охранники или нет, и это мешает ему действовать. А возможно, этот высокий страдает некталопией.

– Ну разумеется! Некталопия! Каждый школьник знает! Я уверен, Питер, что на досуге ты меня просветишь.

– Это занятное старое словечко для обозначения занятной старой болезни. Мне говорили, что это единственное английское слово с двумя прямо противоположными значениями. С одной стороны, оно означает ночную слепоту, то есть потерю зрения после захода солнца, причины которой до сих пор не изучены. С другой стороны, это же слово может употребляться для названия дневной слепоты, то есть способности хорошо видеть только ночью, причины чего также неизвестны. Какое из значений ни возьми, болезнь эта редкая, но о ее существовании известно давно. В темных очках, которые мы имеем в виду, могут быть специальные корректирующие линзы.

– Мне кажется, что от какой бы разновидности этой болезни ни страдал преступник, из-за нее он должен сталкиваться с серьезными профессиональными трудностями. И домушник, который работает при свете дня, и грабитель, который трудится под покровом ночи, будут несколько ограничены в передвижении, если они больны этой болезнью. Для меня это чересчур экзотично, Питер. Я предпочитаю более старомодные причины: шрам над глазом, косоглазие, нервный тик, необычную радужную оболочку с прожилками, разноцветные глаза. Бельмо на глазу, когда радужная оболочка настолько светлая, что ее трудно отличить от белка, или когда зрачки разного цвета. Пучеглазие, вызванное заболеванием щитовидной железы. Или вообще отсутствие одного глаза. В любом из этих случаев у преступника есть физический дефект, из-за которого без темных очков он был бы немедленно опознан.

– Теперь нам остается только запросить у Интерпола список преступников всего мира, имеющих дефекты глаз. Всего-то какие-нибудь десятки тысяч. Но даже если бы в списке было всего десять человек, нам бы это мало помогло. К тому же велика вероятность того, что за нашим преступником вообще ничего не числится, – размышлял вслух ван Эффен. – А еще Интерпол мог бы дать нам список всех преступников-альбиносов. Им тоже нужны очки, чтобы скрыть глаза.

– Лейтенант изволит шутить, – мрачно заметил де Грааф. Он попыхтел своей сигарой, потом удивленно воскликнул: – Но черт возьми, Питер, вполне возможно, что ты прав!

Ехавший впереди них Деккер сбросил скорость, собираясь остановиться. Ван Эффен сделал то же самое. Два суденышка стояли бок о бок у берега канала. Оба они были метров одиннадцать-двенадцать в длину, с двумя каютами и полуютом. Двое полицейских вместе с Деккером поднялись на катер. Баккерен отправился на свое судно, стоявшее немного впереди. Деккер спросил:

– Ну, господа, что бы вы хотели осмотреть в первую очередь?

Де Грааф спросил:

– Давно у вас это судно?

– Шесть лет.

– В таком случае мы с лейтенантом можем не утруждать себя осмотром. После шести лет вы знаете здесь каждый уголок, каждую царапину. Поэтому мы были бы вам признательны, если бы вы сами все проверили. Просто скажите нам, все ли на месте. Если найдете что-нибудь даже совсем крошечное, но такое, чего здесь прежде не было, дайте нам знать. Было бы хорошо, если вы бы попросили вашего свояка проделать то же самое у него на борту.

Двадцать минут спустя оба судовладельца уверенно заявили, что ничего нового у них не появилось. А исчезло следующее: пиво из холодильника и дизельное топливо из баков. Ни Деккер, ни Баккерен не могли точно сказать, сколько именно банок пива исчезло. Они его никогда не считали. Но оба были совершенно уверены, что у них недостает не менее двадцати литров горючего.

– По двадцать литров у каждого? – сказал ван Эффен. – Чтобы добраться отсюда до канала напротив аэропорта, не нужно и двух литров. Значит, преступники использовали двигатели для чего-то еще. Вы не могли бы открыть машинный отсек и снабдить меня фонариком?

В считаные секунды ван Эффен провел поверхностный, но очень эффективный осмотр машинного отделения. Потом он спросил:

– Господа, вы когда-нибудь пользовались зажимами типа «крокодилов», когда заряжали или использовали свои аккумуляторы? Ну, вы знаете, такие съемные зажимы на пружинках, с зубчиками. Нет? Однако кто-то пользовался ими минувшей ночью. На контактах ясно видны следы. Они соединяли аккумуляторные батареи на ваших двух катерах параллельно или последовательно, это не важно. А двигатели использовали для подзарядки аккумуляторов через трансформатор. Отсюда недостача сорока литров горючего.

– Так вот что эти гангстеры имели в виду под непредвиденными расходами, – догадался Деккер.

– Да, наверное.

Едва де Грааф безропотно опустился на жесткое скрипучее сиденье старого «пежо», как зазвонил радиотелефон. Ван Эффен снял трубку и тут же передал ее де Граафу, который после недолгого разговора убрал телефон в его укромное пристанище.

– Я этого боялся, – устало вздохнул он. – Наш министр хочет, чтобы я полетел с ним на Тексел. Похоже, он тащит туда половину Кабинета.

– Господи боже! Эти пустоголовые клоуны! Чего они надеются добиться, находясь там? Будут болтаться у всех под ногами и мешать работать. Это они отлично умеют делать.

– Я хотел бы напомнить вам, лейтенант ван Эффен, что вы говорите о Кабинете министров нашего королевства! – Если слова полковника и выглядели как упрек, то весьма формальный.

– Совершенно бесполезное сборище некомпетентных личностей. Они умеют только щеки надувать, надеясь, что их имена попадут в газеты и это принесет им еще несколько новых голосов самых отсталых избирателей. Тем не менее я уверен, что путешествие вам понравится.

Де Грааф сердито посмотрел на лейтенанта и сказал:

– Что-то мне подсказывает, что ты бы туда не поехал.

– Вы совершенно правы. К тому же у меня здесь есть дела.

– Ты считаешь, у меня их нет? –