Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– О второй паре? Не от второй пары?

– О второй паре. Они были найдены в темном переулке. Ребята едва смогли позвать на помощь. Они были в полубессознательном состоянии, оба не могли передвигаться и испытывали страшные мучения. У них раздроблены коленные чашечки. Подобный знак используется на Сицилии и в некоторых американских городах, чтобы показать, что кому-то не понравилась слежка и что те, кто следил, какое-то время, если не навсегда, не смогут этим заниматься. Колени ребят не были прострелены, нет, здесь использовались железные прутья. Сейчас обоих пострадавших оперируют. Они не смогут ходить еще много месяцев и уже никогда не смогут ходить нормально. Очень мило, не правда ли? Это что-то новенькое в нашем городе. Надо полагать, что на нас надвигается американская культура.

– Покалечены? – спросила Аннемари едва слышным шепотом. – Калеки на всю жизнь? Как же ты можешь шутить?

– Извини. – Ван Эффен увидел, что она сильно побледнела, и пододвинул к ней рюмку. – Выпей! Я тоже выпью. Разве я шучу? Уверяю тебя, что я в жизни не был так далек от смеха. К тому же это вовсе не американская практика. Подобный обычай стал в последние два-три года популярен в Северной Ирландии.

– Следовательно, двух других преследователей просто сбили со следа, и ничего случайного в этом не было. – Де Грааф отпил немного бордо. Казалось, жуткая новость не слишком его расстроила, потому что он звучно почмокал губами, оценивая вкус вина. – Превосходно. Итак, наши друзья – люди опытные, умеют действовать, умеют и ускользать. Профессионалы. А потом залягут на дно. Ну, не все потеряно. Дорогая моя, вы обещали выпить со мной этого чудесного вина.

Девушка почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь.

– Я знаю, что это глупо с моей стороны, но, боюсь, не в состоянии ничего съесть.

– Может быть, завтра кроты покинут свои норки, – сказал ван Эффен. – Я все еще надеюсь, что они сдержат свое обещание и свяжутся со мной.

Аннемари беспомощно взглянула на него.

– Ты, наверное, сошел с ума, – тихо произнесла она с искренним недоумением. – Твои новые друзья обработают тебя таким же способом, если не хуже, либо вообще не придут. Изувечив этих бедных парней, негодяи могли проверить, кто они, и узнать, что они полицейские. У пострадавших могло оказаться что-либо, указывающее на их принадлежность к полиции, – например, оружие. У них было оружие?

Ван Эффен кивнул.

– В таком случае преступники знают, что ты полицейский, потому что за ними следили от самого «Охотничьего рога». Ты что, самоубийца? – Девушка дотронулась до запястья де Граафа. – Вы не должны ему этого разрешать. Его же убьют!

– Твоя забота делает тебе честь, – ответил ей ван Эффен, совершенно не тронутый ее мольбой. – Но она абсолютно неуместна. Вряд ли негодяи знают, что именно я устроил за ними слежку. Они могли заметить наших ребят не сразу после того, как покинули «Охотничий рог», так что у них нет причин связывать слежку со мной. Это во-первых. А во-вторых, хотя полковник и является другом твоего отца, это еще не дает права дочери твоего отца давать советы полковнику. Ты только начала работать – и уже пытаешься что-то советовать шефу полиции. Это было бы смешно, если бы не было так самонадеянно.

Девушка взглянула на него с такой обидой, словно ее ударили, и опустила глаза на скатерть. Де Грааф покачал головой и взял руку девушки в свою:

– Ваша забота делает вам честь. В самом деле. Но она же говорит о том, что вы невысокого мнения обо мне. Посмотрите на меня.

Аннемари посмотрела на него. Ее карие глаза были мрачными и встревоженными.

– Ван Эффен абсолютно прав. Лис нужно выманить из норы, и в настоящий момент у нас нет другого способа это сделать. Поэтому Питер пойдет, причем с моего согласия, хотя я никогда не стал бы ему приказывать. Господь с вами, детка! Неужели вы думаете, что я использую его как живую наживку? Отдаю на заклание, как ягненка? Приманиваю тигра связанной козочкой? Даю слово, моя девочка, что если эта встреча вообще состоится, то не только «Охотничий рог», но и весь прилежащий район будет кишеть переодетыми полицейскими, незаметными для нечестивцев. Питер будет там в полной безопасности, словно в Божьем храме.

– Я понимаю. Какая я глупая! Простите меня.

– Не обращай внимания на утешительные слова полковника, – посоветовал ван Эффен. – Меня вполне могут изрешетить пулями. Полицейскими пулями. Если только им заранее не объявят, что я переодетый полицейский. Будет смешно, если они застрелят не того человека. Я надену тот же костюм, что и прежде. Главное, пусть сосредоточатся на черной перчатке. Это и буду я.

К столику подошел официант:

– Извините, лейтенант, вас опять к телефону.

Ван Эффен вернулся через две минуты.

– Ну, ничего удивительного. Снова загадочное сообщение от FFF; несомненно, продолжение их кампании по деморализации общества. Они сообщают, что завтра в девять ноль-ноль возможны некоторые разрушения на канале Норд-Холланд в районе Алкмара, но не гарантируют этого. Все, что обещают преступники, – это повышенная активность в том районе.

Де Грааф спросил:

– И все?

– Все.

– Понятно. Это кажется бесцельным и бессмысленным. Чего же, черт возьми, они теперь добиваются?

– Этот поступок вовсе не бесцельный. Именно такова их цель – заставить нас гадать и беспокоиться о том, что же, черт побери, им нужно. Эти люди хотят создать атмосферу неуверенности, замешательства, хотят нас деморализовать. И, как мне кажется, действуют правильно. Кстати об FFF, господин полковник. Как вам понравилось путешествие на Тексел?

– Напрасная трата времени. Как ты и предсказывал, меня сопровождала кучка старух.

– Вы ведь не собираетесь завтра в девять утра находиться в Алкмаре?

– Я собираюсь завтра в девять утра находиться в Амстердаме. А что прикажешь мне делать? Рыскать вокруг и хватать всех, кто покажется подозрительным, например слоняющихся поблизости от места преступления?

– Это бесполезно. У вас ведь есть друзья в университете? В частности, на филологическом факультете?

Полковник сказал Аннемари:

– При этом неожиданном переключении на другую тему мне следует сделать удивленный вид и спросить: «Зачем, черт возьми, тебе это понадобилось?» – Полковник посмотрел на ван Эффена. – Ну хорошо. Зачем, черт возьми, тебе это понадобилось?

– Сегодня я слушал в «Телеграфе» пленки FFF. Все сообщения сделаны женским голосом. Мне кажется, это голос молодой женщины. Я уверен, что она не голландка.

– Интересно. Даже очень. Вернемся к нашим загадочным иностранцам. У тебя есть какие-нибудь догадки, из какой страны родом может быть звонившая?

– В том-то и проблема. Я, конечно, говорю на нескольких языках, но меня никак нельзя считать ученым-лингвистом. Местные акценты, нюансы, произношение – всего этого я не знаю.

– И ты считаешь, что люди из университета могут помочь?

– Есть кое-какой шанс. Как вы говорили, нужно использовать все возможности. Пленки у меня в управлении.

– Я сделаю все возможное. Можешь уже начинать подниматься, Питер. Этот надоедливый официант опять идет к нам.

Ван Эффен встал, быстро поговорил с официантом и ушел. Вернувшись на место, он сказал:

– Противник зашевелился. Это из моего отеля «Трианон». Сообщение, конечно же, передали через управление.

Полковник терпеливо спросил:

– И как давно ты там остановился, лейтенант? Тебя выселили из собственной квартиры?

– В регистрационной книге отмечено, что я живу там уже две недели. Я обо всем договорился сегодня в пять часов дня.

– Так-так. Подделка регистрационных книг – подсудное дело.

– Меня сейчас нельзя арестовать. Ромеро Аньелли и его сообщники наверняка провели немало времени на телефоне, выясняя, где я остановился. Они даже установили наблюдение за отелем – маленький старый «фиат». За ними следит мой человек. Что ж, не буду их разочаровывать. Пожалуй, покажусь там сегодня вечером.

– Ты ведешь активную жизнь, – заметил полковник. – Полагаю, ты не собираешься проводить там ночь?

– Ваше предположение верно. Я поставлю машину позади отеля, поймаю такси и высажусь у парадного входа. Потом пройду через отель, выйду через черный ход и поеду домой. Всего лишь небольшое неудобство.

– И это