Кукла на цепочке - Алистер Маклин

метров до места встречи. Неожиданно я увидел не кого иного, как самого господина Падеревского, который следовал за тобой даже на более близком расстоянии, чем я. Господин Падеревский умен, наблюдателен и очень меня недолюбливает, что является довольно неудачной комбинацией. Он мог меня узнать, особенно когда я был так близко от тебя. Из предосторожности я взял с собой двух моих детективов – это лишний раз подтверждает, что мы заботимся о тебе. Итак, я решил, что осторожность лучше безрассудной храбрости. Поэтому за тобой присматривал мой сотрудник.

Через открытое окно Энгел спросил:

– Что-нибудь еще, господин лейтенант?

– Нет. Не здесь. Не упускай из виду нашего друга.

– Хорошо. Я уже его видел. Другого такого лысеющего типа с седоватой бородкой и косоглазием и быть не может.

– Это Юлий Цезарь? – спросила Аннемари.

– Он самый. Я не сказал Рудольфу, как его зовут. Он бы мне все равно не поверил. Рудольф, будь к нему близко, но все же не слишком. Я предпочту скорее потерять его, чем тебя. И смотри, чтобы поблизости всегда были люди. Не забывай о том, что случилось вчера с твоими коллегами.

– Не забуду.

По выражению лица Энгела было ясно, что он действительно не забудет. Он повернулся и ушел в дождь.

– Успокоилась? – Ван Эффен завел двигатель, и машина тронулась.

– Немножко. – Аннемари слабо улыбнулась. – Тебе пришлось сказать ему, что я струсила?

– Нет. Я сказал, что кто-то струсил.

– Это не важно, потому что я действительно трусиха. Мне, например, не нравится разъезжать в этой машине.

– Чтобы починить сиденье, требуется время. Так что ничего не остается…

– Я имею в виду, что эту машину знают преступники.

– Фу! Да таких машин в городе сотни две.

– И обе сотни с теми же номерами? – сладким голосом спросила Аннемари.

– А что, ты знаешь номер этой машины?

– Более или менее. Роттердам. Три девятки. Нас ведь учили быть наблюдательными, помнишь?

– Боюсь, что плохо учили. Ты видела, что номер у меня вставляется, а не привинчивается? Сегодня у этой машины парижский номер. И в подтверждение этого номерной знак имеет большую букву «F». У меня неограниченный запас номеров.

Девушка сделала гримаску, но ничего не сказала.

– Тебя должны интересовать более важные вещи. Например, последние проделки FFF.

– Да?

– Никаких проделок не было. Они не взорвали дамбу на канале Норд-Холланд. Десять минут назад они позвонили в две газеты и в полицию. Террористы были очень довольны собой. Сказали, что вовсе не обещали взорвать эту дамбу, – и это чистая правда: они обещали только повышенную активность в этом районе в девять утра. В сообщении говорится, что в девять утра на канале действительно наблюдалась повышенная активность, и это тоже правда. Там были спасательные и ремонтные бригады, армия и полиция, не говоря уже о вертолетах военно-воздушных сил. FFF утверждает, что они сделали немало снимков с воздуха. Просто так, на память.

– И ты этому веришь?

– Конечно. У меня нет оснований сомневаться.

– Но фотографии с воздуха? Как же это возможно?

– Боюсь, что это было совсем не сложно. В той суете лишний вертолет был незаметен. Тем более что он наверняка имел официальные опознавательные знаки.

– Каков же смысл этой идиотской выходки?

– Выходка далеко не идиотская. Преступники преследуют все ту же цель. На случай, если мы чего-нибудь не поняли, нам объяснили это довольно ясно. Они сказали, что за сутки им удалось ввергнуть страну, и особенно ее власти, в состояние полной беспомощности. Эти так называемые власти – был сделан ряд крайне неприятных замечаний в адрес правительства, полиции, армии и тех, чей долг обеспечивать безопасность и благополучие дамб, шлюзов, плотин и бог знает чего еще, – оказались абсолютно не в состоянии помешать FFF. Им оставалось только сидеть по домам, втыкать флажки в карту, звонить в газеты и обеспечивать работу спасательных и ремонтных бригад. FFF утверждает, что ситуация создалась очень забавная и очень благоприятная для них. Можно себе представить, как они довольны.

– И ни слова о целях? Никакого намека на то, что за всем этим кроется?

– Ни малейшего намека. Просто обещание, что мы скоро узнаем, каковы их требования. Слово «требования» не прозвучало, но на деле это будут именно требования. Террористы также сказали, что завтра они собираются затопить значительную часть страны, после чего начнут переговоры с правительством. Ты можешь себе это представить? Какая наглость, какое высокомерие! Они так говорят, словно являются независимым государством. Можно предположить, что дальше FFF начнет дебаты в ООН. – Ван Эффен посмотрел на часы. – У меня еще куча времени. Чтобы снять эту экипировку, нужно всего две минуты – не потребуется ни мытья, ни отмокания. И пять минут на то, чтобы надеть костюм для посещения «Охотничьего рога». Так что я предлагаю выпить кофе.

Аннемари дотронулась до его руки:

– Ты и в самом деле собираешься туда идти, Питер?

– Конечно. Я же говорил тебе. Кто-то должен это сделать, а я единственный человек, с которым эти люди контактировали, значит мне и идти. Как же иначе обеспечить исполнение закона, если не упреждать злодейства, проявляя инициативу?

– Мне бы не хотелось, чтобы ты туда шел. У меня такое чувство, что что-то должно случиться. Что-то ужасное. Ты можешь быть ранен, даже убит или, что, возможно, еще хуже, покалечен на всю жизнь. Ты ведь знаешь, что сделали с двумя твоими людьми. Ох, Питер! – Она немного помолчала, потом добавила: – Если бы я была твоей женой, я бы тебя остановила.

– Как?

– Не знаю, – жалобно призналась девушка. – Взывала бы к лучшим сторонам твоей натуры, напоминала о твоей любви ко мне, говорила бы что-нибудь вроде: «Ради меня, если ты меня любишь, пожалуйста, не ходи». Что-нибудь вроде этого, – горько сказала она.

– Ну, ты не моя жена. И даже если бы ты ею была, я бы все равно пошел. Мне жаль, что это звучит так резко, эгоистично и жестоко, но это моя работа, и я должен пойти. – Ван Эффен дотронулся до ее руки. – Ты очень добрая девушка, и я ценю твою заботу.

– Добрая? Заботу? – Аннемари осторожно взяла его за запястье и убрала его руку со своей. – Заботу!

– Аннемари! Ради бога, что происходит?

Удивление лейтенанта было искренним.

– Ничего. Абсолютно ничего.

Некоторое время ван Эффен смотрел вперед, потом со вздохом заметил:

– Мне кажется, я никогда не смогу понять женщин.

– Мне тоже так кажется. – Она помолчала и потом нерешительно сказала: – Мне что-то не хочется идти пить кофе.

– Если не хочешь, мы не пойдем. Но почему?

– Мне не очень приятно появляться с такой физиономией на публике. Там, у кракеров, это не важно. А здесь вокруг приличные люди. И вряд ли тебе очень хочется появляться на публике с таким чудовищем, как я.

– Я знаю, что скрывается за твоим гримом, так что для меня это не имеет значения. – Лейтенант сделал паузу. – Может быть, я ничего не понимаю в женщинах, но я всегда знаю, когда они врут.

– Это я вру?

– Ну да.

– Ладно, пусть я вру. Не могли бы мы выпить кофе дома у Жюли? Это всего-то лишних пять минут.

– Конечно. У меня есть время. Я знаю, что ты любишь Жюли. Ты хочешь зайти к ней, потому что беспокоишься за нее?

– Мне кажется, это она беспокоится обо мне. Твоя сестра знала, что ты будешь меня охранять, и все равно ей не нравилось, что я должна буду пойти к Васко.

– Ты не ответила на мой вопрос. Разве ты не беспокоишься о ней?

Аннемари не ответила.

– Уж эти мне братья Аннеси! Поверишь ли, я в жизни не видел ни одного из них. Я рассматриваю их как некую отдаленную угрозу.

– Угроза, о которой я думаю, гораздо ближе к дому. Точнее, не угроза, а проблема.

– Это что-то новое для меня. Наверняка ерунда, что бы это ни было. Скажи мне, как зовут этого человека, или изложи суть проблемы – и я обо всем позабочусь.

– В самом деле, лейтенант? – В голосе Аннемари было нечто такое, что заставило ван Эффена внимательно посмотреть на девушку. – Как же ты собираешься справиться с этой пустяковой проблемой,