Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

Врачи называли увлеченность фантазиями и сексом симптомом болезни. Это, конечно, помогало писать, но иногда Саттон думала, что такова ее суть. Болезнь. Ее способность творить, вызывать в воображении сцены, запахи, чувства – все это часть хаоса в ее мозге. Врачи утверждали, что это связано с обратным захватом серотонина, поэтому он не позволяет нейронным путям соединяться должным образом, оставляя ее наедине с гиперактивным, навязчивым воображением и пугающим возбуждением, неспособностью остановить неистовый бег мыслей, до такой степени неистовый, что ей часто казалось, будто мир мчится вперед во весь опор. Порой, когда все становилось совсем плохо, земля под ногами начинала вращаться.

Саттон знала, что она лишь частично принадлежит этому миру. Будничная жизнь человечества, поездки, новости и смена времен года – для простых смертных время текло легко. Находясь на грани, она подключалась к своего рода коллективному бессознательному и видела вселенскую истину.

Из-за этого, конечно же, некоторые, включая сучку-врача, считали ее хрестоматийной и безусловной шизофреничкой.

Поэтому Саттон писала. Тогда она чувствовала себя лучше. Врач однажды сказал ей, что это просто метод контроля ее психоза, так она загоняет многочисленные голоса в голове в угол, выплескивая их слова на страницы.

Саттон ни на секунду не принимала свой темный дар как должное. Она знала, если бы у нее не было этого выхода, если бы она не нашла способ направить своих внутренних демонов в нужное русло, то уже брела бы по обочине, бормоча под нос, с сальными волосами, в изорванной одежде, шаркая натертыми ногами, из-за того что купила самые дешевые туфли не по размеру, а жить ей осталось бы недолго, потому что мозг потихоньку превращается в швейцарский сыр.

К счастью, у нее были таблетки. Она принимала их с религиозным рвением. И привезла с собой достаточный запас. Саттон не планировала оставаться здесь надолго, только чтобы хоть частично избавиться от чувства вины и дать усталому разуму передышку. Чтобы выкинуть из него Итана.

Прощай, Итан.

Саттон не сомневалась, что если бы на нее не было наложено проклятие в виде ментальных особенностей, то и слова исчезли бы. Была бы она счастливее без них? Была бы нормальной? Может, завела бы множество подруг, и они, отправляя мужчин играть в гольф, устраивали бы вечеринки с вином и сыром, обсуждали месячные, грудное вскармливание, новые подгузники и ведрами пили шампанское на встречах книжного клуба.

Хотела ли она такой жизни? Наверное, нет. В один из чудесных моментов прозрения, когда перехватывает дыхание и все становится кристально ясно, она поняла: нет, ей совсем не нравится нормальная жизнь, спасибо, не надо.

Кроме того, как можно обменять дар – а Саттон без тени сомнения считала свои писательские способности даром, – каким бы мрачным ни было его биологическое происхождение, на здравомыслие и нормальность? Как? Разве это не пощечина Богу? Он создал ее по своему образу и подобию. Значит ли это, что Бог тоже страдает от психического расстройства?

Вполне довольная ходом своих мыслей (пусть и немного кощунственных), который занял менее десяти секунд – ровно столько, чтобы сделать глоток шампанского и скрестить ноги, – она искренне улыбнулась Константину Раффало. Смотреть на него было приятно, а улыбаясь, он обнажал белые и ровные зубы. Саттон часто задумывалась, можно ли судить о человеке только по зубам. По шкале от одного до десяти, обратно пропорциональная зависимость. Чем они ровнее и белее (десять баллов), тем ниже по шкале надежности человек. Прямые, белые зубы означали, что на них потрачено немало денег. А деньги происходят из того мира, с которым она не знакома.

У нее был ужасный прикус – клыки выдвигались вперед, а четыре передних зуба встали почти горизонтально, плотно прижимаясь к губам. Исправить это можно было только с помощью брекетов, но когда она была маленькой, на такую роскошь денег не хватало. А кривой передний зуб Итана…

Живущий в голове голос, определявший так много в ее жизни, сказал: «Прекрати. Вернись в реальность. Тебя снова уносит».

– Откуда вы? – спросила она.

– Родился в Огайо, – ответил он уже без акцента.

– Правда? Я думала, вы англичанин или парижанин. Ваш французский звучит космополитично. А Раффало…

– Некоторое время я ходил в здешнюю школу. Где мы только не жили. Мой дед – военный, греческого происхождения. Именно он назвал меня Константином. Ни у одного ребенка в Америке в имени нет больше двух слогов. Это прямое приглашение стать мишенью для насмешек.

Теперь Саттон слышала в его речи влияние разных языков. Это даже сбивало с толку. То американский, то вдруг вплетались французские слова, то явно британские.

И военная стоматология. Она слегка повысила его оценку. Значит, на его имя в детстве не открыли трастовый фонд.

– А как зовут вас? – спросил он, слегка подавшись вперед над крохотным столиком.

Ни на секунду не замешкавшись, Саттон ответила:

– Жюстин Холлидей.

Здравствуйте, меня зовут…

Жюстин Холлидей.

Именно на это имя Саттон сделала документы.

Она много размышляла о побеге; провела неделю в больнице, куда эти идиоты отправили ее против воли, хотя все было в полном порядке, она просто читала инструкцию на пузырьке с лекарством, случайно открыла его, и таблетки попали в рот, она хотела лишь на мгновение ощутить блаженство и решить, что делать со своей жизнью. Жизнью после этой тюрьмы. Она навсегда отметила этот момент. Теперь существовала жизнь до тюрьмы и после. Жизнь с биполярным расстройством была странной и необъяснимой, особенно когда есть карьера, муж и дети. Все вокруг требовали от нее быть счастливой, счастливой, счастливой… О, мы так счастливы, разве вы не видите?

А теперь жизнь стала более управляемой. Она осталась одна. Одинокая, но не потерянная. Она могла стать тем, кем хотела. Тем, кем в данный момент хотел ее видеть мозг.

Жюстин Холлидей – это комбинация двух имен, выбранных из списка совета директоров в брошюре христианской организации, финансирующей санаторий, куда хотели ее отправить врачи, выписав из больницы. Как будто то, что ей помешали покинуть этот мир, могло изменить работу разбитого, переполненного адреналином разума. Да бросьте.

Жюстин Холлидей. Вот кем она стала. Как вы помните, породившая этого персонажа женщина прекрасно умела их создавать. Саттон примерила на себя образ, и он сел как влитой.

Жюстин Холлидей была молода и одинока, приехала в Париж, воплощая мечты. Она была поклонницей Эрнеста Хемингуэя и Гертруды Стайн. Она хорошо знала Париж, город огней. Она писала мемуары – можете себе представить?