Врата тайны - Ахмет Умит

– Очень красиво, – наконец-то смогла произнести я, – невероятное стихотворение.

– Оригинал, наверное, еще красивей.

– Ага, значит, стихотворение написано не по-английски. Кажется, ты мне дал подсказку.

Я почувствовала, что там, в Лондоне, он улыбнулся уголками рта:

– Думаю, ты знаешь автора.

На что он сейчас пытался намекнуть?

– Нет, не знаю. Я и стихотворение это в первый раз слышу.

– Неправильный ответ, ты обязательно должна его знать.

Почему он так считал?

– Этот поэт – турок, что ли?

Найджел начал давать подсказки тоном ведущего телевизионной интеллектуальной игры:

– Спорное заключение. Но есть мнение, что он имеет тюркские корни, к тому же всю свою жизнь, кроме детских лет, он провел в Анатолии. А все свои произведения, однако, написал на фарси.

– Фарси? Это Омар Хайям?

Разочарованным голосом он уточнил:

– Я же говорю, госпожа Карен, он жил в Анатолии. В самом ее центре.

Я перевела глаза с неба на раскинувшуюся вокруг Конью, и вдруг меня озарило.

– Ты имеешь в виду Руми?

– Именно так! Браво! Вы угадали! Да, имя нашего поэта – Мевляна Джеляледдин Руми, – заорал он в трубку, продолжая отыгрывать роль телеведущего. – Но скажу откровенно, уважаемая, я думал, что вы его узнаете с первых строчек. Уверен, отец вам о нем что-то рассказывал.

Да, и неоднократно. Я даже помнила некоторые стихи. Но только самые известные. Больше всего мне, впрочем, нравилось то, о котором мама с отцом спорили часами.

Каждый день утекая, каждый день уходя,

Ты живешь, как вода, что, прозрачна, течет.

Смрад и грязь с берегов не вбирает в себя,

Ни мороз ей не страшен, ни яростный зной.

День прошел – и моя миновала любовь.

И сколь ни было слов из вчерашнего дня,

Новый день от тебя ждет уж новых слов.

Маме очень нравилось это стихотворение, кроме строк о воде: «Все воды мира текут и загрязняются, вбирают в себя землю, грязь, ржавчину тех мест, куда несет их течение, и так утрачивают свою прозрачность. Затем наступает зима, и вода замерзает. Но это все неважно – важно, что вода продолжает течь. Пока она течет, она заново очищается и успевает сбежать от морозной зимы. Никто не безгрешен, никто не чист. Пока ты живешь, ты покрываешь себя грязью, но тут важно сделать целью своей жизни стремление к порядочности и честности. Самое важное – жить. Пока ты жив, есть еще надежда спастись и очиститься». Отец возражал ей: «Вода в основе своей чиста, так же чист и человек. Важно посреди всей злобы, мерзости и алчности окружающего мира сохранить свою душу чистой. Это самое сложное дело в мире. Повседневность перемалывает нас как безжалостное водяное колесо. Чтобы удалить нас от изначальной чистоты, жизнь подсовывает нам разные искушения, полные лжи, обмана и эгоизма. Разноцветные игрушки, тешащие наше эго. Они завладевают нашим духом, подчиняют наш разум капризам тела. Об этом нас предупреждал досточтимый Мевляна. И он восхваляет того, кому удалось не испачкаться, не покрыть себя грязью и не замерзнуть».

Их спор заканчивался, так ничем и не разрешившись. Я не помню, кто казался мне более правым, но это стихотворение с тех пор я запомнила. В этом не было ничего особенного. Интересно было другое – что Найджел открыл для себя Мевляну.

– Ну-ка скажи, – проговорила я в трубку, – почему ты заинтересовался Мевляной?

– Почему заинтересовался? Из-за тебя, конечно. После нашего вчерашнего разговора я полез в интернет почитать про Конью. Узнал, что Мевляна является одним из ее символов, стало любопытно. Зашел в книжный в Кэмдоне и купил книжку с его избранными стихотворениями.

– Ты меня действительно сильно удивил. И стихотворение оказалось потрясающе красивым.

В его голосе прорезались саркастичные нотки:

– А кто-то еще говорил, что я не люблю стихи.

– Ну откуда мне было знать. Ты при мне о них никогда не говорил.

– Всему свое время.

Мы опять замолчали. Мой взгляд упал на Меннана, ожидавшего у машины, когда я закончу разговор. Заметив, что я на него смотрю, он подобрался и попробовал улыбнуться. Я все еще была на него зла, но в этот раз сразу не отвернулась и даже постаралась изобразить что-то похожее на улыбку. Потом вернулась к телефону.

– Огромное спасибо, Найджел. Мне действительно очень понравилось. Продолжай, пожалуйста, делать мне такие удивительные сюрпризы. Но даже если не будешь больше читать таких стихов, все равно звони мне почаще, дорогой.

Мои слова ему, конечно, польстили, и в его голосе появились возвышенные нотки:

– Слушаю и повинуюсь. Но и ты среди своих вечных страховых забот не забывай меня, не забывай своего негритянского мужчину, любовь моя.

Я весело откликнулась:

– Не волнуйся, даже если захочу, не забуду. Я очень тебя люблю, Найджел.

– И я тебя очень люблю, Карен Кимья Гринвуд.

Кимья?! Он первый раз с нашего знакомства назвал меня Кимьей…

– Почему ты так сказал?

Он удивился:

– Прости, не очень понимаю тебя.

– Почему ты назвал меня Кимьей?

– Потому что это твое имя. Или я его неправильно произнес?

Я была не в том состоянии, чтобы пересказывать Найджелу вчерашнюю историю про странного бородача, который тоже называл меня Кимьей.

– Нет, просто мне это показалось немного странным. Ты прежде так не говорил. Наверное, вдохновился Мевляной.

– А как тут не вдохновиться! Ладно, не буду тебя больше задерживать. Ты там, чую, участвуешь в серьезном конфликте. Тебе пора вернуться к делам. Но послушай, пожалуйста, меня, не переживай сильно из-за всего этого. Возьми лучше одну из книжек Руми и начни читать. Уверен, тебе понравится.

– Попробую, – я уже собиралась повесить трубку, как вспомнила о маме. – Найджел, тут такое дело, дядя Мэтью умер.

– Скончался, – он поправил меня из-за какого-то врачебного суеверия. – Ему было невыносимо больно все последние дни его жизни. Можно сказать, ему повезло, что он наконец-то отошел.

– Я так же сказала маме, но понятно, что ей труднее это принять. Я вчера с ней разговаривала, и ей было очень грустно. Я за нее переживаю. К чему я все это: будь добр, позвони ей. Она тебя любит, ей станет легче от твоего голоса.

– Конечно, дорогая, не волнуйся, я сразу же ей позвоню. А если получится, даже свожу ее поужинать этим вечером.

Моя мама очень любила Найджела. Он, несомненно, был ее главным любимчиком среди всех моих молодых людей. Не из-за своего цвета кожи, хотя это тоже было