Тайну знает только кот - Юлия Владиславовна Евдокимова

class="p1">Григорий прекрасно понимал, что любой идеальный мир однажды рухнет. Но проявил слабость, не смог избавиться от Валерии. В отличие от остальных, она была абсолютно невинна, никому не сделала зла. И он тянул, пока не стало слишком поздно — появился мальчишка. Он тоже не заслуживал смерти, поэтому Григорий приковал парня на бывшей даче Боровских. Его будут искать и рано или поздно найдут, как и Валерию. Вот только он сам будет уже далеко.

Оставалось последнее дело — забрать фигурку. Еще вчера она была опасна, но сегодня, когда его ждал самолет, а мальчишка сидел на цепи на даче, это уже не важно. Все обнаружится и без котов. Можно было не приезжать за фигуркой, но он приехал — лишь затем, чтобы его котяры не натворили еще каких-нибудь глупостей.

А потом случился пожар. Надо же, напоследок судьба решила пошутить — везде коты! Но он спасал не символ. Все дело в том, что этот огромный черный кот был точь-в-точь как бабушкин Василий, единственный друг его детства. Когда бабушка умерла, отец избавился от кота, хотя кому мешал в доме кот? И сейчас он, взрослый, успешный, безжалостный готов был рискнуть жизнью, чтобы спасти Василия… того, из детства.

Он обжёг руки, но не почувствовал боли. Потому что впервые за много лет сделал что-то не для контроля, не для власти, не для маски. А потому, что кот мог погибнуть. И у этих потешных растерянных теток что-то внутри могло сломаться. А такие тетки обязательно нужны в их безразличном и жестком мире, без них этот мир просто рухнет!

Он держал Валерию в подвале, потому что боялся одиночества больше, чем ада. Ведь у него ничего больше не было, даже керамического кота с его глазами больше не существует. Но теперь ад чуть-чуть отодвинулся. Теперь есть на свете черный кот, спасенный из огня, и есть наивные тетки, которые никогда его не забудут.

* * *

— Один сядет за убийство коллекционера, другой — за пособничество. Хоть и уверяют, что ничего не знали о Валерии, факты говорят о другом: еще весной, когда началась охота на котов, они все узнали. — Сказал Стрельников.

— Неужели все рассказывают?

— Еще как. Наперебой. Главарь сбежал и их больше ничего не держит.

— Кстати, о главаре. Григория Эдуардовича не нашли?

— Боюсь и не найдут. Он давно готовил себе отъезд, переводил деньги в офшоры. Сидит теперь под пальмой где-нибудь в Белизе или Доминикане, откуда нет выдачи, и радуется.

— Не думаю, что радуется… — протянула Грайлих. — «Ужасно одиночество в беде, когда кругом довольные везде»…

Серафима со следователем привычно закатили глаза. Они ни за что и никому бы не признались, что по вечерам читают Шекспира. Вот ведь зараза! Серафима втянулась, а вот у Стрельникова пока тяжело идет. Непонятно. Он не нашел ни одной фразы, подходящей к разным событиям в его жизни, как же у актрисы это получается?

— Я знаю, что он убийца. И держать девушку столько лет взаперти… Он просто… монстр! И все же я немного восхищаюсь его бесшабашностью и дерзостью. Вот как можно было провернуть такое с горящим домом?

— Серафима Ананьевна! — Возмутился следователь. — Так и до оправдания убийц дойдем!

— Отрицательный герой всегда интереснее положительного. — Сказала Грайлих. — С положительным все ясно, даже в пьесах. А за отрицательным стоит столько всего, такие бездны и такие страсти!

— Следствие находит преступника, а суд выносит приговор, никого не интересуют внутренние мотивы. Достаточно просто мотива для преступления. И это хорошо, иначе мы завязли бы в психологии. Пусть этим адвокаты занимаются! Хотя такое больше происходит в кино. — Стрельников категорически отказывался видеть в преступнике человека. И действительно, нормально ли это — пытаться увидеть человека под личиной убийцы? Может, это тоже профессиональная деформация, давнишнее желание проникнуть в душу персонажа, чтобы сыграть его безошибочно?

— А знаете, что самое ужасное, — Тихо сказала Серафима. — Что такие люди ходят среди нас. И мы считаем их нормальными. Порой они носят дорогие костюмы, вежливы, занимают посты или их уважают коллеги на заводе, в автомастерской. А потом читаем в прессе, что монстр был нашим соседом, который помогал донести сумку старушке из соседнего подъезда.

Все молчали, пока актриса не спросила: — Как там Валерия?

— В больнице, конечно. Пока неизвестно, восстановится ли полностью, хотя с хорошим психиатром и с ее натурой вероятен хороший результат. Вспомните, что она придумала: тихое сопротивление через фигурки котов. Почему-то мне кажется, что ее история окончится хорошо!

Эпилог

— А что, разгрести все это безобразие и выкупить участок. — Уперев руки в бока, Серафима по-хозяйски оглядывала то, что осталось от заброшенного дома после пожара.

— Зря ты потратила столько лет на медицину, — засмеялась Грайлих, — У тебя талант к предпринимательству! А вот мне не надо ни пространств под огород, ни гостевого дома. Мне и так хорошо.

— Вот купит кто-нибудь участок, начнет дрель визжать с утра до ночи, вспомнишь мои слова!

Серафима стряхнула снег с пепомл с рук.

— Что ты там ищешь? — Нахмурилась Таисия.

— Да ничего. Просто подумала, не осталось ли следов Степана. Ну, знаешь, как говорится… сентиментальное воспоминание. Смешно, но я привязалась к этому рыжему малышу.

Актриса кивнула: — Я тоже. Даже зная о прототипе. Никогда не воспринимала его Харитоновым.

— Кстати, не вижу сэра Уильяма. Оправился?

— Вполне. По-прежнему ходит в гости к соседке. Ой! Я совсем забыла…

— Что забыла?

— У нее же сегодня день рождения!

— А вот и именинница.

Таисия обернулась на звук тяжелых шагов по очищенной дорожке. Маргарита Михайловна в дутых сапогах и старой куртке поверх домашнего халата решительно шла к ним, подобрав подол, чтобы не промок от снега. Её лицо немного порозовело, но странным делом соседка выглядела суровее обычного.

— С днем рождения, Маргарита Михайловна! — Обе дамы чувствовали себя нашкодившими школьницами перед строгой учительницей.

— Ну, — сердито фыркнула соседка, — Чего ж тут радостного! Не знаю, чем вы обе занимались, но чуть не спалили пол улицы. Это надо же, пожар устроили! Вроде приличные женщины. Кота довели! Три дня не притрагивался к еде!

Подруги переглянулись, но тут женщина добавила: — Покушает утром, а в обед и не смотрит на еду, когда такое было!

Улыбка против воли расцвела на лице Таисии. — Вы его так кормите, что сэр Уильям от обжорства уже на еду смотреть не может!

— Придумают тут имечки… Васька он, и откликается на Ваську. Василий!

Грайлих подумала, что назови суровая соседка ее Василисой, и она бы откликалась. Но каков сэр Уильям, а? Знает у кого