Черная рука - Стефан Толти

Большинство детей, похищенных «Черной рукой», уже никогда не забывали, через что им пришлось пройти. Некоторые из вернувшихся молчали, поскольку бандиты «Черной руки» обещали, что если дети расскажут хоть что-нибудь, то их семьи жить не будут. Других просто убили. Бывало, у детей оставались шрамы от ремней или веревок, которыми связывали их запястья, а у одного (как минимум) на теле обнаружили следы ожогов. Одного спасенного в Чикаго мальчика описали так: «У него затравленный взгляд испуганного ребенка, а маленькое тельце его невероятно исхудало»[337].

Однако мальчик Лабарбера в ночь на 9 октября оказался в безопасности в своей постели, и Петрозино, как набожный католик, был чрезвычайно благодарен. По крайней мере, в тот раз он и его люди победили.

Даже Энрико Карузо, великий итальянский тенор, обратился к услугам отряда. Когда Карузо, находившийся тогда на пике славы, приехал выступать в Нью-Йорк, «Черная рука» пригрозила убить его, если он не заплатит им две тысячи долларов за защиту. Он заплатил. Почти тут же стали приходить новые письма, пока оперная звезда не собрала стопку «высотой в фут»[338]. За помощью Карузо обратился в Департамент полиции Нью-Йорка. Толпа копов и репортеров собралась вокруг стола, за которым записывал показания офицер, и стала слушать, как Карузо рассказывает свою историю: об угрозах; о трех итальянских телохранителях, которых он нанял, чтобы они сопровождали его повсюду; о заточенном клинке, готовом к извлечению из черной трости, с которой он не расставался; о пистолете, спрятанном за пазухой под пальто. Даже находясь в мрачном полицейском участке в центре Манхэттена, склонный к эпатажу Карузо не смог удержаться от того, чтобы не устроить представление. «Эти шантажисты не добьются от меня ничего, кроме холодного лезвия и пуль! – заявил он «зрителям». – Пусть идут подальше. Я готов ко всему. Они – сборище трусов»[339]. Американские полицейские, даже ирландские, лучезарно улыбались тщедушному певцу. Наконец-то нашелся итальянец, который был готов не только дать отпор «Черной руке», но и ответить им пулей на пулю. «На его лице расцвела радостная улыбка ребенка, – писал один журналист, – который чувствует, что совершил нечто достойное аплодисментов, и видит, как все американцы ему улыбаются». Но среди зрителей нашелся один человек – как оказалось, итальянец, образованный чиновник, оказывавший помощь полиции в пресечении преступлений, – который хмуро глядел на знаменитого тенора. «Дурак! – заметил он репортеру. – Он создает итальянцам дурную славу. Держать бы ему по-хорошему… рот на замке!»

Но угрозы со стороны Общества продолжились, и мужество Карузо потухло. Певец все больше и больше нервничал в моменты выхода к публике. Примерно в это время его познакомили с Петрозино, и они подружились. В конце концов Карузо признался детективу, что с него потребовали еще пять тысяч и он намерен эти деньги отдать. Карузо был не только сказочно зарабатывающим человеком – один лишь контракт со звукозаписывающей компанией Victor принес ему более двух миллионов, – но и удачливым инвестором. К моменту начала Первой мировой войны только уплаченный им годовой налог составил 154 тысячи[340]. Требуемая «Рукой» сумма была для него пустяком.

Однако Петрозино пришел в ужас: Карузо, его герой, элита итальянской оперы, певец, чей чистейший голос позволял ему выступать на больших стадионах без усиливающих звук приспособлений, собирается склонить голову перед этими животными?! В городе Петрозино? Детектив понимал, что требования будут только возрастать, пока не поглотят все состояние Карузо. «Это бездонная яма», – сказал он певцу. Он умолял Карузо передумать и предложил альтернативный план. Тенор, тщательно обдумав, согласился.

Карузо отправил ответ вымогателям. Он выплатит пять тысяч. Однако с одним условием: место для передачи денег он назначит сам, в Манхэттене. Стоит ли пояснять, что тенора должен был изображать Петрозино? Общество согласилось на условия Карузо. В назначенный день Петрозино облачился в накидку и костюм, напоминающий одежду певца, и поспешил в условленное место. Встретившись с головорезами, он сумел одолеть и арестовать их, после чего вернул наличные испытавшему облегчение Карузо. История об оперативном гамбите Петрозино потом годами ходила по Маленькой Италии.

Триумф детектива получился воодушевляющим, однако волна террора продолжала захлестывать улицы нижнего Манхэттена, и возмущенное негодование нью-йоркских газет перешло в набат. Таммани-холл, с его чуткими антеннами, трепетно реагирующими на все, что могло нарушить гладкий ход его правления, понял, что проблема преступности требует уже самого пристального внимания. Мэр Нью-Йорка Джордж Макклеллан-младший, сын генерала Гражданской войны Джорджа Б. Макклеллана, начал подыскивать нового комиссара полиции вместо Уильяма Мак-Эду. Наконец мэр остановил свой выбор на грубом, колоритном и в целом типичном представителе американской военщины по имени Теодор А. Бингем по прозвищу Генерал.

Импозантный янки Бингем был армейцем до мозга костей. Высокий и поджарый, с телом, которое напомнило одному репортеру «изголодавшуюся пантеру»[341], он постоянно пребывал в движении. «Он солдат во всех отношениях, – отмечала газета Los Angeles Times, – воплощение энергии, грубой грации и отваги»[342]. Родословную Генерала наполняли священники и воины – среди предков его были и солдаты Войны за независимость, и священнослужители Коннектикута. Он стал лучшим выпускником Йельского университета, прежде чем проследовать по стопам своих предков в Вест-Пойнт[343], откуда вышел в звании младшего лейтенанта. Но так сложилось, что Бингем ни разу не увидел поле боя. Поскольку его военной специальностью было инженерное дело, в 1897 году в звании полковника он приехал в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы осуществлять надзор за общественными зданиями столицы. Великолепно показав себя на этом посту, он удостоился приглашения в Белый дом, где, по выражению одной газеты, стал служить президенту Мак-Кинли в качестве «мажордома, старшего барабанщика, секретаря по социальным вопросам или чего-то в этом роде»[344]. Трудно представить этого бесцеремонного и вспыльчивого человека в качестве общественного арбитра Белого дома, однако он обладал организаторским складом ума, и Мак-Кинли был вполне доволен его работой.

Но после того, как президентом стал Тедди Рузвельт, дела пошли не так гладко. Между мужчинами возникли «огненные трения»[345]. «Белый дом оказался недостаточно большим, чтобы вместить в себя двух Теодоров»[346], – написал один журналист после того, как некая загадочная ссора за ужином в Белом доме (подробности которой так и не были разглашены) закончилась полным разрывом. Бингема повысили в звании до бригадного генерала и отправили осуществлять инженерный проект в северной части штата Нью-Йорк, где во время исполнения им служебных обязанностей на его ногу упал трехсоткилограммовый буровой станок. Врачам