Белый асфальт - Анна Князева

Глаза… Они были открытыми, пустыми и мертвыми. Проверка пульса не требовалось. Все было ясно. Стерхова тяжело сглотнула и отвела взгляд. Теперь ей предстояло решить, как спасаться.

В сознании всплыл огонек – маленький, мерцающий во тьме, как звезда, застывшая на белом покрывале земли. И, если это не плод ее воспаленного разума, значит, он был где-то рядом. Вертолет не мог улететь далеко за одно мгновенье. Черный квадрат – дом на снегу, был поблизости от места крушения вертолета.

«Нужно двигаться. Оставаться здесь – верная смерть.»

Она отыскала среди обломков свою сумку и повесила ее на шею. Затем, собрав всю волю в кулак, рывком подтянулась к рваному дверному проему. Тело пронзила острая боль: вспышка в висках, жгучий укол в боку – как будто нож вонзился под ребра.

Анна вскрикнула, стиснула зубы и, тяжело дыша, выбралась наружу.

Заснеженный лес молчал. Свет луны мерцал на застывших ветвях деревьев.

Стерхова замерла, прислушиваясь. С какой стороны они прилетели? Как определить, куда ей идти? Она повернула голову и вгляделась во тьму. И вдруг увидела за деревьями слабый, едва различимый огонек.

Анна сделала первый шаг и голеностоп взорвался пронзительной болью. Она пошатнулась, но удержалась на ногах. Глаза привыкли к темноте, и было видно куда ступать. Шаг, еще один шаг… Постепенно боль становилась напоминанием, что она все еще жива. А хруст снега под ногами был подтверждением того, что путь к спасению продолжается.

Двигаясь вперед, Стерхова увязала в снегу и, стараясь не падать, хваталась за стволы.

«Надо идти. Боль – это цена моей жизни». – Она повторяла эти слова, как заклинание, как мантру, чтобы не сдаваться.

Время текло медленно. Обессилев, Анна упала на снег и стала перекатываться от дерева к дереву – вперед. Мороз мог быть ее врагом, но он стал союзником, превращая боль в тупое, ноющее онемение.

Она поднялась на ноги. Шаг. Еще один. И еще. Дыхание было рваным, губы потрескались. Ноги двигались по инерции, разум плыл и был на краю бреда.

Впереди, среди стволов, по-прежнему светил огонек. Грудь внезапно сдавило страхом – а вдруг это мираж? Галлюцинация или, все же, ее спасение?

Но Стерхова шла и шла. Огонек не исчезал. Он был. Настоящий. Живой.

С трудом преодолев последние метры, отделявшие ее от черного квадрата избушки она узнала это место.

«Совиная Плаха!»

Анна с облегчением выдохнула, чувствуя, как внутри зарождается надежда.

«Там – люди. Там тепло. Там помогут.»

Она навалилась телом на дверь, и та поддалась. После ледяного ада снаружи, внутри ей показалось так хорошо, что из глаз брызнули слезы счастья. Из последних сил Анна ринулась вперед, ввалившись в избушку, но вдруг замерла, увидев направленное на нее дуло карабина.

На нарах сидел Сизов и держал ее на мушке.

Выглядел он ужасно: исхудавшее, черное лицо, воспаленные глаза и всклокоченные, спутанные волосы. Минуту они наблюдали друг за другом, решая, что делать дальше. Время тянулось медленно, жизнь Стерховой болталась на тонкой нити, готовая в любой момент оборваться.

Сама она ощущала странную отрешенность, и полное отсутствие страха. Ей было безразлично, что будет дальше. Тот ужас, через который она прошла этой ночью, был страшнее смерти. У нее не оставалось сил сопротивляться.

«Если суждено умереть сейчас – пусть так и будет.»

Сизов медленно опустил карабин. В его глазах была такая же, как у нее усталость.

Тронувшись с места, Стерхова кое-как доковыляла до печки и протянула замерзшие руки к огню. Печное пламя потрескивало, тепло постепенно возвращало ей ощущение жизни.

Сизов настороженно следил за каждым ее движением, при этом дышал тяжело, сбивчиво и надсадно.

Она сняла с шеи сумку и медленно опустилась на пол. Ее взгляд устремился на окно, где стояла зажженная керосиновая лампа – та самая, что подарила ей надежду и привела сюда.

– Подойди ко мне. – Хрипло сказал Сизов.

Анна с трудом поднялась и, держась рукой за стену, потихоньку дохромала до нар. Несмотря на слабость и боль, ей стало немного легче – возможность выжить превратилась из галлюцинаций в реальный шанс.

– Разбинтуй мне ногу, – произнес он, прерывисто дыша. – Посмотри, что там. Потом вколи антибиотик. Шприцы и ампулы лежат на столе.

Стерхова села рядом с ним на край деревянных нар, чувствуя, как ее больные, обессиленные мышцы саботируют малейшее напряжение. Пальцы не слушались, когда она осторожно стала разматывать бинт, пропитанный чем-то липким. С каждым слоем воздух все сильнее наполнялся сладковато-гнилостным запахом. Ее стало подташнивать, но она стиснула зубы, продолжая разматывать бинт.

Сизов приподнялся на локтях, и молча наблюдал за тем, что она делает. Его воспаленные, глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели на почерневшем лице.

Когда Анна сняла последний слой бинта, она отшатнулась. Перед ней предстала страшная картина: кожа ноги была черно-зеленого цвета с багровыми прожилками. Ее покрывали серо-желтые пленки, под которыми пульсировал гной.

Стерхова на мгновение замерла, ощутив, как волна дурноты подступает к самому горлу.

– У вас началась гангрена, – с трудом проговорила она.

Сизов со стоном рухнул на нары. Из его горла вырвался вопль, наполненный болью и отчаянием. Потом наступила тишина.

Анна сидела неподвижно, ожидая, что будет дальше. Неожиданно Сизов опять приподнялся на локтях, ощерился в улыбке и в его голосе прозвучала издевка:

– Ну, что? Поймала?

– Поймала. – Сказала она. – Тому, кто просит, Бог дает. Вот только ситуацию не мы выбираем.

– И как я тебе?

– Нужна срочная ампутация. Сейчас я введу вам антибиотик.

Стерхова медленно встала и подошла к столу, на котором лежали ампулы и шприцы. Голова кружилась от изнеможения и боли, но она старалась не обращать на это внимания.

– Не жилец я уже… – бросил ей в след Сизов. – Да и ты, вижу, не очень… Что произошло?

Анна замерла, опустив голову. Сил говорить уже не осталось, но она все же ответила:

– Наш вертолет упал неподалеку. Пилот погиб, а я осталась жива.

Сизов хрипло рассмеялся.

– Ну, вот и до тебя добрались… И жить нам с тобой осталось до рассвета. Утром эти ублюдки прилетят на место крушения, найдут и добьют нас. Мы оба им поперек горла.

Анна медленно набрала в шприц антибиотик. Вернувшись к нарам, склонилась к Сизову и сделала инъекцию. Потом подняла голову и спросила:

– О ком вы говорите?

Он вздрогнул, прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

– А ты еще не поняла? У них не осталось другого выхода. Если нас не убьют, значит прикончат Крамова.

– Зачем его убивать?

– Тем, кто его крышует, запачканный Крамов не нужен. А ты сделала все, чтобы… – Сизов пошевелился и вдруг застонал.

– Я ничего про него не знаю.

– Знаешь… ты все знаешь про меня. А мы с ним в одной связке. За каким чертом ты схватилась за эту Зорину?

– При чем здесь она?

– Зорина была любовницей Крамова. Он ее задушил в доме своей матери. А мы со Зварыкиным там же, во дворе, ее прикопали.

Анна Стерхова застыла, тело внезапно одеревенело. В слова, произнесенные Сизовым, невозможно было поверить. Они не укладывались в голове, не поддавались осмыслению.

– Что?.. – голос ее прозвучал глухо, как будто принадлежал другому человеку.

Все в ней протестовало. Крамов – убийца? Этот человек, от которого веяло силой и убежденностью. Тот, кто казался уверенным в своих идеях и принципах, оказался убийцей?

– Нет… – чуть слышно выдохнула Анна. Однако внутренне она уже понимала, что все сказанное – правда. – При чем здесь вы и Зварыкин?

Сизов смотрел на нее, не отводя взгляда. В его воспаленных глазах читалась страшная, неоспоримая правда.

– Все вышло из-за ерунды. Крамов первым узнал про наше тайное общество. Ему донесли, и он решил нас взять под свое крыло. Но доверял он только мне и Зварыкину. Остальных держал за дураков.

– В чем выражалось его доверие?

– Началось с того, что мы били морды тем, на кого он укажет. Потом посерьезнее – запалили дом его должника. Ну, а потом пошло-поехало. Он, ведь, знал мою подноготную. Знал, что я убивал. Однажды послал меня в Енисейск, чтобы я проломил голову одному чиновнику.

– Что было после того,