Белый асфальт - Анна Князева

Около печи стоял крепкий стол, покрытый домотканой скатертью. Лавки вдоль стен покрывали белые овечьи шкуры. В углу был застекленный киот с иконами, перед которым висела зажженная лампада.

Стерхова ощутила, как тяжелеют веки. Она пыталась сопротивляться, цеплялась за реальность – за звуки и шорохи, за треск прогоравших поленьев в печи, за запахи хлеба и трав. Но все, что ее окружало, постепенно превращалось в тягучую темноту.

Анна сделала последний, беспомощный вдох и, как ныряльщик, уходящий на глубину, провалилась в привычное забытье.

Глава 32

Последний свидетель

Скрипнула дверь, послышались тяжелые мужские шаги. Сдвинулась занавеска и в проеме появилась парящая табуретка. Анна приподнялась на локте. Табуретка тихо опустилась рядом с кроватью и на нее сел мужчина.

Стерхова мгновенно узнала его: это был Холофидин.

Он оглядел ее, затем осторожно спросил:

– Откуда вы меня знаете?

Анна опустилась на подушку и на мгновение задержала дыхание, затем чуть слышно ответила:

– Видела вашу фотографию…

– Кто вы такая?

– Моя фамилия Стерхова, – сказала она тихо и устало. – Я следователь. Расследую дело об убийстве ваших друзей на Совиной Плахе. Знаете, что они убиты?

Холофидин отвел глаза и сжал пальцы в кулаки.

– Мне рассказали. Дело не прикрыли? – в его голосе слышалась горечь и беспокойство.

– Ради этого я приехала из Москвы.

– Вот оно как… – он замолчал, и потом спросил: – Что с вами случилось?

Почувствовав, что наступает дурнота, Стерхова подавила ее усилием воли.

– Меня пытались убить. Уронили на вертолете.

– Лучше бы вам не приезжать. – Холофидин покачал головой. – Что вы успели раскопать?

– Знаю, что вы ни при чем. – сказала Анна, пытаясь уловить его реакцию.

Холофидин расслабился, но в его глазах еще читалась тревога.

– Что еще?

– Вас заказал Крамов, а убивал Сизов.

– Ого! – Холофидин резко выпрямил спину и хлопнул себя по коленям, явно пораженный услышанным. – Неужели докопались? На это я никак не рассчитывал.

– Вы сбежали…

– Если бы не сбежал, Сизов бы меня убил.

Анна твердо посмотрела ему в глаза.

– Сизов мертв. Он застрелился.

Застыв на секунду, Холофидин снова покачал головой, как будто не веря услышанному.

– Вам крупно повезло. Если бы я не поехал в тайгу за сеном, вы бы замерзли.

Она вдруг вспомнила что-то важное и обеспокоенно спросила:

– Где мой снегоход?

– Я перевез его на телеге в деревню.

Стерхова закрыла глаза и с облегчением выдохнула. Потом приподняла голову и посмотрела ему в лицо:

– Меня будут искать! Скажите деревенским, чтобы никому не говорили, что я здесь. Иначе меня убьют.

– Надо же, – Холофидин улыбнулся обреченной, жалкой улыбкой. – Я третий год живу здесь на таком положении – прячусь в деревне староверов. Они никого не выдают, всех страждущих привечают.

Она откинула голову на подушку, чувствуя, как спадает напряжение, оставляя после себя глухую усталость. Теперь они с Холофидиным были в одной лодке. И от того, что есть кто-то, кто понимает ужас ее положения, ей стало чуть легче.

– Как вам удалось сбежать… из Совиной Плахи… – Анне хватило сил всего на несколько слов.

– Когда Сизов явился на зимовье, я сразу сообразил, что к чему, – мрачно ухмыльнулся Холофидин. – Как-то видел его на даче у тестя. Слышал их разговоры. Догадывался, что это тот самый человек, который для него выполняет грязную работу. Ведь Крамов по сути своей – преступник.

– Как вы это поняли?

– Догадался по его повадкам, по рассуждениям. По хватке. Уж если схватит – то не выпустит. Это я на себе испытал. – Он достал из-за пазухи книжку и протянул Стерховой. – Ну, а когда нашел в избушке вот это… Тут и вовсе все понял.

Анна взяла у него книжку и поднесла к глазам. На обложке была фотография Красноярского коммунального моста.

– Где вы ее нашли?

– Между венцами внутри избы. В глубокой щели, в углу, выбилась пакля, и ее стало заметно.

– Зачем же вы рассказали об этом жене? Не догадывались, что она передаст отцу?

– Дурак был, – откровенно признался Холофидин. – Да и не знал, что в этой книжке записано. Только фамилию прочитал – Лаврентьева. Ну и поделился с женой. Короче, сам виноват – нашел на свою задницу приключений.

– Мы остановились на том, что Сизов явился на Совиную Плаху. – Проговорив эту фразу, Стерхова сделала передышку и только потом спросила: – Как он объяснил свой приход?

– Сказал, что охотился на соседнем зимовье и хочет улететь с нами в Северск. До вертолета оставалось три дня.

– Вы сказали, что сразу поняли, зачем он пришел…

– Дело в том, что я заболел. Не пил, не охотился. Делать было нечего, вот и прочитал письмо и записки Лаврентьевой. Там было полное досье на Крамова. После этого я понял, что он вряд ли оставит меня в живых.

– Как вам удалось бежать? – Спросила Анна.

– Я рассчитал, что если будет убивать, то точно под утро, когда все будут спать. Заранее рассовал в боковые карманы куртки колбасу и галеты. В нагрудный – бутылку виски. Спички прихватил, сухое горючее и фонарик. Ночью печка почти погасла. Я вышел на улицу за дровами, ну, и давай Бог ноги.

– Почему вы не предупредили товарищей? Они могли бы спастись.

Уронив голову, Холофидин закашлялся нервным кашлем, потом посмотрел на Стерхову мокрыми глазами:

– Я не предполагал, что Сизов их тоже убьет… Вы там не были… Он шагу нам не давал ступить, не то, что поговорить. Карабин из рук не выпускал. Стрелять мог начать в любую минуту.

– А, если бы вы отдали ему записную книжку Лавреньевой?

Он грустно покачал головой:

– Результат был бы тот же.

Стерхова не могла оправдать Холофидина. По ее мнению, пятеро мужиков могли справиться с одним, пусть таким подготовленным. Но внутренний голос ей говорил: «Сизов был убийцей. Московские мажоры не успели бы даже добежать до своих карабинов. Сизов все равно перестрелял бы их.»

– Ну хорошо, – проронила Анна. – Вы сбежали с зимовья. Знали, куда идти?

– Нет. Откуда? Думал, что иду на Северск. А на самом деле шел в противоположную сторону. Слава Богу, охотник-старовер подобрал. Я уже совсем замерзал.

– Остаться в деревне староверов… – она немного продышалась, прежде чем договорить – Это было ваше решение?

– Ничего другого не оставалось. Куда бы я не отправился, Крамов меня добил бы. Он – всемогущий.

– Ну вот. – Стерхова прерывисто вздохнула. – Теперь мы с вами в одинаковом положении. – Потом будто вспомнила: – Вы сказали про письмо…

– Ну, да. – Он кивнул. – В книжке лежит письмо от подруги по фамилии Зорина.

Дрожащими руками Стерхова достала его и развернула, но строчки расплывались перед глазами.

Она протянула листок Холофидину.

– Не вижу. Прочитайте.

Он взял листок и начал читать:

«Дорогая Оля!

Ты не представляешь, как мне не хватает тебя, Красноярска, родителей – всего того, что делает жизнь настоящей. Я так часто думаю о днях, когда мы с тобой гуляли по городу, сидели в кафешках, болтали о пустяках и смеялись. Сейчас это кажется другим, далеким миром, куда мне уже не вернуться.

Оля, я не знаю, что еще написать тебе про Андрея Крамова. Я так много о нем писала. Все так запутано. Я люблю его, но это чувство держит меня в цепях. Он для меня – весь мой мир. И в то же время я понимаю, что эта любовь не имеет будущего.

Мы встречаемся в доме его матери. Иногда я бываю там счастлива. Но мы прячемся, словно воры, боимся чужих глаз. От этого я устала.

Андрей давит на меня. Обижает не кулаком, не грубым словом – намного хуже. Я нахожусь под его постоянным контролем, словно я не человек, а какая-то вещь. Иногда я ловлю себя на том, что мне просто страшно. Я боюсь его расстроить, сказать не то слово, что-нибудь сделать не так. И в то же время, когда он рядом, я тянусь к нему. Как это объяснить, я не знаю.

Вчера мне сказали, что Андрей собирается жениться. Эта новость буквально сбила меня с ног. Я боюсь говорить с ним об этом. Но если не поговорю, не выясню правду – просто