Белый асфальт - Анна Князева

Внезапно за спиной раздался оглушительный выстрел. Сердце зашлось от страха, и первой мыслью было:

«Он стрелял в меня».

Стерхова резко обернулась и прижала руки к груди. Перед ее глазами предстала жуткая картина: Сизов лежал на нарах в неестественной, вывернутой позе, его голова была чудовищно разворочена. На бревенчатых стенах и нарах блестели пятна крови с осколками костей и ошметками мозга.

Глава 31

Человек со шрамом

В избушке воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиваньем дров и тяжелым дыханием Анны. За окном светало, приближалось неизбежное утро, с приходом которого уже ничего нельзя будет изменить.

Преодолев оцепенение, она взяла куртку Сизова. Дрожащими руками пошарила по карманам и нашла ключи от снегохода. Из своей сумки достала карту и расстелила ее на столе.

Среди разбросанных ампул Стерхова нашла обезболивающее. Сломала ампулу наполнила шприц и выпустила воздух. Боль в ноге пульсировала так, как будто капкан сжимал ее мышцы.

Анна вонзила иглу в ногу через брюки и нажала на поршень. Вскоре теплая волна разлилась по всему телу.

Закрыв глаза, она постояла минуту, потом огляделась. Увидев огрызок карандаша, схватила его, переставила керосиновую лампу с окна на стол. В свете лампы на карте стали видны ручьи и бескрайние лесные массивы.

Она отыскала точку Совиной Плахи, затем отметку деревни староверов на берегу Енисея. Провела между точками прямую линию и тихо произнесла:

– Примерно двадцать километров…

Времени на раздумья не было. Она застегнула полушубок на все пуговицы, надела на шею сумку и завязала шарф. Затем толкнула тяжелую дверь и вышла наружу.

Там был сильный снегопад. Тайга еще спала под снежным покрывалом, деревья стояли величаво и неподвижно, словно молчаливые стражи затерянного места. В воздухе пахло морозом и свежестью. Серебристая дымка рассвета медленно вплеталась в густой снегопад, придавая очертаниям предметов ирреальную размытость.

Стерхова обошла избушку, но снегоход Сизова не нашла. На нее накатила паника, сознание отчаянно искало выход.

Вдруг у тыльной стены избушки взгляд выхватил кучу снега. Она чуть копнула и увидела снегоход, заваленный лапником и засыпанный снегом. Превозмогая жуткую боль в ноге, Анна стала расчищать его руками, отгребая в сторону ветки и снег. Пальцы быстро онемели, но она, стиснув зубы, продолжала работу. При этом ловила ухом посторонние звуки, страшась услышать рокот вертолета. Он мог прилететь в любую минуту.

Когда снегоход был освобожден, Анна откатила его от стены и вставила ключ в замок зажигания. Повернув, услышала беспомощный рык двигателя, который закашлялся и заглох. Сердце замерло. Еще одна попытка: она повернула ключ. На этот раз двигатель ожил, выпустил облако сизого дыма и заработал ровным, уверенным гулом.

Стерхова осторожно перекинула ногу через сиденье, чувствуя, как тело заходится болью. Усевшись на снегоход, сжала руль, вдохнула всей грудью и подняла глаза. В рассветной дымке, за пеленой идущего снега она увидела сову, которая сидела на камне-плахе. Склонив голову на бок, огромная птица смотрела на Анну.

Определившись с направлением, Стерхова нажала на газ. Снегоход рванулся вперед, оставляя за собой след, который через несколько секунд укрыл снегопад. Пригнувшись, она устремилась в молчаливую глубину тайги.

Машина урчала, пробиваясь вперед, и каждая неровность, каждое корневище, скрытое под снежным покровом, отзывались в теле Анны пронзительной болью.

Тайга постепенно оживала. Рассвет наполнял ее призрачным светом, превращая заснеженные ветви деревьев в прозрачные кружева. А снег валил и валил, давая надежду на спасение.

Время от времени Стерхова сверялась с картой. Когда на ее пути попадались заваленные снегом замерзшие ручейки, ей приходилось притормаживать. Она напряженно смотрела перед собой, стараясь объезжать выступавшие камни и опасные промоины. Пару раз снегоход кренился, проваливался в ямы, и она с огромным трудом удерживала равновесие.

Каждое препятствие, каждый толчок взрывал тело болью. Казалось, оно вот-вот разорвется от невыносимых страданий. Иногда боль была настолько сильной, что Анна на несколько секунд отключалась, но продолжала двигаться вперед, гонимая желанием выжить.

Внезапно над лесом разнесся могучий рокот вертолетного двигателя. Звук доносился со стороны Совиной Плахи.

«Прилетели», – обреченно подумала Анна.

Страх, ни с чем не сравнимый страх охватил ее. И ей ни о чем больше не думалось – все вытеснил страх. Она прибавила газу, и снегоход рванулся вперед. Теперь Анна уже не выбирала дорогу, не уворачивалась от ветвей, хлещущих по лицу и плечам. В висках гулко стучала кровь, дыхание срывалось, а руки уже ничего не чувствовали от напряжения и холода.

Белая тайга вокруг спала непробудно. Густой снег падал с пустого, хмурого неба. И эта нескончаемая пустота, давила бесконечностью и сонным безвольем.

В какой-то момент Стерхова потеряла счет времени. Тайга для нее стала сплошным, лабиринтом из деревьев и снега. Сознание сузилось, удерживая только одну мысль – выжить, добраться до Енисея. Холод сковывал тело, и каждое движение превращалось в непосильную задачу.

Вдруг Стерхова увидела круглый высокий холм, укрытый брезентом и шапкой снега. По краям брезента висела мерзлая бахрома, а из холма торчали пучки соломы.

В тот же момент голова закружилась и перед глазами все поплыло. Силы окончательно покинули Анну и пальцы разжались, выпустив руль. Тело, как мешок свалилось со снегохода на снег. Свет померк перед ее глазами, и она погрузилась в черную, беспросветную тьму.

Неизвестно, сколько времени Анна провела в забытьи. Сознание возвращалось медленно и болезненно. Первое, что она ощутила – холодную свежесть снега и теплое дыхание над собой.

Стерхова с усилием открыла глаза и увидела над собой лошадиную морду. Темные, влажные ноздри животного дрогнули, выпуская облачко пара. Большие карие глаза смотрели на нее внимательно, с каким-то тихим спокойствием. Лошадь фыркнула, склонила голову ниже, и мягкие губы коснулся ее щеки.

Анна инстинктивно напрягаясь. На мгновение ей показалось, что это новый провал в беспамятство, еще один странный бред на грани жизни и смерти. Но мягкое сопение лошади, запах снега, морозного воздуха и терпкого конского пота были слишком реальны. Она жива. И рядом с ней кто-то есть.

Вслед за этим она ощутила прикосновения чьих-то рук и увидела лицо склонившегося над ней мужчины. Оно было смуглым, с очерченными скулами и коротким прямым носом. От уголка губ вверх по щеке тянулся заметный белесый шрам.

В голове полыхнуло воспоминание: она уже видела это лицо и знала этого человека.

– Холофидин… – одними губами прошептала Анна.

– Тихо-тихо, – сказал мужчина, и его голос прозвучал успокаивающе. – Я помогу.

Анна хотела ответить, спросить или сказать что-то важное, но сил не хватило. Сознание снова ускользнуло и погрузило ее в спасительную пустоту.

Стерхова очнулась в постели. Рядом с ней стояла статная женщина в темном платье и в платке. Она склонилась, приподняла Анне голову и поднесла к ее губам стакан с желтой жидкостью.

– А ну-ко, давай-ко выпьем…

– Что это? – спросила Стерхова.

– Настой из багульника, корня шиповника, коры худорослой калины и стерженьков черемушника. Вот только седьмичника нет. Кончился седьмичник. Пей.

Анна сделала несколько глотков и рухнула на подушку.

– Больше не могу.

– Ну и ладно. – Женщина погладила ее по голове. Лежи, отдыхай. – Она хотела уйти, но Анна ее остановила:

– Где я?

– У нас, в деревне.

– Сколько я здесь?

– Да, уж пятый денек, голубушка. Сильно плохая была. Еле выходили.

– Кто меня нашел? – она торопилась говорить, но у нее получалось медленно. – Я помню его лицо. Позовите его ко мне.

Женщина задержалась.

– Он в мужской избе. Скажу Степану, тот передаст.

Анна лежала неподвижно. Ее тело протестовало против малейшего движения. Сознание то прояснялось, то увязало в горячечном тумане. Преодолевая слабость, она повернула голову.

Перед ее глазами колыхалась ситцевая занавеска. Ткань была выцветшей, в мелкий цветочек, с краями, подшитыми вручную. В зазоре между стеной и занавеской Стерхова увидела комнату.

Толстые бревна стен, низкий потолок с поперечными балками. В углу высилась большая русская печь, – беленая, с черными подпалинами копоти. На выступе стояли чугунные горшки и глиняные крынки. Под потолком, у печной трубы,