Смерть на голубятне или Дым без огня - Анна Смерчек

в груди кипят страсти. Что там накипело в нем самом? Ведь опять же сам он мне сегодня признался, что как-то учинил насилие над Ивлиным. Стало быть, способен напасть на обидчика. Девинье, кажется, не был крупным мужчиной. Всего-то и надо было, что подкараулить соперника у озера. Помнится, Марья Архиповна говорила, что француз никогда не купался, должно быть, не умел плавать. Зачем только было остригать ему бороду? Чтобы по бороде утопленника нельзя было опознать? А Карпухин? Может, дело в том, что Виртанен хотел выкупить этот участок земли? Узнав об этом, Катерина Власьевна пообещала художнику денег, если он разберется с докучливым шантажистом? Она, кажется, действительно, что-то оставила ему по последним документам. Интересно, о какой сумме может идти речь?»

Этот сюжет не мог бы понравится Лидии Прокофьевне, да и самому Ивану Никитичу он отнюдь не нравился. Уставший от собственных мыслей и недобрых подозрений, он погасил лампу и отправился в спальню.

На утро настроение Ивана Никитича заметно улучшилось, чему немало поспособствовал плотный завтрак и проглянувшее после дождя солнце. Он еще раз перечел написанную вчера статью о французском художнике, подправил в ней кое-какие мелочи и отправился к газетчику.

Петр Анисимович встретил его приветливо, хотя на этот раз не предлагал уже ни пирогов, ни коньяку. От чая Иван Никитич отказался сам.

– Вот и заказанная статья, – Купря достал из папки и передал газетчику лист. – Скажу честно, с самим Девинье мне встретиться так и не удалось, хотя я даже в Петербург ездил, узнав его адрес и надеясь застать. Но дворник сказал мне, что его три дня как нету дома.

– И у Добытковых его нет?

– Нет и там.

– Хм… – сказал Петр Анисимович и сделал пометку на листе. – Не стоит ли эти сведения указать в статье, как вы считаете? Вы ведь наверняка слыхали, что давеча на озере со стороны Добытковской усадьбы полиция утопленника искала. Думали как раз на француза. Семья показала, что он купаться не любил и за все лето ни разу в воду не полез. А на берегу нашли мужской костюм, опознанный, как принадлежавший Девинье. Не подозрительно ли это? И ведь это не первый случай. Вот, помнится, в том году лето выдалось особенно жарким, да еще и засушливым. На озере парни купались с противоположного берега и один, видать, утонул, потому как не вернулся к своим вещам. Его тоже искали, да так и не нашли до сих пор. Я публиковал как-то статью об особенностях дна Длинного озера. Оно илистое, в некоторых местах, как слоеное тесто, да еще с ямами. Стоит человеку под первый слой провалиться и все, сгинет навеки: мертвое тело уже не выпустит на поверхность плотный ил.

– Страсти какие вы рассказываете, – искренне ужаснулся Иван Никитич – Моя кухарка проще объясняет: мол, проделки водяного.

– Все верно, – кивнул Петр Анисимович. – В простом неграмотном народе все природные явления находят толкование через яркие образы нечистой силы. Так что же, Иван Никитич, не желаете дополнить вашу статью парой предложений об исчезновении господина Девинье? Это придало бы особой остроты вашему повествованию.

Иван Никитич насупился и строго ответил:

– Не взыщите, Петр Анисимович, но я этого делать не стану. Сведения эти туманные, никто их подтвердить не может. Я своей репутацией дорожу. Вообще, статья моя направлена на то, чтобы жители Черезболотинска больше внимания обратили на труд творческих людей, живущих с ними по соседству, чтобы с уважением относились к тому, чем заняты живописцы. А то моя кухарка, вообразите, посчитала выход на пленэр постыдным занятием. А ведь всякий художник нам нашу жизнь с ее прекрасной стороны показывает. Где мы были бы без живописцев? Погрязли бы в повседневных заботах.

– Возвышенно мыслите, – с некоторой рассеянностью проговорил Сладков, перебирая бумаги на столе. – Я ваши взгляды ценю, дорогой Иван Никитич, они для высокой литературы, несомненно, хорошо подходят. Но для такой маленькой газеты, как наша, требуется что-то попроще да поострее, чтобы зацепить и развлечь обывателя.

– Для этого у вас Ивлин имеется, – совсем уже обидевшись, проговорил Купря, и вспомнил:

– Скажите, Петр Анисимович, а правду ли говорят, что однажды господин Виртанен напал на вашего Артемия из-за какой-то статьи?

– Было дело, – покачал головой газетчик.

– Так из-за чего сыр-бор занялся?

– А! Вот видите, любезный Иван Никитич, – Сладков торжествующе воздел палец к потолку. – Толкуете мне о возвышенных чувствах, а сами-то скандальчиком интересуетесь. И ведь скандальчику-то уж года три. А все интересно! Не обижайтесь, дорогой мой, я ваше чистое сердце ценю и переламывать вас не имею намерения. Должен быть у меня и такой писатель, кто от грязи под ногами глаза к чистому небу поднимает. Не знаю, долго ли вы так продержитесь, но я не стану тем, кто вас на грешную землю заставит возвращаться. Витайте себе в своих эмпиреях сколько влезет.

Иван Никитич сидел потупившись, смущенный, не понимая, то ли обижаться, то ли благодарить, то ли даже, может, извиниться. Петр Анисимович встал, похлопал его отечески по плечу и сказал:

– А статью ту, из-за которой у Виртанена с Ивлиным раздор вышел, я вам сейчас покажу. У меня ведь полный архив «Черезболотинского листка» хранится, за все годы. Это ведь мой ежечасный труд. Да мало кто его ценит. Чуть что не так: Сладков опять наврал. Я хоть и не высокое искусство людям несу, а тоже бывает сердце обида кольнет, как увижу завернутую в мой «Листок» селедку на базаре.

– Я вот никогда бы… – поспешил оправдаться Иван Никитич, но Сладков только махнул рукой и пошел из комнаты. Некоторое время его не было, но было слышно, как он перекладывает в соседней комнате стопки газет. Наконец, он явился с одним из экземпляров и положил уже слега пожухшую и начинающую желтеть страницу перед писателем.

– Вот извольте. Прочтите, да скажите мне ваше мнение. Для меня, признаться, та ссора между Ивлиным и Виртаненым осталась загадкой. Они ведь поначалу неплохо ладили. Виртанен иногда даже иллюстрировал для меня тот или другой материал. Он художник сговорчивый: высокой оплаты не запрашивал и всегда в срок свои картинки приносил. Но после ссоры с Артемием Тойво все чаще стал мне отказывать, отговариваясь другими заказами.

– Я этого не знал, – проговорил озадаченно Иван Никитич и погрузился в чтение злополучной статьи.

Статья из архива «Черезболотинского листка» за 1897 год

«Вчера в зале Общественного собрания состоялось открытие выставки живописных работ нашего земляка, хорошо известного в Черезболотинске художника господина Тойво Виртанена. Художник представил на суд публики более двадцати