Дочь Иезавели - Уилки Коллинз

День был насыщен событиями, и Джека клонило в сон. Вялый и безучастный, он сидел на подоконнике. Миссис Вагнер знала, что может его взбодрить.

– Мистер Хранитель Ключей, – сказала она. – Отоприте мой стол.

Джек мгновенно вскочил.

– О, госпожа, как я рад это слышать – будто я снова в Лондоне.

Стол был вместительный, деловой, с крышкой из красного дерева. Все внутри было в идеальном порядке. Отдельные ящички были снабжены напечатанными указателями: «Корреспонденция», «Контракты», «Ключ от железного сейфа», «Лицевые счета». Бухгалтерская книга – толстый том с медной застежкой – располагалась подле ящичков. Поверх нее лежала книга поменьше, карманного формата, озаглавленная «Личные записи». Миссис Вагнер положила перед собой обе книги и сравнила поступления. «Так и знала, что забыла», – подумала она и перенесла последнюю запись из бухгалтерской книги в свою личную книжку. Убрав бухгалтерскую книгу, она заперла стол и вернула ключ Джеку.

– Запомни, – сказала она. – Здесь правила такие же, как в Лондоне. Мой стол можно отпирать, только если я попрошу об этом. А если ты передашь ключ в другие руки, я лишу тебя звания Хранителя.

– Разве такое случалось в Лондоне? – обиделся Джек.

– Никогда.

– Тогда не беспокойтесь. Здесь тоже ничего не случится. А как же маленькая книжка? Вы ее в стол не убрали. – Он вставил ключ в замок, в то время как миссис Вагнер прятала книжку в кармане.

– Я не держу ее в столе, – объяснила она. – Держу всегда при себе.

Джек заподозрил неладное.

– Ах, вот как! – вскричал он с возмущением. – Вы мне не доверяете!

– Смотри, как бы тебе не получить плохую оценку за поведение, – пригрозила миссис Вагнер. – Знай, дурачок, эта книжка – копия большой, а ведь ту я тебе доверяю.

Она знала Джека как облупленного. Его «справедливый гнев» сразу отступил, когда он услышал, что на его попечении находится главная из двух книг. В этот момент в кабинет вошел мистер Келлер. Джек своим собачьим нюхом всегда чуял, кто к нему хорошо относится, а кто нет. Мистеру Келлеру не нравилось присутствие рядом человека, побывавшего в сумасшедшем доме. Джек инстинктивно чувствовал, что ему надо удалиться, и он это сразу сделал.

– Неужели вы доверяете этому слабоумному ключи от рабочего стола? – спросил мистер Келлер. – Даже злейший из ваших врагов не поверил бы, что вы поступаете так опрометчиво.

– Простите, сэр, это вы опрометчиво судите о нем. Когда я забрала Джека из Бедлама, все говорили, что ни одна женщина в здравом рассудке не доверит свои ключи сумасшедшему.

– Вот видите, другие люди тоже так думают.

– Другие люди так же мало знают о несчастных обитателях психиатрических лечебниц, как (при всем моем уважении) и вы. Главный лечебный эффект достигается, если удастся пробудить в них самоуважение. За время пребывания в моем доме Джек ни разу не подвел меня. И как вы думаете, мои друзья признали, что были не правы? Нисколько. Неужели и вы не признаете? Впрочем, не беспокойтесь, если что-то пропадет, я сама за это отвечу, раз была настолько опрометчива, что доверилась сумасшедшему.

Мнение мистера Келлера не изменилось, но он оставил его при себе из уважения к взволнованной женщине.

– Вам лучше знать, – вежливо произнес он. – Но я зашел к вам не просто поболтать. Дэвид Гленни, несомненно, завален работой в Лондоне. Нужно поскорее ему сообщить, что свадьба откладывается. Вы сами напишете или это сделать мне?

Миссис Вагнер взяла себя в руки.

– Напишу с удовольствием, мистер Келлер. До отправки почты еще есть время – можно успеть подняться к Мине и полюбоваться дивным ожерельем на ее груди. Может, и вы пойдете? Помнится, вы обещали в гостиной.

– С удовольствием, если дамы не возражают.

Они поднялись по лестнице. На площадке их встретили Фриц и Мина: Фриц – явно не в духе, Мина – в слезах.

– В чем дело? – резко спросил мистер Келлер. – Что означает это надутое лицо, Фриц?

– Со мной никто не считается, – ответил Фриц. – Откладывается свадьба, и никто не спрашивает моего мнения. И мадам Фонтен со мной согласна.

– Мадам Фонтен, – повторил мистер Келлер и, повернувшись к Мине, спросил: – Это правда?

Мина задрожала от одного воспоминания о том, что произошло.

– О, не спрашивайте меня об этом, – жалостно взмолилась она. – Я не понимаю, что с мамой. Она очень изменилась, и это меня пугает. А что касается Фрица, – проговорила Мина взволнованно, – если он будет таким эгоистичным тираном – говорю это при нем, – я вообще не выйду за него замуж.

Мистер Келлер повернулся к Фрицу и с презрением указал на лестницу.

– Оставь нас, – потребовал он. Фриц было запротестовал, но отец оборвал его. – Когда-нибудь, – продолжил он, – у тебя, возможно, будет сын. И если он выставит себя дураком, ты со стыда сгоришь. – Мистер Келлер опять указал сыну на лестницу. Фриц удалился, грозно насупившись, а мистер Келлер ласково сказал Мине:

– Успокойся и приди в себя, дитя мое. Я поговорю с твоей мамой и все улажу.

– Пойдемте ко мне, дорогая, – заботливо предложила миссис Вагнер.

А мистер Келлер вошел в гостиную и позвал Джозефа:

– Пойди и скажи миссис Фонтен, что я жду ее здесь.

Глава VIII

Вдова вошла в гостиную с видом вынужденного смирения, необычного для нее. Жесткий взгляд, плотно сжатые губы, серый цвет лица. Если б ее покойный муж восстал из могилы, то предостерег бы мистера Келлера, сказав: «Я видел ее такой раза два в жизни – берегитесь!»

Ее вид озадачил мистера Келлера. Он постарался выиграть время и, поклонившись, жестом предложил вдове сесть. Миссис Фонтен села и, по-прежнему пребывая в молчании, устремила твердый взгляд на хозяина дома. Веки приспущены больше обычного, тонкие губы стиснуты. Всем своим видом вдова говорила: «Сами начинайте разговор!»

Мистер Келлер заговорил, инстинктивно не называя Мину как источник информации.

– Я слышал от Фрица, – сказал он, – что вы не одобряете отсрочки свадьбы, хотя речь идет всего о двух неделях. Вам известно, какие обстоятельства вынуждают меня пойти на это?

– Да, известно.

– Мина рассказала вам о болезни моей сестры?

При упоминании имени дочери вдова не смогла скрыть внутреннее волнение.

– Да, – сказала вдова. – Моя легкомысленная дочь донесла до меня это известие.

Мистера Келлера с его врожденным чувством справедливости возмутило подобное определение в отношении собственной дочери, да еще произнесенное с преднамеренным акцентом.

– Ваша дочь, – сказал он, – проявила не только истинную доброту, но и здравый смысл. Присутствующие при нашем разговоре миссис Вагнер и доктор моей сестры восхитились ее поведением. Зачем же называть ее легкомысленной?

– Ей