Дочь Иезавели - Уилки Коллинз

– В таком случае позвольте спросить, миссис Фонтен, – вы не согласны с переносом свадьбы?

– Я знаю, сэр, что ваша сестра преподнесла дочери драгоценный подарок…

Лицо мистера Келлера ожесточилось.

– Будьте любезны ответить прямо на мой вопрос, – произнес он повелительным тоном. – Так вы согласны с отсрочкой или нет?

– Конечно нет, – твердо заявила вдова, рассчитывая, что протест матери невесты заставит будущего свата отказаться от затеи с переносом свадьбы.

– А какая вам разница? – с удивлением и некоторою подозрительностью спросил мистер Келлер. – Что заставляет вас возражать?

– Разве несогласие матери с переносом свадьбы нуждается в объяснениях?

– Несогласие вашей дочери как невесты я принял бы без всяких объяснений, – сказал мистер Келлер. – Но ваше возражение требует соответствующего обоснования. Если мне придется разочаровать сестру – очень разочаровать, – нужны более веские причины, чем простой каприз.

На этот сильный аргумент возразить было нелегко. Однако мадам Фонтен сделала последнюю попытку, назвав наиболее подходящую, по ее мнению, причину.

– Я возражаю, сэр, в первую очередь потому, что откладывается самое важное событие в жизни дочери и моей тоже, откладывается, словно это всего лишь помолвка. И откуда мне знать, не возникнут ли в дальнейшем новые поводы отложить свадьбу, а может, ее вообще не будет?

Мистер Келлер поднялся со стула. Ему было ясно – каковы бы ни были мотивы вдовы, она о них не скажет.

– Если у вас есть более серьезные причины, чем эта, – произнес он с ледяным спокойствием, – дайте мне знать завтра в это же время. Более я вас не задерживаю.

Мадам Фонтен тоже встала, но побежденной себя не считала.

– Как я понимаю, сэр, свадьба отложена до тринадцатого января?

– Да, с согласия вашей дочери.

– А что, если дочь передумает?

– Под вашим нажимом?

– Мистер Келлер, вы меня оскорбляете.

– Я оскорбил бы вашу дочь, если б предположил, что после согласия на отсрочку свадьбы, данного ею при свидетелях, она может (после вашего давления) передумать.

– Прощайте, сэр.

– Всего доброго, мадам.

И вдова вернулась к себе.

Стены в комнате были увешены литографиями и акварелями. Среди них выделялся небольшой портрет мистера Келлера в застекленной рамке. Мадам Фонтен подошла к портрету ближе, с ненавистью вглядываясь в лицо, а затем резко сорвала и бросила на пол. Портрет упал стеклом вверх. В приливе гнева вдова не только раздавила стекло, но и искорежила рамку. «Немного полегчало», – подумала она и отшвырнула в угол то, что осталось от произведения искусства.

Потом села у камина и задумалась о дальнейшем плане действий.

Первой ей на ум пришла Мина. Вдова могла бы сломить волю дочери, подчинить себе и послать к Келлеру. Но тот, несомненно, спросит Мину, под чьим влиянием она так резко изменила решение. Дочь окажется перед выбором – сказать правду или солгать. Мина была самой правдой. Даже в детстве она не пыталась, как другие дети, укрыться за ложью от наказания. Что может заставить ее солгать отцу Фрица? Нет, от этой идеи надо отказаться. В очередной раз «дочь Иезавели» тронула сердце матери своей чистотой и добротой. Мать содрогнулась при мысли, что хотела разрушить светлый мир собственного ребенка.

Однако оставалась главная проблема – откуда взять деньги? Тридцать первого декабря наступит срок платежа. Что делать?

Ранее вдова решила, что на следующий день после свадьбы она пошлет кредитора к мистеру Келлеру. Ей было наплевать, что скажет или подумает вредный старый торговец после того, как Мина станет женой его сына. Она спокойно ответит Келлеру, что многочисленные кредиторы ее измучили и она приняла решение сосредоточить долги в одних руках. Этот человек был готов ждать. Однако пришло время платить по векселю, а денег у нее нет. У вас есть выбор: либо заплатить самому, либо позволить, чтобы тещу вашего сына посадили в долговую яму.

Такое она могла сказать, если б ее дочь вошла в семью мистера Келлера. Но в теперешнем положении ей не помогли бы ни природное красноречие, ни ручьи слез, ни даже угрозы покончить с собой.

Миссис Фонтен помнила, как торжественно объявила мистеру Келлеру, что все ее долги полностью уплачены. Она не забыла, с каким презрением он отзывался о людях, не возвращающих вовремя занятые деньги. Даже если Келлер ее простит (что маловероятно), он обязательно заподозрит ее и в других обманах. Задастся вопросом, не преследовала ли она собственные цели, когда дежурила у его кровати, спасая ему жизнь. Келлер мог посвятить в свои раздумья миссис Вагнер – оставшегося партнера по бизнесу. Та, в свою очередь, вспомнила бы их разговор в гостиной и рассказ Джека. Да и сама могла расспросить сумасшедшего подробно о его болезни в Вюрцбурге. Для вдовы их разоблачения ничего не значили. Но для Мины это могло стать катастрофой и отменой свадьбы. И миссис Фонтен решила продолжить дальше лживую игру, пока законный брак дочери не освободит ее от необходимости носить маску.

Тут перед ней замаячила все та же проблема – где найти деньги?

Имеет ли смысл взять несколько дней отпуска, поехать в Вюрцбург и уговорить кредитора подождать с предъявлением векселя еще две недели?

Вдова встала, подошла к зеркалу и, недовольная своим отражением, со вздохом отвернулась. «Будь я на десять лет моложе!» – подумала она.

В письме, полученном из Вюрцбурга, сообщалось, что нынешний владелец векселя – мужчина средних лет. Будь он молодым человеком или, напротив, стариком, она могла бы положиться на остатки былой красоты и свою находчивость. Но она по опыту знала, что «мужчины средних лет» обычно не клюют на ровесниц. Нельзя рассчитывать и на исключение (которое бы только подтверждало правило), потому что неизвестный мужчина уже понес значительные убытки, наняв сыщика, державшего ее в поле зрения. Разве такой человек согласится на отсрочку?

Мадам Фонтен выдвинула ящичек туалетного столика и вынула оттуда ожерелье.

– Я так и думала, что до этого дойдет, – прошептала она. – Вместо того чтобы платить по векселю, Келлеру придется выкупать из залога ожерелье сестры.

Бедная, ничего не понимающая Мина робко ждала мать в коридоре.

– О, мама, простите меня! Я хотела, как лучше.

Вдова обняла ее одной рукой – другая была занята.

– Моя глупышка, – сказала она, – ты никак не уразумеешь, что твоя мать стареет и у нее портится характер. Я думаю, ты совершила большую ошибку, принеся себя в жертву больной астматичке из Мюнхена, но чтобы из-за этого сердиться… Нет! Поцелуй меня, дорогая. Я никогда так сильно не любила тебя. Подними мою вуаль. Девочка моя, не хочу никому