Двойная ложь - Джей Ти Эллисон

бы нормально себя чувствовала, только кашляла и взгляд был немного остекленевший. Мы сыграли не меньше пятидесяти раундов, а потому она не приготовила ужин, отец страшно разозлился, когда вернулся домой к холодной плите. Они поссорились, мама ушла в свою комнату, сославшись на головную боль. Мы с папой убрали карты и поужинали бутербродами и консервированными бобами, что меня вполне устраивало, я любил бутерброды и бобы. Я постучал в ее дверь и крикнул «спокойной ночи», не зная, что она серьезно больна. Позже нам сказали, что к этому времени болезнь уже зашла слишком далеко, маму нельзя было спасти. На следующее утро она так и не очнулась, а через неделю умерла. – Он покачал головой и с горечью улыбнулся. – Я никому раньше это не рассказывал. Не знаю, что на меня нашло.

– Наверное, это все виски или пыльца от цветов вишни.

Жюстин, оказывается, такая остроумная! Только представьте.

– Я думаю, дело в тебе, – сказал он, не сводя глаз с ее губ. – Думаю, Жюстин Холлидей лишила меня рассудка.

– Pas possible, mon enfant[13]. – Господи, зачем она назвала его так? Уже придумала милое прозвище? Они же и двадцати минут не знакомы! «Не веди себя как дура, Жюстин». Она небрежно глотнула шампанского. – Мы просто корабли, проходящие мимо в ночи.

Это помогло. Константин слегка расслабился, она читала его мысли. «Жюстин не такая», – предупредила себя Саттон.

Он изо всех сил пытался сделать момент романтичным, запоминающимся, может быть, превратить его в байку, чтобы рассказывать на вечеринках, а потом и внукам. «Ваша бабушка влюбилась в меня, когда пила шампанское за крошечным столиком в захудалом кафе в Париже. Смотрите и учитесь». Он искал любовь в самом романтичном городе мира. Нашел желанную цель и собирался приложить все усилия, чтобы ее заарканить.

А вдруг у него бородавки на члене. Или герпес.

Его улыбка тоже стала более расслабленной, а взгляд хищника превратился в теплый, уютный, манящий и поглощал Саттон, как волны глубокого синего океана.

– Расскажи о себе, Жюстин.

– Обо мне?

Она на пробу коснулась его обнаженного предплечья, и голос в голове напомнил: «Берегись акул».

Рождение ребенка

Тогда

Дэшил Итан Монклер появился на две недели раньше срока, практически на парковке у почтового отделения, когда Саттон проверяла абонентский ящик. Слава богу, Итан увидел, как она согнулась пополам, выходя из здания с письмами в руках. Он успел доставить ее в больницу за пятнадцать минут.

Дэшил всегда был торопыгой.

Итан посетовал, что имя звучит как у героя одного из романов Саттон. Она очень подробно объяснила, почему выбрала это имя. В честь Хэмметта, конечно же. Писателя-детективщика. Мужского писателя. Мужчины, пишущего для мужчин. Ради всего святого, Итан, и ты называешь себя писателем?

После не слишком радужного начала жизни ребенка Итан уступил. Саттон получит все, что захочет. Таков был их уговор.

Дэшил был очаровательным малышом. Толстые щечки, розовые губы и глубокие серо-голубые глаза, как у матери. Он был наблюдательным, тихим и спокойным, его было легко развеселить, он заливисто и заразительно смеялся, всегда был готов вздремнуть, чтобы Саттон или Итан могли поработать. Саттон держала его в корзинке на полу рядом с письменным столом, как кошку или собаку. Она постукивала ногой по краю корзины, покачивая ее, и Дэшил лежал в своем гнездышке довольный и сытый.

Итан приспособился к новой жизни быстрее, чем Саттон. Она, надо признать, была эгоисткой. Ей нравилась прежняя жизнь. Вечеринки, сон допоздна, секс в любое время, постоянные путешествия. Ей нравилось, что не нужно ни перед кем отчитываться, что нет босса, не надо рано вставать и выходить из дома, стоять в пробках и отпускать шуточки по поводу вчерашних «Танцев со звездами» в очереди к кулеру с водой.

Но и теперь, с ребенком, они все же сохранили свободу, а Итан был счастлив, как никогда.

Однако после «лета оваций», как назвал его Итан снисходительным тоном, все стало шатким.

Шатким. Какое дурацкое слово для описания брака. Лучше сказать бурным. Грозовым. Мучительным. Даже адским.

«Я ударилась о холодильник и набила синяк».

«Конечно, ты сожалеешь, и такое никогда не повторится».

«Да, я по-прежнему тебя люблю».

«Тот телефонный звонок? Просто фанатка, хочет встретиться за кофе. В последнее время они такие назойливые».

Они построили дом, построили жизнь на лжи.

Бывали и хорошие моменты. Даже отличные. И спокойные.

Круассаны с маслом в постели, рассыпанные по простыне крошки.

Прогулки у реки, с осыпающимися на ветру цветами с деревьев.

Поездка в Нью-Йорк, та ночь в «Уолдорф Астории» после слишком большого количества вина за ужином с агентом и редактором Итана. Они отлично повеселились, черт возьми. Притворились, будто это их первый раз, повторили события той судьбоносной встречи. Итан заставил ее десять минут прождать в коридоре, и она вошла в номер без трусиков.

Та поездка.

Саттон понимала, что ребенок не спасет их семью. Так делают отчаявшиеся женщины, а она не отчаялась. Их брак нестабилен, но они пытаются сгладить острые углы. И в Нью-Йорке они перевернули эту страницу, Саттон была уверена.

Да, перевернули страницу. А потом на полном ходу врезались прямо в скалу, держась за руки и с криками «аллилуйя».

Дэшил и правда был сюрпризом, случайностью. Нет, Саттон, не случайностью, а благословением. С начала и до конца. Он был ангелом. Маленьким херувимчиком, даром Господа.

Господь дает нам. Но порой дает больше, чем мы можем осилить.

Врач сказал ей, что в трех процентах случаев противозачаточные таблетки не срабатывают, даже если принимать их с религиозным рвением, как она. Саттон даже поставила будильник на телефоне и носила таблетки в сумочке. Она ни на минуту не отставала от графика. Она контролировала фертильность так же, как и свою жизнь: планомерно, организованно, четко.

Ей не хотелось думать о своем ребенке в терминах статистики.

Но трещина в браке образовалась еще до беременности. Искореженный автомобиль лежал у подножия скалы и все еще дымился.

Дэшил, хотя и был очарователен, стал занозой в их и без того нестабильном браке. Теперь приходилось все делать по расписанию – заниматься сексом, путешествовать, работать, – в общем, жить. Они больше не были беззаботными и свободными. Постоянно возникал поток неотложных дел, от подгузников до кормления, от сна до присмотра за ребенком. И няни. Много, много нянь.

Во всем виновата ее капризная натура Златовласки. Эта няня слишком строга, та слишком беспечна. А третью Саттон застала в прачечной под кайфом.

И наконец-то – наконец-то! – они нашли по-настоящему милую девушку по имени Джен,