Врата тайны - Ахмет Умит

что Мевляна не мог обидеть даже муравья. Да что там до физического насилия, вместо того чтобы вступать в перепалки со злыми глупцами, он просто предпочитал с ними не встречаться. Но Шамс Тебризи был совершенно другим.

У меня в ушах снова зазвучали слова дервиша из сна: «Я никогда не был с ним неискренен, показывал ему себя и с хорошей, и с плохой стороны, ему следовало знать, каков я есть на самом деле». Но я тут же погнала их прочь из головы. Меннан так и не узнал о моих мыслях, он был крайне увлечен рассказом и настолько верил в собственные речи, что на глазах его почти заблестели слезы. Видимо, на некоторое время он стал прежним молодым Меннаном, учеником лицея имамов-хатибов.

– Об этом написано в книге. У Шамса был титул Сейфулла, что означает «меч Аллаха». Он никогда не прощал неуважения к себе или близким ему людям.

Его толстые пальцы раскрыли страницы книги.

– Вот здесь написано: «Некоторые из великих с пробужденным сердцем называли Шамса Тебризи Сейфуллой (мечом Аллаха), ибо если кто-то унижал его, то расплатой была либо смерть, либо глубокие духовные раны».

– Это ничего не доказывает.

Он покачал головой, сетуя на мое непонимание:

– Шамс Тебризи не был простым дервишем. Я хочу рассказать вам о нескольких случаях, описанных в этой книге. Однажды Шамс шел из Кайсери в Аксарай. Там он остановился переночевать в одной мечети. После ночного намаза к нему подошел муэдзин и начал его грубо прогонять: «Иди прочь, спи где-нибудь еще». Шамседдин постарался его убедить: «Прости меня, я чужак в этих местах, мне некуда идти, разреши переночевать здесь». Но муэдзин уперся, подобно невоспитанному ишаку, и стал осыпать Шамса ругательствами. Шамс не выдержал, поднялся и пошел на выход, но, уходя, обернулся к муэдзину и произнес: «Чтоб у тебя язык распух». В тот же миг язык муэдзина заполнил всю его глотку. Шамс же повернулся к нему спиной и направился в Конью. Спустя некоторое время в мечеть пришел имам и обнаружил своего муэдзина, корчившимся в муках на полу. На вопрос имама: «Что с тобой произошло?» – муэдзин прохрипел: «Меня заколдовал бродячий дервиш. Найди его, иначе я помру». Имам тут же отправился в путь и смог нагнать Шамса под Кулкул Сую. Он припал к ногам великого суфия: «Ради Бога, помилуйте этого дурака, он не разумел вашего величия». Имам стоял на коленях, но Шамс даже не повернул головы в его сторону, только произнес: «Сделанного не воротишь, что было, то случилось. Я уже не могу ничего изменить, ему остается только умереть, как подобает мусульманину, а я прочту молитву, чтобы не знал он мук загробного мира». Имам понял, что Шамс никогда не изменит своего решения, поверил в него и стал его мюридом. А когда вернулся в мечеть, обнаружил, что муэдзин уже давно отдал Богу душу.

Я не очень поняла, как благодаря этой, сомнительной достоверности, истории Меннан сумел сделать подобные выводы о характере Шамса.

– И вы в это верите? – прозвучал мой вопрос. – Больше похоже на легенду.

Он начал объяснять со жгучей страстью человека, живущего посреди великих чудес:

– Это не легенды, а реальные события. Ахмет Эфляки Деде записал их, опираясь на произведения Мевляны, бумаги его сына Султана Веледа и воспоминания заставших их людей. Да, события могут быть немного преувеличены, но о силе Шамса есть великое множество историй. Вот, например, одна, произошедшая в Багдаде…

Он даже не поинтересовался тем, готова я это слушать или нет, и принялся рассказывать:

– Однажды Шамс зашел в двери одного из дворцов Багдада. Он услышал звуки музыки и решил узнать, кто ее исполняет. Хозяин дворца увидел его и повелел одному из своих рабов: «Избей этого дервиша и выбрось прочь». Раб поднял на Шамса саблю, но не смог опустить руки, та окаменела. Тогда повелитель повторил приказ другому своему слуге, но вновь поднятая на Шамса для удара рука замерла. Шамс спокойно вышел из дворца. Хозяин направил за ним своих солдат, но те не смогли его догнать. А через несколько дней их господин скончался.

На лице Меннана читалось волнение, со лба крупными каплями струился пот, глаза сияли, щеки горели, мельчайшая мимика, движения рта – все показывало, что всем своим существом мой коллега верил в реальность того, о чем рассказывал. Но за время его рассказа мне удалось справиться с собственным страхом, вырваться из-под власти этой мистической чепухи. Мне удалось вернуть себе контроль над собственным разумом, подчинить его практическому сознанию.

– Я сожалею, Меннан-бей, но ваши истории никак не доказывают, что Шамс как-то смог через семьсот лет после собственной смерти совершить еще одно убийство.

Он внимательно посмотрел на меня, будто собирался рассказать очень большую тайну, и прошептал:

– Вы все еще не понимаете… Шамс здесь, чтобы помочь вам.

И снова по спине моей прошла волна дрожи. Меннан замолчал, ждал, пока я смогу уловить смысл этих слов. Выражение его лица призывало меня не упускать неожиданно представившейся возможности.

– Поймите ценность происходящего, – снова начал говорить он, на этот раз уже погромче, – такого желают тысячи людей в Конье, но оно случилось с вами. Не поворачивайтесь к нему спиной. Позвольте Шамсу помогать вам.

На самом деле он не хотел сказать ничего плохого, более того, говорил максимально вежливо, но его слова меня почему-то задели.

– А мне не нужно никакой помощи, – произнесла я без особого интереса, – он что, может нам как-то помочь узнать, был ли пожар в отеле несчастным случаем или преднамеренным поджогом? Разве он нам про это расскажет?

И как только эти слова сорвались с моего языка, в ушах снова зазвучал голос Шамса: «Знание о том, кто поджег отель, никак не связано с истиной. Твой приезд сюда связан с деньгами. Ты ищешь не истины на пожарище, которое устроили шайтаны, ты ищешь денег. Истина гораздо важнее денег».

Меннан будто услышал, что пронеслось у меня в голове, и спокойно произнес:

– Истина, о которой может рассказать Шамс, значительно больше, чем та, что касается пожара. Я не знаю, в чем именно он вам поможет, но проколотая прямо у его мавзолея шина – это не просто совпадение, как и то, что кто-то подарил вам кольцо.

В глазах моего коллеги полыхал огонь, капли пота стекали между бровями на нос, но он не обращал на это внимания и продолжал:

– Да, мисс Карен, а красная жидкость, что струилась с кольца, без сомнения, была кровью. И не случайно напавшему на вас вору отрезали