Лёгкое Топливо - Anita Oni

и шмыгавших носом. Общности — с самим собой, собранным по крупицам в противовес этому миру: со своим телом и мыслями, с вереницей вынашиваемых планов, с амбивалентной личной стратегией. А ещё — как ни странно — с этой девчонкой по правую руку: голова на его плече, дужка очков мерцает в неровном свете, жемчужина наушника шипит будто майский жук. Пальцы находят его ладонь, чертят узор — он зеркально его повторяет. Отстукивает азбуку Морзе вслед за гитарным боем — не потому, что имеет такую привычку, просто угадывает, что это уместно. И пытается вспомнить перевод с португальского — но затем соглашается, что смысл, в сущности, не важен. Важна атмосфера. То самое Anywhen. [1]

— Хочешь послушать ещё одну песню? — спрашивает Нала.

У неё дескать есть в запасе инструментал прямо под инсталляцию.

Он отказался: довольно с него экзистенциальной лирики. Неспешно поднялся и заявил, что пойдёт на третий уровень изучать картины Джорджии О'Кифф, благо не каждый день встретишь их в Лондоне.

* * *

Выставка Алану понравилась — не столько самими работами, сколько возможностью прогуляться, посмотреть красочные картинки, размышляя при этом совсем о других вещах.

Изредка он снисходительно делился впечатлениями. Полотна с изображением растений разглядывал, лукаво наклонив голову, но не стал вслух подмечать явный сексуальный подтекст в бархатных складках крупноформатных розовых лепестков, будучи уверенным, что не один зритель до него уже прошёлся по этой теме. Техасские черепа напомнили ему факты из собственной биографии, которые никогда не имели место — признавай Алан реинкарнацию, наверняка бы решил, что в прошлой жизни он скакал с бандой гангстеров по прериям Дикого Запада.

Он даже несколько расстроился, когда Нала уточнила, что художница рисовала не в Техасе, а в Нью-Мексико, и отпустил какую-то шутку про Уолтера Уайта, чтобы это скрыть.

Урбанистические пейзажи понравились ему контрастом и геометрией. Настолько, что Алан всерьёз подумал заказать в кабинет репродукцию «Городской ночи».

Забегая вперёд — именно так он и поступил.

— А вот и флагман выставки — знаменитое полотно Jimson Weed, White Flower No. 1, — объявил Блэк, пародируя экскурсовода, — прямиком из Арканзасского музея искусства, который приобрёл его за сорок четыре с половиной миллиона долларов на аукционе. Скажи, Нала, какие мысли и чувства вызывает у тебя простенький белый цветочек, провисевший несколько лет в столовой Белого дома?

Он так настойчиво подчёркивал слово «белый», что девушка не сдержалась и честно (но не без капли кокетства) ответила:

— Белую зависть.

Ей бы тоже хотелось, чтобы её портреты и фото когда-нибудь удостоились собственной выставки. Сам цветок, между прочим, ей нравился, но сорок с лишним миллионов за обычный дурман казались чрезмерными.

— Искусство и есть дурман, — пояснил Алан с видом эксперта. — А ещё это — бизнес. Всё просто.

— Как у Вуди Аллена с его двойным дном в морали? — Нала задорно ему подмигнула. — Кстати, когда ты так говоришь с профессиональной ленцой, ты напоминаешь Эйба. Поставь тебе кафедру — и можешь читать лекцию по этике.

Алан закатил глаза, поднял брови.

— Ох уж этот твой «Иррациональный человек». Честно, лучше бы мы посмотрели «Матч-пойнт» того же Вуди Аллена. Там, конечно, тоже полный состав фееричных простофиль, но хотя бы действие происходит в Лондоне. А передёргивать без конца Достоевского — как ему не надоело? Русская классика, на мой взгляд, переоценена. Для современников она была вершиной мастерства, но в двадцать первом веке всё, сказанное на шестистах страницах, можно уместить в пределах брошюры, не потеряв при этом ни основную идею, ни красочность изложения.

Нала нахмурилась.

— Ты так считаешь?

— У меня нет привычки высказывать чьи-то ещё суждения.

Она поспешила перевести тему, чтобы не спорить:

— А как тогда насчёт фильма, где две подружки едут в Испанию?

— Ты имеешь в виду «Вики Кристина Барселона»? Можно, конечно, глянуть разок, но это как выпить двойной магнум из Прованса — вино лёгкое, но никак не кончается, а на часах уже полночь. Картинка приятная, особенно сцены с Йоханссон и Круз. Но там слишком много экспериментов, никуда не ведущих. «А давай попробуем это?» — просто чтоб было, без определённой цели. «Давай выясним, кто мы такие?» — без желания сделать из этого выводы. Все друг друга хотят, но не знают, зачем. Если спросить меня, герои этого фильма иррациональнее Эйба. А я не любитель плыть по течению. И уж подавно наблюдать за тем, как это делают другие.

— Да? А мне кажется, ты только этим и занят.

В самом деле, за всё время, что они провели в галерее, Алан почти не смотрел на картины или на спутницу — он был занят пристальным изучением посетителей, их реакций на полотна, их мимики и разговоров. Так же он вёл себя в NOW, и в обсерватории — и время от времени интерпретировал свои наблюдения.

— Ты словно шпион на задании, — улыбнулась девушка. — Всё отмечаешь.

— Не вполне. Шпион делал бы это так, чтобы никто не догадался. А мне нет нужды скрываться.

Они поднялись в кафе на верхнем этаже, вышли с картонными стаканчиками на террасу. Октябрьская Темза была хороша — особенно это признал бы любитель гримдарка. Антрацитовое небо и такая же лента живого асфальта, волнисто-рябистая. Было трудно поверить, что в этом жидком асфальте помимо утопленников-велосипедов и шин могли водиться тюлени.

— Следующая неделя отведена у нас для самостоятельной учёбы, — поделилась Нала [2]. — Я подумываю устроить небольшое путешествие, но пока не определилась с направлением. Ты бы что предложил?

— Зависит от финансовых возможностей и впечатлений, которые желаешь получить. Или думаешь, я назову Испанию? Или… — Блэк доверительно наклонился к ней, облокотившись на перила, — ты предлагаешь составить компанию?

— Составить компанию? Это было бы слишком неожиданно. Предпочитаю вносить предложения заранее, чтобы оставалось время всё взвесить. Но если желаешь присоединиться — буду рада.

Алан задумался. Поездка куда бы то ни было в ближайшее время в его планы не входила — если она не включала в себя трансатлантический перелёт и погоню за женщиной, которая изначально не имела права его покидать. Он отпил кофе и дипломатично донёс до сведения собеседницы, что вынужден отказаться.

— Ах как официально.

— Профессия обязывает. Теперь уж если я занижу долю канцелярской речи — кто мне поверит? И потом, что есть светская беседа, обсуждение планов на вечер, философский диспут, критика кинематографа и даже соблазнение без щепотки бюрократии?

— Так вы, сэр, пытаетесь меня соблазнить?

«Я не пытаюсь. А хотел бы — давно бы преуспел», — подумал Блэк, а вслух ответил:

— Вот в чём основная проблема многих. Люди слышат