Обманщики - Джон Мастерс

была права. Убийство в этом уме и в этих обстоятельствах навсегда освободило бы его от любви, в которую он верил и которую теперь так отчаянно пытался найти снова. Когда-то он был обычным человеком, одним из миллиарда ничем не примечательных людей всех рас, цветов кожи и вероисповеданий, которые жили, сильно или слабо, любовью. Это убийство, покалывавшее в его руках, навсегда поставит его там, где он сейчас стоит, среди избранных, живущих презрением, без любви. И он не был просто человеком или только этого места и времени; он был частью вечности. Если бы он потерпел неудачу, сколько других, следующих за ним, потерпели бы неудачу? Дорога Кали вьлась по высоким холмам, и с их вершин она показала ему раскинувшиеся города равнины, которые могли быть его царством. Он чувствовал давление будущего, толкающие ноги нерожденных людей, которые посвятят целые народы правлению Кали, овладеют странами от ее имени и по-прежнему будут называть себя христианами, и их ноги последуют только туда, куда вел его.

Он подумал о Мэри и своем ребенке. Они были настоящей плотью любви. Он не увидит ни жену, ни ребенка, если не повернет румаль. В четвертый раз. Убийца, солдат, грабитель-барон… еще один убийца. В чем была разница?

Хусейн был обычным человеком, который хотел красное пальто. Там был весь простой мир и любовь. Уильям внезапно улыбнулся ему и обернулся, держа в руке румаль. Хусейн прыгнул на Чандру Сена, бросившись на него телом. Из тени на Уильяма бросился коренастый мужчина. Это был сторож Бхиму. Уильям начал размахивать румалом, но он обжег ему руку, и он ударил сторожа кулаком в горло, а затем швырнул румал в сарай. Он пролетел по воздуху, выгнув хвост под тяжестью рупии в голове, и приземлился на одеяло из драгоценностей. Обманщики с трудом поднялись на ноги, ахнули и начали кричать.

Хусейн сражался на коленях, его руки все еще были заперты за спиной. Дубовый крест Марии упал с его пояса среди тростника. Он крикнул Уильяму: «Ее еще не забрали! Иди, иди, ради Бога твоего, иди!» и бросил свое тело вперед к ближайшей лампе. Он разбился, пролив масло на пол, и тростник загорелся. Уильям ударил кулаками и дотянулся до окна. Кирка, висевшая у него на талии, зацепилась за подоконник, и он яростно протянул ее. До этого он забыл об этом—, но теперь он не позволит им вернуть это.

Руки схватились за его ноги. Он выгнал. Под мышкой он увидел лицо Хусейна и пламя, которое пробежало по его волосам и одежде и заставило Чандру Сена и Обманщиков отшатнуться от него, чтобы схватиться за углы одеял, увешанных драгоценностями. Когда он упал на землю снаружи, он услышал последний крик маленького перекошенного человечка: «Ане вала хун—Я иду!» стандартный, миллион раз услышанный ответ чупрасси на зов своего хозяина.

Глава двадцать вторая

Шум в сарае не дошел до улицы. Группа мужчин возле магазина торговца кукурузой в изумлении поднялась, когда Уильям выбежал со двора. Они побежали, потому что он бежал. Он вскинул руку и закричал: «Предатели! Воры!»

Они все побежали вместе, крича. Уильям прорвался среди них, отвязал ближайшую лошадь, вскочил в седло и ткнул пятками в его бока. Животное неуклюже поскакало галопом и побрело на запад по улице. Шум позади усилился. На окраине деревни Уильям оглянулся через плечо и увидел людей, выбегающих из сарая и бегущих за лошадьми. Их крики в гневе столкнулись с ночью. У его коня был железный рот; он яростно дернул за правый повод и повернул в поле.

В течение часа погоня висела позади него. Под полной луной его лошадь бежала сильно и уверенно, но не быстро. Иногда преследователи догадывались, что рельеф местности заставит его повернуть; затем он слышал, как они выдвигались на фланг и звали друг друга через поля. Иногда на лесных участках он ничего не слышал. Он ехал прямо, как можно ближе к северо-западу, через чащу, кустарник, поле и болото.

Стена джунглей отскочила назад, и перед ним открылась река. Лошадь застенчива, отступила и закричала. Он стучал рукояткой кирки по ее четвертям, пока она не спрыгнула с берега, громоподобно не плюхнулась в воду и не поплыла. Должно быть, это Сонатх; паром Бхадора находился в миле или двух слева от него. На другом берегу реки он проскакал через узкую полоску джунглей и увидел возвышенность, а на ней — призрачные валы и тени на залитой лунным светом деревне — владения Чандры Сена Падва. Он поскакал по улице, наблюдая за молчаливыми домами, задаваясь вопросом, не обманщики ли и здесь обходят его путь. Серые собаки выбежали из большого дома, чтобы рычать на пятки его лошади, пока она не взбрыкнула, не набросилась и не сломала одну голову, а другая не упала назад.

Уильям поскакал дальше, всегда на северо-запад. Под луной страна начала шептать ему на ухо. Однажды холодным утром возле этой одинокой святыни он разговаривал с Чандрой Сеном. Под этим холмом он сидел у небольшого ручья и ждал, пока пескарь в прудах укусит. Его лошадь теперь спотыкалась и не прыгала. Он протолкнул его через ручей и поехал дальше.

Около полуночи он пришел в свое бунгало в Мадхье и соскользнул по ступенькам. Он держал столб для поддержки и плакал: «Эй! Уильям Сэвидж здесь! Впустите меня!» Затем, к дальним помещениям для слуг», «Шер Дил! Кой хай! А-джао, джалди!

Лошадь опустила голову, вздрогнула и вздохнула ревущими вздохами. Кто-то передвигался внутри бунгало. Дрожащий голос за дверью сказал: «Кто — кто там?»

«Уильям Сэвидж. Моя жена там? Впустите меня. Быстро, чувак!»

К нему подбежали шаги, он побежал через территорию комплекса и повернулся, сложив кулаки пополам, но это был всего лишь Шер Дил, на лице которого отразилось недоверчивое удивление, а на глазах — слезы. Он схватил Уильяма за колени, обнял их и громко всхлипнул. Дверь бунгало приоткрылась на дюйм, и Джордж Энджелсмит выглянул наружу. Он вышел вперед с пистолетом в одной руке и свечой в другой. Свет свечи потускнел под яркой луной. Лицо Джорджа было мертвенно-белым, пистолет прыгал в кулаке. Уильям уставился на него, на мгновение сбитый с толку, задаваясь вопросом не попал ли он не туда. Он не знал, кого ожидал увидеть в Мадхье, но, конечно, это был не Джордж Энджелсмит.

Джордж сказал: «Уильям…?»

«Где Мэри?»

«Уехал в Сагтали сегодня днем».

«Милость Христова! Когда, по какому маршруту, какой эскорт? Шер Дил, забери эту